Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Шувалов Александр. Страница 75
«Трудно избавиться от мысли, что постоянно испытываемый им голод связан был с диабетом, от которого он и погиб… Он страдал также тяжкой и длительной невралгией лицевого нерва, впервые проявившейся еще в 1854 году, вследствие чего, в конце концов, у него произошло опущение левого века… Я позволил себе здесь это отступление как попытку объяснить полифагию писателя, проявившуюся, между прочим, и в его постоянной заботе о том, что и как едят его герои». (Жюль-Верн, 1978, с. 42.)
Особенности творчества
«…По своему темпераменту Жюль Верн просто не мог разрешить себе такой роскоши, как шлифовка каждой фразы, поиски единственного, незаменимого эпитета или какой-нибудь яркой метафоры… Воображение гнало его вперед, стремительно развивающееся действие ее не позволяло задерживаться». (Брандис, 1978, с. 17.)
[Жена] «…сама себя исключила из его интеллектуального мира, Жюль, берясь за перо, забывает даже о существовании женщины». (Жюль-Верн, 1978, с. 207.)
«В конце концов этот мнимоблагополучный буржуазный дом превратился…
в “клубок змей’’… В такой обстановке он жил и работал последние два десятилетия. Тоска и одиночество толкали Жюля Верна к еще более интенсивной работе, превратившейся в маниакальную страсть. В результате накопилось столько готовых рукописей, что Этцель-младший, выпускавший ежегодно по два новых тома “необыкновенных путешествий”, не мог угнаться за производительностью своего автора». (Бран, — дис, 1978, с. 23–24.)
«Работа — это моя жизненная функция. Когда я не работаю, то не ощущаю в себе никакой жизни». (Жюль-Верн)
А. Гореславский (1998) описывает документально подтвержденный случай, происшедший с писателем: описывая, как его герои плывут на плоту по кипящей подземной реке, Верн получил ожог. Самовнушенный ожог — явление того же порядка, что и «удар ножом» у М. Горького (см.), «отравление мышьяком» у Г. Флобера (см.) и стигматизация у Ф. Ассизского (см.). Обычно этот феномен свидетельствует о повышенной са-мовнушаемости, что в ряде случаев рассматривается психиатрами как признак истерической личности (или истероподоб-ного расстройства). Любопытен также механизм «вытеснения» женщин из числа персонажей произведений писателя-фантаста. Причина этому коренилась, вероятно, в неудачном браке. Писать о женщинах плохо Жюль Верн не хотел (нарушилась бы композиция романа), а хорошо — не мог. Необыкновенная творческая продуктивность (несмотря на возрастающее число всевозможных болезней) еще больше усиливалась неблагоприятной семейной обстановкой. Жюль Верн уходил из реальной жизни в мир вымышленный, где он чувствовал себя полным хозяином своих героев, хозяином ситуации и всего хода событий, где мог поступать по своему желанию и усмотрению.
ВЕРХАРН (Veihaeren) ЭМИЛЬ (1855–1916), бельгийский поэт-символист, драматург и критик.
«Печален лик земли среди угрюмых зданий, Где жизнь заключена в прямоугольный плен,
Где предопределен удел моих страданий Всей тяжестью колони и непреклонных стен».
Э. Верхарн. «Законы»
«Сам испытавший на себе этот социальный кризис в виде острого психоза, в виде душевной болезни (см. его сборники конца 80 и начала 90 гг.)». (Фриче В.М., ЭС Гранат, т. 9, с. 566.)
«К 1887—90 относится период духовного кризиса, обнаружившегося в творчестве Верхарна. В сборниках “Вечера” (1887), “Крушение” (1888), “Черные факелы” (1890) поэт предстает как человек на грани отчаяния, воспринимающий жизнь в черном свете всеобщей гибели». (Ваксмахер, 1962, с. 937.)
«Для жизни на земле мы непригодны впредь. / В спокойствии немом лучась багряной славой, / Дозрели мы с тобой до смерти величавой, / Мы гордо ей в глаза сумеем посмотреть». (Верхарн Э. «Умереть».)
«В трагической трилогии создан потрясающий по искренности, по правдивости, по силе эмоционального впечатления образ страдающей души, повергнутой в отчаянье, в неслыханные муки, оказавшейся на грани самоистязания. Верхарн в те годы был тяжело болен…
Верхарн же не сочинял страдания — он страдал». (Андреев, 1972. с. 10.)
