Нечаянный тамплиер (СИ) - Ангелов Августин. Страница 45

Да и вся эта смута между венецианцами и генуэзцами, которую назвали войной святого Саввы, тоже возникла из-за того, что каждая из противоборствующих сторон хотела получить контроль над троном Иерусалимского королевства. Генуэзцы поддерживают немцев и Конрадина, а венецианцы поддерживают нашего Гуго II Лузиньяна. Они справедливо считают, что король, который находится поблизости, для Святой земли будет гораздо полезнее, чем какой-то немец, живущий в Европе.

В пятьдесят восьмом году я привез нашего малолетнего короля-ребенка и его маму Плезанцию в Акру, где мы созвали совет, и сеньоры провозгласили Гуго местоблюстителем Иерусалимского королевства, утвердив для него титулы наследника Кипра и бальи королевства Иерусалимского. Чтобы примириться с партией, поддерживающей немцев, даже выбрали регентом в Иерусалимском королевстве князя Антиохии, ну а регентом на Кипре назначили Плезанцию. Но, генуэзцы и Монфор оказались снова недовольны и опять провозгласили поддержку праву Конрадина Гогенштауфена на наш престол.

Глава 24

Родимцев внимательно выслушал и историю Адельгейды, и рассказ графа. Из услышанного он сделал для себя некоторые выводы. Получалось, что нашествие войск Бейбарса страна крестоносцев встретила ослабленной именно из-за раскола среди ее элит, вызванного теми же немцами, странным крестовым походом Фридриха II Гогенштауфена и той смутой, которую этот поход императора Священной Римской империи породил на всей Святой земле. Вместо помощи крестоносцам Леванта немцы организовали самую настоящую гражданскую войну.

Теперь Григорию было понятно и то, как погиб немецкий посол. Его распяли воины Бейбарса, но добил один из батраков немцев, метнув кинжал. И Адельгейда это видела. Как Григорий помнил, тот клинок, убивший посла, тамплиеры опознали, как особый ассасинский дротик. Значит, кто-то уже подослал к послу убийцу. Только тот не успел исполнить приговор, вынесенный Вильгельму фон Гентцендорфу неизвестными лицами. Но, помог ему умереть. Переговоры, которые вел немец, многим в Леванте не нравились. А услуги наемных убийц оказались доступными. Ассасины растворились среди населения Ближнего Востока и того же Леванта после того, как монгольская орда под предводительством ильхана Хулагу, внука Чингисхана, разгромила секту исмаилитов в Иране, взяв все их крепости, в том числе и легендарный Аламут, казавшиеся неприступными, но, на деле, таковыми не оказавшиеся.

Помимо, преступной разобщенности и армии султана Египта Бейбарса, Леванту, насколько Родимцев помнил, в это же время угрожали и другие внешние враги. Те же монголы, орда которых добралась и до Святой земли, турки-хорезмийцы, вытесненные ордой из своих владений в Средней Азии и тоже вторгнувшиеся в Левант, а также турки-сельджуки Румского султаната. Врагами крестоносцев из Европы к этому времени сделались и ромеи.

Королевство христиан Леванта от окончательного захвата Бейбарсом спасало только то, что он вел войну одновременно и с ордой. Войска султана уже дважды бились несколько лет назад с ордынцами при Айн Джалуте и при Хомсе, но те все еще представляли серьезную опасность. Бейбарс старался сколотить союз на Ближнем Востоке против орды. Ильхан Хулагу подумывал принять христианство. Он даже беседовал в Каракоруме с несколькими папскими посланниками, которые уговаривали его двинуться на помощь христианам Святой земли. Но, из-за того, что Хулагу склонялся к несторианству, а не к католицизму, крестоносцы не увидели в нем союзника.

Султан же видел большую опасность для себя и делал все, чтобы сеньоры Леванта не объединились с монголами. Бейбарс наладил хорошие отношения с Румским султанатом турков-сельджуков и заключил союзнический договор с императором греков-ромеев Михаилом VIII Палеологом, который являлся врагом крестоносцев и выбил их из Константинополя, оккупированного европейскими рыцарями в ходе Четвертого крестового похода, с 1204-го года. Таким образом, Латинская империя крестоносцев, образованная вокруг захваченного Константинополя, перестала существовать в 1261-м году, а Никейская империя, которую провозгласили ромеи после потери Константинополя и отступления в Никею, снова вернула свою древнюю столицу и обрела более привычные ромеям очертания на карте.

