Лекарство от хандры - Клюева Варвара. Страница 11

Доехав до проспекта Мира, Селезнев повернул направо, миновал Крестовский мост, станцию метро «Алексеевская», свернул направо еще два раза и оказался у места назначения — длинного пятиэтажного дома времен Хрущева. Войдя в подъезд, он поднялся на четвертый этаж, пересек площадку и на всякий случай нажал на кнопку звонка. И тут же понял, почему Варькины друзья никогда этого не делают. Не успел он оторвать палец от кнопки, как из соседней квартиры выскочила взбудораженная растрепанная девица, которую можно было бы назвать симпатичной, если бы не некоторое сходство с крысой. Впрочем, и крысы бывают симпатичные, а вот Софочка… Селезнев уже имел счастье познакомиться с Варькиной соседкой и едва не застонал от досады, безошибочно распознав огонек неукротимого любопытства, горевший в ее глазах.

— Здравствуйте! Вы к Варваре? А ее, по-моему, нет. В последний раз я видела ее, кажется, позавчера — да, точно, в понедельник поздно вечером. Помню, еще хотела спросить, куда это она торопится на ночь глядя, но не успела открыть дверь, как ее и след простыл. С Варварой вообще невозможно словом перемолвиться: только откроешь рот, а она уже умчалась. И куда бежит? Зачем?

На последний вопрос Селезнев при желании мог бы ответить. Варька мчалась из дому сломя голову, дабы избежать контакта с Софочкой, которая отличалась цепкостью клеща, любопытством мартышки и болтливостью сороки. Подобное сочетание способно отпугнуть и заядлого натуралиста, Варвару же, предпочитавшую любоваться фауной с почтительного расстояния, при столкновениях с соседкой и вовсе охватывала паника. Однако Селезнев счел неразумным делиться своими соображениями с Софочкой, да та и не ждала ответа.

— Не женщина, а сплошная загадка. То сидит безвылазно дома целыми сутками, то вдруг исчезает непонятно куда… И никогда ничего не расскажет. Я спрашиваю: что у тебя за работа такая? Чем ты занимаешься? «Японской борьбой, говорит, — а по выходным клею бумажных змеев на продажу». Все отшучивается. Вот вы с ней сколько знакомы? Два месяца, да? Вам известно, чем она на жизнь зарабатывает?

Селезнев понял, что влип. Софочка смотрела на него с алчностью голодной вампирши, и было ясно: начни он отвечать, она не выпустит его из когтей, пока не высосет досуха. И не ответить нельзя — обидится. А если он молча достанет ключ и откроет дверь, вообще может поднять шум на весь дом. К тому же такие вот софочки, как правило, бесценные свидетели. Если к Варваре в последнее время наведывались незнакомцы, любознательная соседка наверняка в курсе, поэтому рвать с ней дипломатические отношения просто глупо.

От Софочки не укрылась его нерешительность.

— Это секрет, да? Честное слово, я никому не скажу.

Селезнев деланно засмеялся:

— Что вы, какие секреты! Просто неспециалисту обычно бывает трудно разобраться, что к чему, и, чтобы не тратить много времени на объяснения, мы стараемся на подобные вопросы не отвечать. Но вы, сразу видно, девушка начитанная, вам я могу сказать. Мы с Варварой — полисиндетологи. Специалисты по фикомицетам, барионам и пауроподам, понимаете?

На лице Софочки отразилась борьба. Неутоленное любопытство отчаянно сражалось с желанием произвести хорошее впечатление на ученого молодого человека. Последнее победило. Сглотнув разочарование, Софочка понимающе кивнула.

— Как раз ради пауропод-то я и приехал. Варвара заказала в Штатах ксерокопию одной статьи и обещала одолжить мне на недельку. На днях в Швейцарии будет конференция, я собираюсь послать туда тезисы, и статья нужна мне позарез. Варвара предупреждала, что в начале недели может уехать, но я замотался и не успел выбраться к ней раньше.

— Да, не повезло вам. — Софочка сочувственно покачала головой. — Плакали теперь ваши тезисы.

— Почему? — встрепенулся Селезнев. — Неужели она отдала статью этим… ну, из Новосибирска? Вы видели, к ней на прошлой неделе кто-нибудь приходил?

Софочка снисходительно улыбнулась.