«Создание этих книг совпадает с эпохой тяжелой болезни поэта и его разочарования в прежних идеалах. Это книги глубоко пессимистические, порывающие с прежним поклонением перед физической силой, здоровьем и “здравым разумом”: поэт славит в них ночь, болезнь, безумие». (Брюсов, 1993, с. 258.)
«Он боится сойти с ума, он начинает думать о самоубийстве… Его стихотворения остаются галлюцинацией несчастного человека». (Луначарский, 19296, с. 191.)
«В одеждах цветом яд и гной / Влачится мертвый разум мой…» (Э. Верхарн. «Мертвец».)
Можно сделать следующую попытку психоаналитической трактовки Верхарна: в Эдиповом комплексе образ матери поэта замещается образом погибающей Родины. Социально-политический кризис в стране поэт воспринял как разрыв симбиотической связи с матерью, т. е. утрата старого мира сравнивается с утратой архетипа Матери. Невозможность вернуть ее ввергает Верхарна в отчаяние и депрессию, которые находят свое отражение в поэтическом творчестве.
ВИЙОН (Villon) ФРАНСУА (1431 или 1432 — после 1463), величайший французский поэт. Мотивы одиночества и покаяния сочетаются с дерзким прославлением земных радостей.
«Куда бы ни пошел, везде мой дом, Чужбина мне — страна моя родная».
Ф. Вийон
«Я бедняком был от рожденья / И вскормлен бедною семьей, / Отец не приобрел именья, / И дед Орас ходил босой…» (Вийон Ф., 1461.)
«В 1455 г. убил в драке священника, бежал из Парижа. Был помилован, но, вернувшись, связал свою судьбу с воровскими шайками, участвовал в кражах и ограблениях, не раз сидел в тюрьмах». (Голенищев-Кутузов, Антокольский, 1962, с. 962.)
«Вся последующая жизнь Вийона проходит в бесконечных скитаниях по Франции в компании подонков общества». (Шабад, 1929, с. 221.)
«Не подлежит сомнению, что в 1457–1461 годах Вийон был обыкновенным бродягой, и больше никем. Его обращение к сильным мира сего… потерпело неудачу. Его средства существования сомнительны, но они еще не самые позорные. Он — нищий. И это приводит его в тюрьму. Живя всякими уловками, иногда прибегая к мошенничеству, он не гнушается и воровством, участвует в ночных вылазках, однако это не бандит с большой дороги». (Фа-въе, 1991, с. 345.)
«В 1461 г., приговоренный к смерти, от которой его спасает амнистия, Вийон создает свои лучшие произведения… Биография и творчество более тесно связаны у Вийона, чем у какого бы то ни было поэта Франции». (Шабад, 1929, с. 221.)
«За дерзкие выходки его дважды приговаривали к смерти, но оба раза спасала амнистия. Был момент, когда он помышлял о самоубийстве. Он был заводилой и настоящим атаманом шайки. Его проделки, о которых повествуется в “Откровенных сластолюбцах”, могут возбудить только отвращение… Его тяжелая жизнь в конце концов разрушила его здоровье и истощила его, казалось бы, неистощимую веселость. Рано состарившись, оставшись без средств к существованию, одинокий и гонимый, он ушел, как уходили в те времена простолюдины, — безвестно». (Гарин, 1992, т. 1, с. 332, 334.)
«Я — Франсуа, чему не рад. / Увы, ждет смерть злодея, / И сколько весит этот зад, / Узнает завтра шея». (Вийон Ф. «Четверостишие», 1463.)
В проблеме «гений и злодейство» обычно преобладает этическая оценка личности. Мы, конечно, можем заявить (аналогично знаменитому восклицанию Н. Озерова: «Такой хоккей нам не нужен'.»), что «такой гений нам не нужен!». Но, во-первых, нужен! А, во-вторых, гении-злодеи не перестанут от этого существовать. Перефразируя Ф.М. Достоевского, можно еще задать дискуссионный вопрос: стоят ли произведения гения одного «замученного ребенка»? Право морального выбора всегда остается за нами. Скольких людей обманул, ограбил, убил Франсуа Вийон? Вопреки мнению А.С. Пушкина гений уживается с любым «моральным обликом», нравится нам это или нет. Как, впрочем, и бездарность. Вспомним мольеровское: «Прекрасный человек ведь все-таки при этом / Отлично может быть посредственным поэтом». В психопатологическом плане можно предположить у поэта наличие диссоциального расстройства личности.