Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Шувалов Александр. Страница 49

«Когда я познакомился с ней ближе, то был поражен ее громаднейшим талантом все схватывать самым быстрым образом: никогда не учившись музыке, она сама выучилась играть на фортепиано и давала концерты в Париже (и Лондоне); никогда не изучая теорию музыки, она сделалась капельмейстером оркестра и хора у сербского короля Милана; давала спиритические представления; никогда серьезно не изучая языков, она говорила по-французски, по-английски и на других европейских языках как на своем родном языке; никогда не изучая серьезно русской грамматики и литературы, многократно, на моих глазах, она писала длиннейшие письма стихами своим знакомым и родным с такой легкостью, с которой я не мог бы написать письма прозой; она могла писать целые листы стихами, которые лились как музыка и которые не содержали в себе ничего серьезного; она писала с легкостью всевозможные газетные статьи на самые серьезные темы; совсем не зная основательно того предмета, о котором писала; могла, смотря в глаза, говорить и рассказывать самые небывалые вещи, выражаясь иначе, — неправду, и с таким убеждением, с каким говорят только те лица, которые никогда, кроме правды, ничего не говорят». (Витте, 1991, с. 9.)

«Сверхнормальные способности… давали возможность Учителям Морня и Кут Хуми легко сообщаться с ней на расстоянии посредством мысленного телеграфа… Е.П. Блаватская с внешней стороны проявляла больше недостатков, чем достоинств. Она преждевременно стала грузной, но неустанно таскала по всем частям света свое неуклюжее и терзаемое различными болезнями тело. Она была обуреваема страстями, всегда раздражена, негодовала, проклинала и командовала без конца; ругалась как солдат; курила с утра до вечера повсюду, даже в священных храмах Индии… От природы она обладала холерическим темпераментом, была натурой пылкой, легко воспламеняющейся, потому так бурно реагировала на окружающие ее отрицательные жизненные явления». (Писарева, 1990, с. 38, 43–44.)

«Будучи в высшей степени порывистой, несдержанной и, в иные минуты, до крайности наивной, Блаватская могла “до конца” отуманить только людей, еще более наивных, чем она, еще более несообразительных. Главная же ее сила и условие ее успехов заключались в необычайном ее цинизме и презрении к людям, которое она скрывала весьма удачно, но которое все же иной раз прорывалось неудержимо. “Чем проще, чем глупее и грубее феномен, — признавалась она мне впоследствии, — тем он вернее удается”…Извлечения из подлинного отчета комиссии, назначенной для исследования феноменов теософического общества: “…Что касается нас, мы не видим в ней ни представительницы таинственных мудрецов, ни того менее простой авантюристки; мы полагаем, что она заслужила свое место в истории как одна из наиболее совершенных, остроумных и интересных обманщиц нашей эпохи”…Такая талантливость и энергия — стихийная сила, с которой нелегко бороться. Эта сила, в соединении с душевной извращенностью, с каким-то звериным непониманием “в жизни” различия между добром и злом, произвело одно из весьма интересных и характерных явлений конца девятнадцатого века — теософическое общество». (Соловьев. 1994, с. 69, 103, 267.)

Сексуальная сфера

«Считают, что временами она испытывала гомосексуальные чувства, но имеющийся материал недостаточен для установления несомненного диагноза гомосексуализма… Уже в школьные годы вела себя как мальчишка, резвясь на неоседланных казачьих лошадях… Вела в высшей степени беспокойную жизнь. Говорят, что она впадала в состояния транса, при котором наступало расщепление личности, при этом одна из личностей постоянно была мужской. Нет убедительных доказательств того факта, что ее гениталии были ненормальны. Можно предположить наличие ложного гермафродитизма, при котором, как показывает опыт, часто имеют место гомосексуальные наклонности. Временами Блаватская обращалась к однозначно мужским профессиям. Так, в Одессе она пыталась заняться оптовой торговлей лесом. Позже поступала в добровольческий партизанский отряд Гарибальди и участвовала в сражении при Ментане, где была тяжело ранена. Между тем никто кроме ее самой не упоминает об этой странице ее биографии. Партизаны, чьей соратницей она якобы была в том сражении, ее присутствие отрицают. Некоторые периоды жизни Блаватской вообще прикрыты мраком; опа столько необыкновенного рассказывала о себе, о своих приключениях и путешествиях, что невозможно отделить правду от вымысла. Можно допустить, что в психическом отношении она была не совсем нормальной личностью и в болезненном состоянии путала фантазию с действительностью… Эпизодически она присваивала себе мужское имя,'' например, “Джек” и могла шуметь и ругаться как ломовой извозчик». (Moll. 1910, с. 74–75.)

