Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Словин Леонид Семенович. Страница 31
Он огляделся: никого рядом не было. Длинноволосые находились вне зоны слышимости, разговаривали между собой.
— Дай ухо! Осторожность никому не навредила…
Скубилин пригнул тяжелую — вдвое против стандарта, с крупным лбом голову.
— Партийные билеты увели!
— У самого?!
— У вновь назначенной номенклатуры. Сегодня ночью!
— А мы–то тут с какого бока? — Скубилин не понял.
— В поезде! В вагоне «СВ». По ярославскому ходу…
— Там только к с и в ы?
— Остальное — мелочь. Бумажники, авторучки. Денег немного.
Замминистра бросил взгляд вдоль платформы. Волосатая компания у колонны распрощалась, парни слиняли. Сверху спускалась группа африканцев — черные девушки с грядками в прическах, в пестрых кофточках.
— Если вернем документы, можно тем решением коллегии подтереть себе задницу! Чувствуешь?
Скубилин понял это получасом раньше, как только Жернаков позвонил. Теперь его интересовала практическая сторона.
— Подозреваемый задержан?
— Нет. Сразу после кражи он выскочил из поезда… Там, на путях, стоял скорый. Ему дали отправление раньше.
— Понял.
— Преступник мог этим воспользоваться. Тогда он прибыл в Москву сегодня рано утром. Раньше, чем потерпевшие…
— Билет с ним?
— У проводницы. Он едет в Бухару. Через Москву. Но главное, приметы. Я думаю, он должен всплыть. Молодой, высокий. В костюме–тройке, в белой сорочке с галстуком…
Скубилин слушал скептически. Главное Жернаков отнес на конец:
— Азиат, а глаза — голубые!
Вокзал встречал ранних пассажиров первой суетой столичных платформ, непрекращающимися объявлениями по радио, пустыми бегущими по фасаду строчками. Вроде этой: «…СССР — самая транспортная в мире держава…»
Фарук быстро прошел длинный, почти полуторакилометровый перрон. Ближайшие телефонные аппараты висели вдоль наземного вестибюля метро, на площади.
«Срочно вызвать Уби и Андижанца!..»
Он не чувствовал себя в безопасности.
Внешность была слишком приметна: высокий, мускулистый азиат в классической тройке с галстуком. «Главное — глаза…» Неожиданные на скуластом лице голубые глаза — живое свидетельство смешения рас.
Фарук набрал номер, привычно наблюдая за окружающим. Прозрачный — из стекла и стали, со множеством касс, залов для транзитных и пригородных пассажиров, грохотом тележек носильщиков, шумом и сутолокой, — выдвинутый вперед, к путям, Ярославский вокзал, как мол, разбивал людскую волну, катившую от платформ к площади.
— Алло! — Андижанец не ждал звонка. — Я думал, ты будешь чуть позже.
— Пришлось поменять лошадей…
— У нас неудача… — Андижанец объяснил в двух словах. — Ни платков, ни денег!
— Обо всем поговорим… — Фарук объяснил, куда он должен подъехать. — Ты мне тут срочно нужен!
— Будить Уби?
— Теперь уже некогда. Давай сам…
Они знали друг друга давно — с тех пор, как начали выступать за сборную, оба мастера международного класса, экс–чемпионы…
— Только быстро!
— Еду.
Голубоглазый вернулся на платформу.
Все было тут как обычно. Никаких ментовских приготовлений к приему поезда с Боссами он не заметил. Только на площадке, перед входом, виднелась пара лимузинов и рядом сотрудник Девятого управления охраны КГБ. Он, казалось, был весь поглощен чтением многокрасочного иллюстрированного издания.
«И всегда–то в руках у вас одно и то же… — подумал Голубоглазый. — Или журнал, или газета… Такая вы читающая публика!»
Фарук мог быть доволен собой: он проскочил между Сциллой и Харибдой. Северная дорога представляла собой гигантскую ловушку для тех, кого искала милиция. Мотню огромного бредня, протянувшегося почти на тысячу километров, между Буем и Кировом.