— Про статью мне ничего не известно, никто посторонний на той неделе не приходил. Так, одна чудн'ая компания, но они не из Новосибирска, это точно — я их чуть не каждый день здесь вижу. Но ведь вы не сможете попасть в квартиру в отсутствие хозяйки…

— Это-то как раз не проблема! Варвара обещала на всякий случай оставить ключ в условленном месте. — Селезнев вынул из кармана руку с зажатым между пальцами ключом, провел ею по раме над дверью и торжествующе провозгласил: Есть!

Решив, что специалист по пауроподам может позволить себе некоторую экстравагантность, он быстро отомкнул замок, заскочил в прихожую и захлопнул дверь перед Софочкиным носом.

«Ловко я выкрутился, — поздравил он себя, снимая сапоги. — Даже Варвара не справилась бы лучше, хотя по части вранья с ней соперничать трудно. Теперь бы еще найти здесь что-нибудь полезное».

Селезнев обошел квартиру, но ничего примечательного не увидел. Кухня и гостиная были прибраны, спальня — она же кабинет и студия — хранила следы торопливых сборов: гардероб открыт, на кушетке валяются халат, вскрытая упаковка с носовыми платками, кожаный ремень. Верхний ящик письменного стола немного выдвинут, в щель видны ручки, карандаши, коробочка с кнопками. К мольберту, стоящему в углу у окна, приколот лист с незаконченным пастельным наброском. На подоконнике — целая россыпь тюбиков, баночек, коробочек с красками, а также уголь, мелки, кисти, закрытая жестянка с керосином, полиэтиленовый пакет с ветошью, вымазанной разноцветными пятнами. У изголовья кушетки на тумбочке с телефоном лежит открытый блокнот, который Варвара держит под рукой на случай, если понадобится что-нибудь записать во время разговора. Но в блокноте по большей части не записи, а рисунки: болтая, она имеет привычку водить карандашом по бумаге.

Вензеля в завитушках, герб России с двуглавой курицей вместо орла, многоступенчатая башня-зиккурат, печальная мадонна с тремя орущими младенцами на руках, цапля, подавившаяся лягушкой: вытаращенные глаза закатились, из раскрытого клюва торчит упитанная лягушачья лапка. Несколько карикатур. Вглядевшись в одну, Селезнев усмехнулся. Там был изображен он сам — почему-то в милицейской фуражке, хотя в форме Варька его ни разу не видела. Перед ним на столе стояла большая банка с огурцами, на которую нарисованный Селезнев взирал, сурово сдвинув брови. На соседней картинке он с видом триумфатора держал огурец в кулаке, а на столе в груде осколков лежали остальные огурцы и большой обломок кирпича. На третьей картинке Селезнева уже не было, зато на столе стояли на четвереньках Марк и — судя по кругленькой фигурке — Прошка. Определить точнее не представлялось возможным, поскольку лицом толстячок зарылся в груду осколков и огурцов.

«Комментарий к моей первой встрече с ее друзьями, — догадался Селезнев. — Помнится, тем вечером Прошка все травил анекдоты о милиционерах, а Марк всячески его поощрял».

Помимо рисунков в блокноте нашлось несколько записей делового характера. «Позвонить Д.А, в „Крокус“ насчет денег за обложку альманаха»; «Вернуть Тарасюку дискеты до 15 янв.»; «Завтра в 18.00 м. Новокузнецкая, в ц, зала Леша»; «Скачать у Бурбона свежую версию TeXа (для Прошки)».

И только последняя запись резко выделялась на этом фоне как по форме, так и по содержанию. Во-первых, от блока исписанных листов ее отделяли несколько страниц, во-вторых, она была исполнена жирно, размашисто и шла наискось через весь разворот блокнота, а в-третьих, носила чисто эмоциональный характер: «А идите вы все в задницу!»

«Так-таки и все? — удивился Селезнев. — Да, похоже, довели ее до ручки. Но кто? Капризные заказчики? Требовательные родственники? Нет, этим несчастным Варьку из равновесия не вывести. Пусть капризничают и требуют до посинения она и ухом не поведет». «Идите вы все…» — прямо крик души. Совсем на Варвару не похоже. Так мог бы самовыразиться человек, загнанный в тупик и уставший от поисков выхода. А Варьку попробуй куда-нибудь загони! И поиски выхода из тупиков — ее любимое развлечение. Она просто не в состоянии жить нормальной размеренной жизнью больше двух недель, и если неутомимые мойры решают подарить ей немного покоя, сама ищет приключения на свою голову.