[Выписка из медицинского свидетельства от 3 ноября 1885 г.] «…Страдает Anteflerio Uteri''¹, по всей видимости, врожденной, поскольку она, как показывает подробное исследование, никогда не рожала и не переносила гинекологических заболеваний… “Каждое ее слово и каждый ее поступок говорили о безразличии к сексу”, — писал хорошо знающий Елену полковник Олкотт». (Мэрфи, 1999, с. 18.)

Особенности творчества

«Существует множество свидетельств, как, например, даже во время оживленного разговора, когда внимание Елены Петровны было устремлено на определенный предмет, она внезапно останавливалась, как бы прислушиваясь, и вслед за тем каждый раз появлялось или письмо, или внутреннее указание, которое она спешила выполнить. Никто при этом не слыхал каких-либо звуков, кроме нее; лишь до ее раскрытого внутреннего слуха ясно доносились внутренне произносимые слова Учителя, которые и передавались посредством соединявших их магнетических токов…Ее постоянные и неизменные заявления, что не она автор своих книг, что она только орудие, только пишущая под диктант и т. д. Если бы это было не верно, если бы за ней не стояли Учителя и она сама придумала свою “Тайную Доктрину”, со всеми ее бесчисленными ссылками и цитатами, она оказалась бы не только обладательницей огромной учености, неизвестно где приобретенной, но и величайшим гением, потому что такого индивидуального творчества, как ее “Тайная Доктрина”, не найти ни в одной эпохе. И что могло заставить ее лишать себя заслуженной славы, почета и уважения своих современников и упорно приписывать свое личное творчество несуществующим призракам? Какие силы могли бы заставить человека, который собственными усилиями приобрел массу знаний, отрекаться от них в пользу создания своей фантазии, вызывая лично к себе оскорбительное недоверие, насмешки и непонимание со всех сторон, даже со стороны близких и дорогих людей? Только одно безнадежное сумасшествие могло бы вызвать такое невероятное положение вещей, а между тем Елену Петровну обвиняли в очень многих грехах, но в этом ее не обвиняли никогда… Писала Елена Петровна свою книгу всегда в присутствии Олькотта, который занимался в той же комнате и помогал ей, выправляя английский стиль каждого листа. Он сообщает много интересного по поводу этой совместной работы, хотя наблюдения его чисто внешние и дать им какое-либо объяснение он совсем не мог. Так, в передаваемых ему для редакции листах он наблюдал четыре разных почерка, хотя общий характер письма оставался во всех четырех один и тот же… И в достоинстве английского стиля замечалась большая разница, смотря по тому, которым из четырех почерков страница была написана». (Е. Л., 1991, с. 21, 24, 31.)

[Из письма Блаватской к Н.А. Фадеевой] «…Как могло случиться, что я, до зрелых лет, тебе известно, круглый неуч, вдруг стала феноменом учености в глазах людей действительно ученых? Ведь это непроницаемая мистерия! Я — психологическая задача, — ребус и эпигма для грядущих поколений, — сфинкс! Подумай только, что я, которая ровно ничего не изучала в жизни; я, которая ни о химии, ни о физике, ни о зоологии — как есть понятия не имела — теперь пишу обо всем этом диссертации. Вхожу с учеными в диспуты и выхожу победительницей… Я не понимаю, как это делается… Все, что я ни читаю теперь, мне кажется знакомым… Я нахожу ошибки в статьях ученых, в лекциях Тиндаля, Герберта Спенсера, Хекслея и др…У меня толкутся с утра до вечера профессора, доктора наук, теологи. Входят в споры, — и я оказываюсь права… Откуда же все это? Подменили меня что ли?» (Елена Петровна Блаватская…, 1992, с. 407.)