Не любовница (СИ) - Шнайдер Анна. Страница 39

Хотя общаться с Иваном Дмитриевичем Оксане понравилось: он рассказывал интересные вещи, обладал хорошим чувством юмора, не опускаясь в шутках ниже пояса, да и сам умел слушать и задавать вопросы. И Оксана не могла не признать, что если уж и отдавать маму, то только такому человеку — он её точно не обидит. Однако…

— Мам, ты уверена? — спросила Оксана с беспокойством, когда Иван Дмитриевич отлучился в туалет за полчаса до Нового года. — Насчёт вас с ним…

— Ни в чём нельзя быть уверенной до конца, Ксан, — улыбнулась женщина. — Мне с Ваней хорошо. Спокойно. Это главное.

— Но ты же…

Произнести «не любишь его» Оксана почему-то не смогла.

— Я уже любила твоего отца, — ответила её мама, вздохнув. — И что? Где сейчас эта любовь, что он с ней сделал? На помойку выбросил и ногами ещё попинал, чтобы лучше дохла. Не хочу больше ничего подобного, поэтому и отношений столько лет не заводила. А познакомилась с Ваней и поняла, что спокойно мне с ним и ничего другого не хочется. Не нужны бурные и бурлящие чувства, кипящие страсти. Мне скоро полтинник, Ксан. Хватит, накипелась я уже, настрадалась. Помнишь, как там у Булгакова? Не свет, но покой. Вот мне не нужен никакой свет — он, бывает, жжётся. А покой в самый раз.

И вновь Оксана ощутила большую злость на отца — потому что всё, о чём говорила сейчас мама, было по его вине. Оксана понимала её и не могла осуждать: после подобного удара в спину единственной мечтой действительно должен быть покой. И никаких страстей. Даже если предадут — будет не так больно.

Хотя предавать явно не в характере Ивана Дмитриевича, это Оксана понимала.

— Мы на каникулах собираемся в гости к Ваниным сыновьям, — вновь огорошила её мама. — Познакомиться. Хочешь, поедем с нами? Они нормально восприняли моё появление в его жизни, обрадовались даже. Тебе тоже будут рады.

— Думаешь, это удобно? — засомневалась Оксана. — Как-то… не знаю…

— Да брось, Оксана, — засмеялся входящий в комнату Иван Дмитриевич. — Мы же не на неделю к моим ребятам собираемся, а на пару часов заскочим. У обоих отличные жёны, внуки у меня милые, мелкие такие. Илюшке два года, а Кристине всего шесть месяцев.

— Да мне как-то неловко без приглашения.

— Почему без приглашения? — удивился мужчина. — Мои сыновья вообще звали нас всех на дачу Новый год вместе встречать, но мы с Лидой решили, что не будем сваливать на тебя новости подобным образом. Сначала я с тобой познакомлюсь, потом уже все остальные — с тобой и твоей мамой. Так что решайся.

— Ладно, — кивнула Оксана, хотя на языке вертелся вопрос. — Тогда я поеду с вами.

— Тебе нужно знать кое-что ещё, — заметил Иван Дмитриевич и, бросив быстрый взгляд на её маму, улыбнулся и сказал, в очередной раз донельзя огорошив Оксану: — Мы с Лидой подали заявление в загс, через месяц зарегистрируем брак. Без торжеств, потом просто в ресторане посидим, да и всё.

Оксана кашлянула, посмотрела сначала на улыбающегося Ивана Дмитриевича, затем — на смущённую и чуть розоватую маму, набрала воздуха в грудь и выпалила:

— За это надо выпить.

— Это правильный подход, — хмыкнул Иван Дмитриевич, пока Оксанина мама хихикала. — Только чаю. Бокала шампанского мне на сегодня достаточно, утром ещё назад ехать.

Глава 55

Через час после наступления Нового года Оксана предложила немного погулять. Тем более что погода была отличная — лёгкий мороз, пушистый снег, серебрящийся в свете фонарей и хрустящий под ногами. Мама и Иван Дмитриевич с радостью согласились, и спустя несколько минут они втроём уже шли по улице вдоль дома, глядя на весёлую компанию людей, запускающих фейерверки прямо на детской площадке.

Оксана увидела его первой. Точнее, сначала она заметила чьё-то белое лицо, почти сливающееся по цвету со снегом, и полные отчаяния глаза. И только потом поняла, что человек, который таращится на её маму и Ивана Дмитриевича, стоя почти напротив подъезда, возле лавочки, и мнёт в руках ярко-алый подарочный пакет — её отец.

