Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Словин Леонид Семенович. Страница 122
— Заходи! — В дверях стояла Люся Джабарова. Она увидела Игумнова из окна. — Я почему–то чувствовала, что ты должен объявиться…
Она встретила Игумнова как близкого приятеля. Заглядывая в глаза, нежно провела ладонью по его куртке. Это выглядело как залог следующего ласкового поглаживания — уже не сквозь куртку.
У нее был зов на грубых здоровых мужиков.
— Соскучился?.. Я тоже.
На Джабаровой был все тот же красный деловой пиджак, под которым виднелась полупрозрачная, вздыбленная высокой грудью ослепительно белая кофточка.
— Я рада тебя видеть… — В вестибюле Люська с хода принялась его кадрить. — А то торчишь тут, одинокая, всеми забытая торгашка. Только менты и вспоминают…
В этом был смысл, Люська интуитивно его ухватила.
" Типичные изгои — торгаши и менты…»
Общество отказывалось принимать в качестве полноправных граждан и тех, и других, требовало — то дипломов, то поручительства трудовых коллективов. Однако успешно ими пользовалось…
Милиции курили фимиам и натравливали на торгашей.
О ментах создана была целая литература. Писатели средних способностей создавали себе в ней большие имена… И не только имена! При том, что отношение общества к ментам оставалось чисто потребительским.
Торгашей откровенно презирали.
Считалось, что менты и торгаши, живут между собой как кошки и собаки…
Но и у животных все обстояло достаточно сложно.
Иначе, пешеходы бы то и дело натыкались на растерзанные останки кошек…
«Торгаши воруют, менты отворачиваются»…
В последние года, покуражившись, милицейское начальство и вовсе открыто отправилось служить торговле.
Торгаши принимали это за должное.
— Вобщем, тоска зеленая…
— Ну ты даешь! У тебя друг. И муж.
— Объелся груш…
— Развелись?
— С Джабаровым? Пока нет. Просто отбыл в неизвестном направлении. Поднимемься ко мне?
Она, не оборачиваясь, направилась к лестнице, виляя задом.
Игумнов признал:
" Эта часть у нее в порядке…»
Он двинулся следом.
Кабинет наверху оказался уютным, с мягкими креслами, с зашторенными окнами. Игумнов узнал обои, которые видел в щелку с пожарной лестницы.
— Садись. Я скажу, чтоб нам сделали кофе.
" Тут все у нее и происходит…»
— Тебе натуральный? Растворимый?
— Натуральный.
У Люськи был свой стиль общения с ментами. Кроме того Игумнов интересовал ее и как мужик.
— Я сейчас.
Игумнов откинулся в кресле.
События этого длинного утра, начавшегося еще до рассвета, тянулись и тянулись, не прекращаясь.
" Все очень круто завязано…»
Было от чего свернуть мозги. Совсем разные люди и события неожиданным образом взаимопритягивались, взаимодействовали, взаимоотторгались.
" Волоков и его друзья. Правительственная «волга» на перроне. Выстрел. Ограбленный мужик в машине Волокова, он же квартирант Джабарова, киприот. Георгий Романиди. Неожиданно отбывший в неизвестном направлении хозяин «Аленького цветочка»…
В коридоре послышались шаги.
Люська уже входила. Пахнуло запахом хороших духов. Она успела подновить макияж и словно посвежела. Верхние пуговки на кофточке были расстегнуты.
— Вот и я!..
— Отлично смотришься…
Грудь, как и зад, у Люськи были воистину великолепны.
— Заждался?
В руках она несла аккуратный подносик. Она нагнулась, поставила его на стол.
— Тут все, что необходимо мужчине в первую очередь. — С чашечками кофе на подносе виднелись бутерброды с икрой, что–то еще, напоминавшее японский папоротник, а также отливавшие дымчатым, широкие наполненные рюмки. — Суперконьяк. .Бармен чуть лыжи не откинул, когда я наливала… Ну, поехали!
Они чокнулись. Коньяк был и в самом деле удивительный.
Люська была тиха и покорна. Грудь ее просто разрывала полупрозрачную материю, лезла на глаза.
«С торгашками всегда ясно с самого начала… Как и с ментами…»
Он, правда, пришел в кафе за другим. И в машине недалеко его ждал Цуканов.
