Фактор беспокойства (СИ) - Ковригин Алексей. Страница 55
— Деточка, плакать, смеяться и нормально разговаривать лучше всего на родном языке. Не мучай себя и нас, говори на том языке, на котором твоя мать пела тебе колыбельные песни. Мой мальчик тоже знает восемь языков и ещё на четырёх может сносно ругаться, но лучше всего это у него получается на идиш. Хоть он сам и считает себя итальянцем, но я его Мама и лучше него знаю, кто он есть на самом деле.
Блин! А вот Анатра даже ни разу не намекнул, что мне лучше бы на итальянском языке только скромно «помалкивать в тряпочку», а я-то считал себя полиглотом! Оказывается, это «Цветочек» у нас полиглот, а я всего лишь «мимо проходил». Досадно и неудобно, «довыпендривался» называется. Но дальше разговор пошёл «на родном» и если при этом испытывал затруднение с ответом, то и английский язык в этой семье тоже все без переводчика понимают. После часового «чаепития» с вареньем и бубликами, где мне пришлось пересказывать заинтересованным слушателям краткую историю своего «детства и отрочества» вплоть до приезда в Нью-Йорк, мы переходим в шикарную гостиную. Энрико с видимым удовольствием демонстрирует фортепиано и гордо сообщает, что в Бронксе более шестидесяти фабрик, изготавливающих только рояли и пианино, не считая множества других небольших мастерских, занятых производством остальной «музыкальной мелочёвки». Бронкс — «музыкальная столица» Нью-Йорка, если такой термин подходит этому округу.
С удивлением узнаю, что и сам Мэр неплохо играет на этом инструменте. В детстве он обучался игре на виолончели, а пианино освоил уже самостоятельно в юношеском возрасте. Оказывается, его отец служил капельмейстером в военном оркестре пока не отравился некачественным мясом, купленным за «небольшую мзду» полковым интендантом у недобросовестного поставщика. Отец умер и с тех самых пор Ла Гуардия стал непримиримым борцом с коррупционерами всех мастей, какие бы должности они не занимали. Первым деянием «Цветочка» на посту Мэра Нью-Йорка стало скандальное увольнение «по служебному несоответствию» и судебное преследование ряда высокопоставленных сотрудников городской мэрии уличённых во взятках и протекционизме. Это не принесло ему любви от коррумпированных чиновников, но в лице простых горожан «Большого яблока» Ла Гуардия получил просто колоссальную поддержку и всеобщее обожание.
Не меньшее одобрение у рядовых сограждан получила его непримиримая борьба с мафией, нагло обложившей данью обычных предпринимателей города и диктующей на рынках Нью-Йорка свои условия. С отмиранием бутлегерства члены преступных синдикатов с лёгкостью переключились на наркоторговлю, проституцию и рэкет. Приказ нового Мэра города о немедленном аресте Сальваторе Лукания, главы итальянской мафии Нью-Йорка более известного под прозвищем «Лаки Лучано», даже вызвал некоторую оторопь и «нервическое» замешательство в «верхних эшелонах» Нью-Йоркской полиции. Но следом грянуло распоряжение Мэра «О реформе полицейского управления Нью-Йорка» и полицейские чины из тех, что благополучно пересидели в своих креслах всю эту «перестройку», тут же рьяно кинулись выполнять свои обязанности. «Счастливчик» Лучано пока где-то в бегах, но из своего прошлого помню, что в итоге он всё-таки получит «свои законные» пятьдесят лет, так что недолго ему бегать осталось.
Правда мафиози отсидит не весь свой срок, а пойдёт на сотрудничество с госдепом и в обмен на помощь «в нормализации работы» Нью-Йоркских доков в годы второй мировой войны, и за активное участие в консультациях американских военных по поводу высадки десанта на Сицилию, после второй мировой войны будет освобождён досрочно и депортирован в Италию, где и окончит свои грешные дни. Но всё это не имеет никакого отношения к нашей сегодняшней встрече. Моя скромная задача «обаять старушку» и тем самым вызвать к себе расположение Мэра мне удалась в полной мере. Сыграл и спел не так уж и много, но «новые песни о главном» в моём исполнении матушке Энрико очень понравились и особенно её умилила и растрогала «Тода», за что большое спасибо моему другу из «прошлого будущего» Борису Розенцвейгу. Вскоре «тётушка Ирен» утомилась, и заботливый сын увёл её отдыхать, извинившись и попросив меня дождаться его возвращения.