— Валера? — в этот момент его заметила и мама, но голос, поначалу просто полный недоумения, почти сразу зазвенел от злости. — Ты что здесь делаешь? Я же просила — не приезжать!

Оксана поморщилась. Да, отец пару раз не выдерживал и заявлялся к ним в новогоднюю ночь, но мама никогда не пускала его на порог. Подарок он потом передавал с Оксаной, и мама даже не заглядывала в пакет — сразу выкидывала в мусорный контейнер.

Но сейчас отца было жальче, чем обычно. Одно дело — прийти к двум одиноким женщинам, и совсем другое — застать бывшую, но всё ещё любимую жену, прогуливающейся под ручку с другим мужиком. Отец-то наверняка думал, что мама будет как он — всё время одна и одна, вот он постепенно и возьмёт её измором…

Тут Оксане стало стыдно, потому что, несмотря на жалость, она вдруг ощутила ещё и небольшое злорадство. Вот, папочка, смотри, что ты своими руками сотворил. Гляди-гляди, не нагляделся? А могли бы жить вместе, как раньше, за руки держаться, друг друга поддерживать. И гулять после Нового года Оксана пошла бы с родителями…

— Лида… — прошептал отец, и всё злорадство неожиданно растворилось, исчезло — потому что он вдруг схватился за сердце, сдавленно охнув, и начал заваливаться набок, к забору.

Мама ойкнула, Иван Дмитриевич отреагировал молниеносно — метнулся вперёд, обхватил отца Оксаны руками, не давая свалиться на землю, придержал и аккуратно посадил на дорогу.

— Лида, скорую, быстро, — скомандовал Иван Дмитриевич резко. — Что-то с сердцем у него явно. А ты сиди, не шевелись! Таблеток у тебя никаких с собой нет?

— Нет, — сдавленно ответил отец, тяжело, с присвистом дыша. Оксана села рядом с ним на корточки, взяла за руку, сжала ладонь, пытаясь поддержать, — и он открыл глаза, посмотрел на неё. Тогда Оксана и заметила, что он плачет. Скупо, по-мужски, но ресницы были мокрыми, а вскоре и по щекам скатилось несколько слезинок.

Скорая, как ни странно, приехала быстро, и так же быстро загрузила отца Оксаны в машину.

— Я поеду с ним, — заявила в этот момент мама, и Оксана уставилась на неё с недоумением. — Извините, Ваня, Ксана. Я просто…

— Я понимаю, — перебил её Иван Дмитриевич настолько спокойно, что Оксана даже удивилась. Любой другой мужик, наверное, устроил бы скандал из-за решения сопровождать бывшего мужа в больницу, но Иван Дмитриевич воспринял всё это адекватно. — Поезжай, конечно. Я тогда домой. Тебя подвезти, Оксана?

Она обескураженно кивнула, глядя на то, как её мать забирается в машину скорой помощи вслед за отцом.

— Было бы неплохо. В новогоднюю ночь такси с меня сдерёт три шкуры. Но вам не по пути, наверное?

— Как раз наоборот, по пути. Что ж, тогда пойдём? Здесь нам всё равно больше нечего делать.

Скорая отъехала, и Оксана с Иваном Дмитриевичем направились к его машине. Спохватившись через несколько секунд, Оксана оглянулась — подарочный пакет, который отец принёс с собой, лежал на снегу, смятый и такой жалкий, что у неё заныло сердце. Оксана вернулась, подхватила подарок и побежала дальше за Иваном Дмитриевичем.

Внутрь заглянула уже в машине. Конфеты, шампанское, банка икры — причём чёрной! — и любимые мамины духи. Оксана сглотнула леденящую душу жалость, посмотрела на Ивана Дмитриевича, который уверенно вёл машину, и зачем-то поинтересовалась:

— А вы… не ревнуете?

— Нет, — он мягко улыбнулся, качнув головой. — Оксан, ты же сама знаешь и прекрасно понимаешь всё, взрослая уже.

— Понимаю, — она вздохнула. — Но мама ведь до сих пор его любит, поэтому и поехала.

— Оксан, она любит не его, — так же мягко возразил Иван Дмитриевич. — Прости за цинизм, это всё мой возраст и жизненный опыт. Лида любит свои воспоминания. О прошлом, о молодости, о вашей жизни вместе. Эти воспоминания составляют огромный пласт её жизни, и она от них никогда не отделается, так же, как я никогда не избавлюсь от воспоминаний о своей жене.

Он сказал «избавлюсь», и Оксане показалось это странным, но она не стала уточнять. Просто сидела и слушала. И понимала: Иван Дмитриевич прав.