Семь жизней - Монро Нонна. Страница 10

Нэнси умолкла. Она взяла Лею за руку и слегка сжала ладонь.

– Если хочешь, мы можем прогулять последние уроки.

– Не хочу.

Из столовой они обе вышли молча. Чем дальше они уходили, тем тише становилось вокруг. Потом все было как в тумане. Лея не помнила, как они добрались до кабинета, как прозвенел звонок и класс наполнился учениками. Сквозь пелену она рассматривала учителя, который увлеченно рассказывал материал. Лея не слышала. Не слышала ни единого слова, что срывалось с его губ. Не слышала и смех одноклассников, шорох страниц, хруст костяшек пальцев. Не слышала ничего. В отчаянии, она обернулась к Нэнси. Та что-то говорила, но Лея не смогла разобрать слов.

В глазах стало темнеть. Лея не понимала, где стены, пол, потолок. Единственная опора – это парта, в которую она вцепилась, от чего костяшки пальцев побелели.

Я не вижу. Я ничего не вижу.

В горле пересохло. Лея только сейчас поняла, как жадно она пытается схватить ртом воздух. Легкие горели. Внезапная боль в животе заставила сжаться и обхватить себя руками. Лея не сразу поняла, что рухнула на пол. Жар охватил тело. Она буквально чувствовала, как капельки пота скатываются по складкам. Лея попыталась вскрикнуть, но из горла вырвался хрип. Конечности онемели. К горлу подступила тошнота. Тело дернулось от судорог. Пена полилась изо рта.

Мне послышалось, что кричала Нэнси. Ее визг испугал весь класс. Я почувствовала, как она берет мою голову и поворачивает ее в бок. Кажется, меня стошнило. Все тело билось в конвульсиях. Я слышала крик одноклассников, но боль была настолько сильной, что мне сложно открыть глаза. Тошнота вновь подступала к горлу.

Суета вокруг не унималась. Так мало воздуха, невозможно вдохнуть. Я пыталась что-то сказать, но захлебывалась пеной. Мне больно. Мне очень больно. Кто-то плачет? Боже, это Нэнси. Милая, пожалуйста, не плачь. Я хотела умереть, но после твоего дня рождения. Мне так жаль.

Сердце бешено бьется. Каждый вдох дается с трудом. Странно ощущать, как жизнь покидает тело. Жирное, отвратительное тело. Если бы у меня была красивая внешность. Если бы у меня было красивое тело.

Себастьян. Его имя вертится в моей голове. Его испуганные глаза я вижу снова и снова. Неужели ты к этому причастен? Я не верю. Не верю.

Стрелки на часах для меня застыли. Двенадцать сорок пять. Я больше не могу держать глаза открытыми. В голове нет мыслей. Все, чего я хочу – это почувствовать прикосновения Нэнси. Из ее глаз льются слезы. Ее крик застыл в моих ушах. Она воет волком, сжимает мою руку, делает все, чтобы я пришла в сознание. А я не могу. Веки такие тяжелые, что мне трудно держать их открытыми. Можно, я посплю? Закрою глаза на несколько минут, а потом все будет хорошо. Да, так и сделаю. Спокойной ночи, Лея. Надеюсь, в другой жизни тебе повезет больше, чем в этой.

Уайлли

Станция метрополитена была заполнена людьми. Они спешили, толкались, закатывали глаза и наиграно цокали языком. В этой спешке никто не замечал одинокую девушку, что сидела возле стены с маленькой картонной коробкой. Колени были поджаты, голова откинута на серую стену с обшарпанной краской, ленивый взгляд скользил по прохожим. Ее светлые короткие волосы красиво обрамляли худенькое лицо с выступающими скулами. Маленький аккуратный носик слегка вздернут. Тонкие губы обветрены. Девушка постоянно облизывала их, пытаясь хоть как-то увлажнить. Прохожие обращали на нее внимание, но как только взгляд опускался ниже, брезгливо одергивали пальто. Ее бедность хорошо просвечивала сквозь одежду. Старый растянутый свитер зеленого цвета хорошо гармонировал с ее глазами, хоть и был на несколько размеров больше. Синие джинсы с низкой посадкой были грязные и протертые. Они неплохо смотрелись на худеньких ножках, но явно требовали стирки. Кожаные ботинки без меховой подкладки. Ноги в них мерзли и из-за нескольких дырок промокали.