— Мне надо тебе шепнуть пару слов… — Он поставил рюмку. — Ты пустила к себе квартиранта с Кипра…
Она показала на шею под расстегнутой кофточкой.
— Сюда?
— Тут — это твое дело,… — Он рассмеялся. — На квартиру…
— И кому он мешает?
— Да никому. Мне передали, что он вчера поддал, остался в чем мать родила. Соседи видели.
— И чего теперь? Прикажешь грудью его кормить?
— Он, наверное, не отказался бы.
— А ты?
— Обо мне нечего и говорить…
Окружающие женщины относились к нему одинаково: исключение составляли его нынешняя жена и Надежда. Для них он не был секссимволом.
— Дальше–то что? — Люська чуть придвинулась.
— Ключи у него пропали. В курсе?
— Нет.
— Неизвестно, в чьи руки попадут. А в квартире есть, наверное, чем поживиться.
Люська сразу ухватила суть, как ухватил бы мент.
— Хорошо, что ты сказал.
Дружба с представителями правоохранительных структур всегда приносила свои плоды. Дальше разговор пошел деловой.
— Какие были у тебя ключи? Сложные?
— Думаешь, я разбираюсь? На смотри…
Ее ключи оказались в верхнем ящике стола.
— Вот!
Игумнов даже не стал их рассматривать.
" Заводские со знаком фирмы, как те, что Никола увел из 33–го… Другие такие же висели в передней на гвоздике. Это — третьи… Три пары — и все фирменные…»
Мысль неожиданно вильнула в сторону.
" Какие же у хозяина — у Джабарова?! Может были и четвертые фирменные?!»
— Советуешь сменить замки? — Люська ждала совета.
— Не надо. Достаточно поставить один дополнительный за
мок. На всякий случай…
— Ты прав!
Момент немедленно близости был упущен.
Люська взглянула на золотые часики на груди. Поднялась.Ее время было тоже строго расписано.
— Появишься еще?
— Ну! — Игумнов встал.
— Оставь телефон. Запиши вон на том календарике. Я, может, позвоню.
Настольный календарь был импортный. Дареный.
Игумнов написал:
" Бакланов»… — И телефон 7–го ГАИ.
— Это дежурный, он позовет.
На секунду она жарко прильнула к нему — все могло закончиться иным. Но время ушло.
— Ну, давай!
На улице было все также нешумно. Игумнов снова увидел атлета с его короткой трубкой. Заметив выходящего, тот демонстративно отвернулся, сделал несколько шагов вдоль тротуара.
Машину Игумнов нашел на том же месте, в переулке.
Кроме заместителя в ней находился еще Карпец. Младший инспектор наблюдал за входом в кафе из подъезда соседнего дома, оттуда и увидел своих.
— Мусы и Эдика нет?
— Не появлялись.
Цуканов сообщил новости:
— Я проверил версию насчет «залетного мокрушника». В Нерехте за кражу из универмага никто не разыскивается. За мокруху тоже. Николе в камере гнали туфту…
— А что насчет Николы?
— На фабрику приезжали двое, спрашивали насчет Анчиполовского…
— Менты?
— Они показали удостоверения… — Цуканов продолжил. — Один русый, с копной. Симпатичный…
— Волоков.
Все становилось на свои места.
— Итак… Его не знают в Управлении эксплуатации памятников… Игумнов свел вместе свои подозрения. — Потому, что он там никогда не работал!
Цуканов спросил чисто формально:
— Ты считаешь?! — Ему все уже достаточно обрыдло.
— Он только значился. Это документ прикрытия…
— До пенсии не дадут доработать!.. — Цуканова аж передернуло. Честно говорю! Только этого еще нам не хватало, Игумнов… Они действительно сотрудники спецслужб! Действующие или бывшие. Какая разница. Помнишь, Алкаш сказал Качану: «У него хитрая работа…»
— Заказник?
— А там все из конторы! Поэтому и иностранец–охотник. И связь с отделенем милиции… Менты или комитетчики. Или и те, и другие…
Сегодняшние противники могли запросто оказаться вчерашними коллегами. Опасность такая с каждым годом становилась все реальнее.
— Надя наведет справку в московском главке… — Ее сокурсница по Высшей школе милиции теперь работала на Петровке,38, в кадрах. — Потом решим…