Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Словин Леонид Семенович. Страница 18
— Вопрос о тебе. И о Картузове.
Он второй раз упомянул любимца Скубилина, Игумнов удивился:
— Скубилин еще начальник управления? Может, его уж нет? И ты на Картузова катишь бочку?
Исчурков даже поперхнулся.
— Ты не заболел, Игумнов? Как у тебя с головкой?
— Не беспокойся, психиатра я прошел… — В последнее время управление чуть что — посылало к психиатру. — Нормален. Иначе не попал бы в Афганистан!
— Ладно! А чтобы ты не сомневался, иди в приемную. Начальник управления ждет. Картузова и тебя…
Заместитель прокурора не позвонил.
«И теперь, видимо, не позвонит. Компромисс будет найден на ином уровне, в других сферах…» — подумал Скубилин.
Он понимал, что узнает лишь результат компромисса. Только цену, уплаченную ему.
«Цена эта не должна оказаться слишком низкой…»
В этот момент позвонил Жернаков. Едва услышав его, Скубилин понял, что не ошибся, спросил:
— Можно поздравить?
— Поздравь…
Голос замминистра в трубке слышен был отчетливо–хорошо, вплоть до старчески слабых тонов — этих размочаленных временем концов голосовой ткани.
Жернаков успел поправиться, находился в прекрасном состоянии.
— Ты был прав, Василий. Принесли мне эту филькину грамоту. Сами принесли… И извинились.
— Акт народного контроля?
— Да. Майор, который его составил, уже сдает дела. Я заявил: «В 24 часа чтобы и духа мерзавца не было в министерстве!» — «Мы уже распорядились, говорят, Борис Иванович. Ошибочка вышла…»
— Первый заместитель видел вас?
— Сам пришел. Цветочек принес… «Это, говорит, Вере Петровне. От Густава Гусака… Со встречи еду…» Врет, конечно! «Как дела, дорогой? Как здоровье?»
— Это он умеет.
— Ну! «Позвони, говорит, в Московское транспортное управление. Я не хочу включать большое прокурорское начальство…» — «Сделаем, говорю. Там у меня Вася Скубилин…»
— Короче, как я понимаю, с делом Гийо отбой?
— Все: отпускай его под подписку. Одним жуликом в Москве больше, одним меньше. Город особо не пострадает.
— Понял.
— Работникам ОБХСС всем благодарность и деньги. Деньги проведи как материальную помощь.
Скубилин не утерпел:
— Обо мне заикнулись?
— Главное тебе не сказал. Ты идешь замом к Бурыкину!
— Не понял! — В голосе прозвучала ртутная тяжесть. Бурыкин был всего–навсего полковником, начальником отдела в системе главного информационного центра. — На хрена, извините, козе баян?
— Сейчас поймешь. Бурыкин пробил управление. Писал, доказывал. Думал, для себя старается. Новая должность генеральская. Ты и возьмешь управление.
— А Бурыкин? Чтобы мне в затылок дышать?
— Нет Бурыкина — сгорел!
— Борис Иванович! Не знаю, что и сказать… Великое спасибо! От всего сердца!
— Вот и хорошо. Позвони мне вечером.
— А вы–то как, Борис Иванович! А то я все про себя! У вас–то как?
Жернаков уклонился:
— Ты меня знаешь. Людям будет хорошо, значит, и мне тоже. А со своими, с шатией–братией ты у себя разберись.
— Уже разбираюсь!
В приемной Скубилина скопилось много людей. Начальник управления не принимал.
Игумнов сидел рядом со старым, никогда не разжигавшимся камином, наследством дореволюционных хозяев особняка. Общая возня вокруг его не трогала.
«Паны дерутся, а у холопов чубы трещат…» Древняя, но вечно живая истина, — подумал он. — Между начальством пробежала кошка. Теперь Картузова пытаются достать через меня…
Сам Картузов тоже находился в приемной. По привычке разбежался было в кабинет, но секретарша остановила:
— Василий Логвинович просил никого не входить. Это касается всех.
Картузов только в затылке почесал.
В какую–то минуту из коридора возник Исчурков, дружески кивнул Картузову:
— Какие проблемы?
— Смотри, Исчурков, — смехом вроде пригрозил Картузов. — Власть переменится — и дня ты здесь не пробудешь.
Исчурков отшутился:
— А ты как хотел? На то и щука в море, чтобы карась не дремал! Василий Логвинович не приглашал еще?