* * *
— Майкл, большое тебе спасибо за то, что так порадовал мою маму, но мы оба прекрасно понимаем, что ты пришёл ко мне не только для того чтоб спеть несколько песен для моей матушки. Так чем же я могу быть тебе полезен? — Энрико расслабленно сидит в удобном мягком кресле и совершенно беззастенчиво, но с видимым интересом меня разглядывает.
Молча достаю из портфеля карту Перу с заранее нанесённым маршрутом моего полёта. Подвинув чашки с чаем в сторону, раскладываю её на журнальном столике за которым мы сидим и указываю на два кружка на карте, а затем вкратце пересказываю «историю открытия» загадочных фигур на плато.
— Мистер Ла Гуардия, мы оба лётчики и хорошо понимаем, что если на земле есть знаки, видимые только с воздуха, то они и предназначены для тех, кто сможет их увидеть. Это сенсация мирового уровня. Или предки современных индейцев умели летать, или это следы древней цивилизации вообще не имеющей отношения к индейцам. Но с этим пусть разбираются учёные. Не скрою, в Советском консульстве к моим словам отнеслись довольно скептически. Так оно и не располагает теми широкими возможностями что имеются у Вас. Если об этом открытии я сейчас сообщу газетчикам, то без весомых доказательств они просто поднимут меня на смех, да и не нуждаюсь я в лаврах первооткрывателя. Но вот Вы вполне можете отправить небольшую экспедицию для обследования этих плато. Достаточно одного самолёта, оборудованного кинокамерами или фотоаппаратами для воздушной съёмки. В качестве эксперта лучше использовать известного археолога чьим словам несомненно поверят, тем более что они будут подтверждены фотоснимками. Не мне Вам объяснять, какое влияние подобное открытие окажет на имидж Вашей страны на мировой арене, как первооткрывательницы этого сенсационного феномена. А Ваше имя, как организатора этой научной экспедиции станет не только широко известно во всём мире, что несомненно укрепит Ваш личный авторитет как прозорливого политика не чуждого чаяньям науки, но также пойдёт на пользу Вам и Вашей партии. Решайтесь! Вы ничего не теряете.
На долгие десять минут мой собеседник уходит в глубокую задумчивость. Моя искренняя убеждённость в своей правоте в итоге переборола его первоначальный скептицизм от моего сообщения. Ла Гуардия действительно в случае неудачи не теряет ничего. Всего лишь деньги на один «ознакомительный полёт» по уже известному маршруту. Вот только афишировать «экспедицию» в прессе заранее не стоит. Но в том случае, если мои слова подтвердятся, выгода от этого сенсационного открытия очевидна.
— Хорошо Майкл, свою выгоду в твоём предложении я вижу отчётливо, но в чём заключается твой интерес, если «лавры первооткрывателя» тебя не интересуют? — взгляд моего собеседника становится заинтересованным.
Вновь молча выкладываю на столик перед собеседником новые бумаги. На сей раз это все мои лётные сертификаты, французская лицензия, удостоверения и лётная книжка. С немалым интересом мой визави внимательно их изучает и затем возвращает назад.
— Так ты действительно учился у Артура Анатры и на самом деле знаком с Анри Фарманом, Эмилем Девуатином и Челестино Розателли? — в голосе «Цветочка» сквозит неприкрытое изумление и чувствуется толика некоторой растерянности. Всех этих людей, как бывший военный пилот, летавший во время Великой Войны на самолётах Антанты, он скорее всего знает лично или хотя бы хорошо наслышан о них, и моё близкое знакомство с ними ставит его в тупик. Кто они, кто я, и какая между нами может быть связь?
— Мистер Ла Гуардия, я бы в любом случае не стал Вам лгать. Это не в моих интересах, да и воспитание не позволит. Моя матушка учила меня всегда говорить только правду.
— Это конечно похвально, мистер Лапин. Моя мама тоже плохого никогда не посоветует, но чего хочешь именно ты? Ведь не зря же показываешь мне свои лётные документы?