– Какой кошмар, девчонка-то симпатичная, но в таких обносках, – бросила одна из мимо проходящих девушек.

– Не говори, думаю наркоманка, вот и просит на дозу, – вторила ей ее подруга.

Уайлли не обращала внимания. Она привыкла выслушивать в свой адрес обвинения. Людям проще было поставить диагноз, чем подать руку помощи.

Несколько монет упали в ее коробку. Девушка подняла голову и едва заметно кивнула молодому человеку. Гитарист. Он часто приходил в метро и садился напротив нее. Его малоизвестные песни привлекали публику. Люди считали парня талантливым, отчего с удовольствием делились деньгами. Именно поэтому он каждый вечер уходил с набитыми карманами, а Уайлли возвращалась ни с чем.

Уайлли поежилась от холода и решила пойти домой. Девушка сгребла монеты из коробки и кинула в карман джинсов. Этого хватит, чтобы купить воду и хлеб.

Интересно, отцу заплатили сегодня зарплату?

Ледяной ветер не щадил кожу. Уайлли натянула рукава свитера. Обняв себя руками, она попыталась не дрожать. Попыталась убедить себя, что ей не так холодно, но предательский кашель вырвался из груди. Остановившись, девушка неуверенно переводила взгляд на две дороги, на перепутье которых оказалась. Одна вела в сторону дома, вторая в сторону местной свалки.

Может быть, кто-то выкинул куртку или плед? Сейчас было бы кстати найти что-нибудь теплое.

Стиснув зубы, она копошилась в баках, стараясь не обращать внимание на подступившую тошноту. Слуха коснулся крысиный писк, но и на него Уайлли не реагировала. Страх перед этими грызунами был ничтожно мал, в отличие от страха быть замеченной одноклассниками. Уайлли ненавидела ту жалость, что вспыхивала в их глазах. Однажды они заметили ее. В тот день они молча прошли мимо, но на следующий принесли несколько пакетов с вещами и едой. Уайлли не смогла сдержать слез.

Перебирая мусорные пакеты, жестяные банки и листы бумаги, она наконец-то нащупала что-то мягкое. Уайлли потянула за край и вытащила небольшой плед. В нем было несколько прожженных дыр и запачканные края, но все же он дарил хоть какое-то тепло. Уайлли накинула его на плечи и поспешила домой.

Жили они на самой окраине города. За ветхим забором, что от сухости склонился набок, стоял одноэтажный дом из гнилых досок и с протекающей крышей. Деревянная дверь сильно провисла и с трудом удерживалась на ржавых петлях. В самом доме было всего три комнаты: гостиная, ванная и кухня. Ни одна из них не отличалась обилием мебели. На кухне стоял старый холодильник, плита, круглый стол и два стула с расшатанными ножками. В гостиной на полу валялись матрасы и некое подобие дивана. Отец сколотил его из сырых поддонов и поставил в самом центре комнаты. Ванная комната выглядела еще скромнее: в прошлом году Уайлли нашла унитаз на свалке, и вместе с отцом притащила его домой. Душевую кабину соорудили из трех металлических балок и прикрыли рекламным баннером. В этих реалиях приходилась выживать. Уайлли держалась. Держалась как могла. Стиснув зубы, сжав кулаки, она держалась из последних сил.

Уайлли отодвинула щеколду и бережно открыла калитку. К их дому не вела дорожка, от того приходилось добираться сквозь слякоть и грязь.

– Пап, ты дома?

– Да, милая, заходи на кухню.

– Что делаешь? – небольшой пакет с продуктами привлек ее внимание. – Зарплату дали?

– Да, но не все выплатили. Вот чуть-чуть прикупил. Голодная? Садись, мама уже скоро будет.

В подтверждение его слов, старая дверь с лязгом распахнулась и показалась белокурая голова. Вместе с ней в дом ворвался запах свежеиспеченного хлеба.

– Берите скорей, пока горячий, – мама развернула пакет и отломила всем по кусочку.

Ничего вкусней Уайлли не ела. Хлеб был горячим, мягким и безумно вкусным. Уайлли потянулась к пачке масла и отрезала от него маленький кусочек.

– Боже, как вкусно, – промурлыкала Уайлли, закрывая глаза.

– Уайлли, где ты была сегодня?

Молча, она вытащила из кармана монеты и высыпала их на стол.