Скубилин выдерживал их — не спешил принять. Кабинет его освобождался, и вновь в него кто–нибудь входил, вызванный по телефону.
Картузов давно уже отвык ждать в приемной, мыкался, не находя себе места. Исчурков, напротив, настроен был игриво.
— Очко играет… — заметил он по поводу Картузова. Потом оглянулся, посмотрел на Игумнова.
«Только бы он сейчас не заговорил со мной!..» — подумал Игумнов. Он боялся, что захлестывавшая его все сильнее ярость неожиданно вдруг прорвется. Готовый ответ крутился у него в голове: «Засунь себе язык в задницу, Исчурков!»
Время шло. Надо было заниматься Неудобновым и его другом — таксистом.
«А я сижу здесь, — подумал Игумнов, — и жду, когда генерал Скубилин, блудливый козел — достаточно взглянуть, на эту девицу в приемной, — накажет Картузова, решив мою судьбу…»
В приемной появилась еще женщина, ее видели впервые, спортивного сложения, в непривычном глазу берете, надвинутом на глаза, в длинном шуршащем платье с крутыми плечами, от «Бурды».
— Начальник управления у себя? — спросила она у Игумнова, он сидел против двери–шкафа.
Игумнов кивнул на дверь, и тут же под потолком приемной прозвенел звонок.
Секретарь вошла в кабинет и тотчас вышла, цокая каблуками.
— Начальник управления приказал зайти только подполковнику Картузову и Игумнову.
Игумнов пропустил начальство вперед, сделал несколько шагов по отдающему в розовое блестящему паркету.
Скубилин сидел за столом, обложенный папками.
— Проходите, проходите, орлы! А вы? — Женщина в берете проскочила вместе с ними. — Тоже ко мне?
— На одну минуту, товарищ генерал. — Бесстрашно улыбаясь, она достала из сумочки бумагу, протянула Скубилину. — Мне только рапорт подписать. На отпуск!
Она приблизилась, шурша платьем. Картузов и Игумнов продолжали стоять.
— Я — Сконина, мастер спорта. Числюсь милиционером батальона…
По договоренности с «Динамо» управление содержало их чемпионку. Ей шли все льготы, положенные милиционерам, — бесплатный проезд на городском и пригородном транспорте, а раз в год — билет в любое место Союза в купированном вагоне, не считая всего прочего. Ей проставлялись дежурства и выходные в постовой ведомости, и даже записывали доставленных ею нарушителей порядка.
Сконина оформляла проезд до Сочи, в санаторий.
— В «Салют» или в «Искру»? — спросил Скубилин, подписывая отпускное.
— В «Искру».
— А как стреляется? Попадаете?
Не обошлось без обычных двусмысленностей.
— Стараюсь. Приходите смотреть.
— Теперь уж обязательно. А не подведете?
— Останетесь довольны.
Они еще посмеялись, после того как шуршание исчезло.
— Ну, вы даете, товарищ генерал! — фамильярно, словно между ними ничего и не произошло, захлебнулся смешком Картузов. — «А не подведете?» — «Останетесь довольны…»
Игумнов тоже скроил подобие улыбки, но его уже заколодило, и исходящий от него холод медленно–парализующе расползался к Скубилину.
— Как там у тебя свидетели — мэтр и официантка? — Скубилин обратился к Картузову. — Прокурор хочет допросить сам, чтобы дать санкцию. Мы найдем их?
— Ч–черт! — Картузов сделал вид, что расстроен очередным своим промахом. — Кажется, обе не в Москве! Сейчас позвоню!
— Не надо, Картузов. Ты, видно, не в курсе…
Игумнову приходилось слышать про игру кошки с пойманной мышью. Однажды сам наблюдал. Огромная против своей крохотной жертвы хищница выпустила полузадушенную мышь и лапой послала вперед.
— …То–то мне говорят: «Картузов большим барином стал». — Стоило мыши воспользоваться свободой, кошка вновь настигла. — Что у тебя за случай с французской косметикой?
— Первый раз слышу! — Картузов был снова сама невинность. — Разберусь! Если виновны — головы сниму!
— Я уже дал команду разобраться! Сиди!
Кошка хотела наиграться вволю.
— …Смотри! Так пойдет, тут не только про папаху… На своем стуле не усидишь! Лучше сам уходи. Вот на Рижском сейчас заместитель требуется. Как смотришь?