Чтобы поддерживать раскол в среде левантийских христиан, Бейбарс дружил с королем Сицилии Манфредом Гогенштауфеном, а также был покровителем и спонсором всей гибеллинской пронемецкой партии на Востоке. Бейбарс умудрился политическими методами создать проблемы и самому ильхану Хулагу, натравив на него золотоордынского правителя Берке-хана, который отвлек армию ильхана от Святой земли, неожиданно ударив на Кавказе. В отличие от Хулагу, Берке склонялся к принятию ислама. Бейбарс покупал у хана Берке и крупные партии рабов из Руси. Захваченных людей перевозили венецианцы и генуэзцы на своих кораблях.

А сеньорам Леванта помощи ждать было особенно и неоткуда. В Европе, хоть и продолжали в церквях призывать к крестовым походам, но интерес к ним явно ослабевал. Ведь самым лучшим мотивом для многих феодалов служила возможность обогащения, а вовсе не провозглашаемый ими прилюдно религиозный фанатизм. И ехали они за море не столько освобождать священные места, сколько в попытке поправить свое материальное положение за счет военных трофеев и отвоеванных у мусульман земель. Но, поскольку, почти все на Святой земле уже разграбили до них, а оставшееся лежало в руинах, такая «овчинка» не стоила и выделки. К тому же, сарацины значительно усилились за столетие. А значит, вероятность погибнуть в крестовом походе сильно возросла.

Особенно хорошо эту опасность европейцы осознали после того, как король Франции Людовик IX Святой, возглавив Седьмой крестовый поход, высадился в Египте, надеясь победить главное, на тот момент, сарацинское государство. Но, там войска христиан потерпели сокрушительное поражение. Сам король оказался в плену, заплатив за собственную свободу возвращением захваченной у египтян крепости Дамиетты и огромным выкупом в восемьсот тысяч безантов. Так что мало кто из владетельных сеньоров Европы, видя перед собой такой неудачный пример крестового похода короля Франции, хотел теперь вкладываться в подобную авантюру. И, чтобы пытаться изменить положение, Родимцеву необходимо было начинать действовать немедленно.

Пиршество в маноре, между тем, подходило к концу. Они и без того уже засиделись за этим обедом. Но, Григорий понимал, что если прямо сейчас не заинтересует графа, то другой возможности у него может и не быть. Больше опереться в Святой земле для изменения ситуации было и не на кого. С Монфором и госпитальерами он уже пообщался и понял, что помощи с той стороны ждать нечего. Вся партия гибеллинов являлась внутренними врагами королевства. И с этими раскольниками тоже предстояло бороться. Потому Гриша, улучив момент, напомнил захмелевшему графу Ибелину:

— Монсеньор, вы пообещали снять сарацинскую осаду Тарбурона. Могу ли я рассчитывать на вас?

Граф внимательно посмотрел на Григория, словно бы силясь угадать нечто в его лице, потом сказал:

— Послушайте, брат Грегор, я хорошо разбираюсь в людях и обратил внимание, что вы разговариваете и ведете себя так, как будто бы за вами стоит некая тайна. Вы не слишком-то похожи на обыкновенного молодого орденского рыцаря. Не то вы намеренно напускаете на себя важность, не то вас поддерживает какой-то тайный и доселе неизвестный мне военный союз, не то вы знаете что-то еще, чего не знаю я.

И Родимцев решился немного приоткрыть карты. Сказал тихо:

— Да, монсеньор, вы совершенно правильно заметили. Я обладаю кое-какими уникальными знаниями, которые могут быть чрезвычайно полезны для обороны Леванта. И даже способны изменить за короткое время весь расклад сил. Я уже поведал об этом дону Карлосу. Могу сказать и вам. Но, эти сведения настолько важны, что враги не должны услышать о них ни при каких обстоятельствах.

— Так пойдемте в дом и поговорим, а то трапеза и без того затянулась, — предложил граф.