И он здесь — в Москве!
Голубоглазый посмотрел на часы — к прибытию новосибирского фирменного Андижанец должен был успеть.
«Такая служба…»
Новый этап в жизни обоих начался с «Белого дома» — «Ак уй» — небольшой чайханы, которая последнее время служила резиденцией известного воровского авторитета. Чапан, объявивший войну любой несправедливости, вел прием в Белой чайхане круглосуточно. Было неизвестно, когда авторитет спит. Его можно было видеть в любой час. Тут всегда были свежий чай и лепешки. Чапан сидел на возвышении — сопе, покрытой ковром. Лично подавал гостю пиалу с кок–чаем. В чайхану шли люди, искавшие реальную справедливость и действенную помощь. С Чапаном было просто. Если он говорил: «Да», это означало «да». И никогда не могло стать «нет». Без резолюций, без проволочек. Решение было окончательным и обжалованию не подлежало. Авторитет был широк по натуре и щедр. Дехканин, чей разбитый рыдван он случайно задел на шоссе, не предъявил ему никаких претензий.
— Мои дети живы — и, значит, все хорошо…
За это Чапан подарил ему новый «Москвич».
С ним не могли соперничать ни милиция, ни прокуратура.
Каждому, кто обращался за помощью, сообщалась стоимость услуг, и, если цена его устраивала и он вносил деньги, его просили оставить номер телефона. Не было ни одного случая, чтобы у человека взяли деньги и подвели. Обычно через пару–тройку дней раздавался звонок:
— Колеса ищете?
— Да, да!
— Подъезжайте сейчас…
Называлась тихая улица или переулок.
Или:
— Подходите к кинотеатру…
Адрес постоянно менялся. Но похищенная машина обязательно оказывалась в назначенном месте. В полном порядке.
Иногда владельцы пробовали хитрить: вносили не полностью назначенную им сумму. В этом случае они, как правило, обманывали сами себя: в машине могло недоставать магнитолы, а то и колеса. Точно — с учетом недоплаченного…
Со временем услуги, оказываемые Чапаном, расширились.
К авторитету стали обращаться для защиты индивидуальной деятельности, кустарного промысла, продукции. Для выполнения этих заказов Чапану потребовались люди, имевшие имя в большом спорте. В Белой чайхане появились боксеры — бывшие чемпионы и призеры первенств Союза, спартакиад, мастера международного класса — братья Баранниковы, Фарук… Появились вакансии телохранителей. Газета «Советский спорт» не зря предупреждала, анализируя судьбу выдающихся американских спортивных деятелей: «Большой спорт, ребята, — верный путь в большой рэкет!» Вот и дождались!
С Андижанцем после долгого перерыва судьба свела Голубоглазого тоже в Белой чайхане. Андижанец ждал очереди на прием. Пил чай. Авторитет в тот вечер был занят, как никогда: освобождался от одних посетителей, встречал других. Угощал чаем, лично наполнял пиалушки. Время тянулось. Наконец в какой–то момент помощник Чапана — востроглазый молодой зверь — подсел к Андижанду, традиционно приложил ладонь к сердцу:
— Как здоровье, брат? Как настроение? Какие дела?
Случай, приведший Андижанца в чайхану, произошел пару недель назад. Мощный «КамАЗ» наехал на его стоявший у дома «жигуль», смял крыло, подфарники, бампер. Задел мотор. Гаишник, видевший все, когда к нему подбежал Андижанец, только развел руками:
— Шофер этот из Белой чайханы! Договаривайся сам!
Андижанец отыскал водителя, тот не отрицал вины, обещал помочь с ремонтом.
— Но, видно, забыл или что–то помешало. Бывает… — Андижанец знал, как осторожно в таких беседах следует подбирать выражения. — А я–то до сих пор без машины!
— А кто шофер?
— Работает на комбинате… — Андижанец назвал кличку.
Зверь отошел.
В чайхану заходили новые люди, авторитет приветствовал их, усаживал рядом. Из кухни беспрестанно вносили лепешки, чай. И, наконец, тот же молодой помощник:
— Вас приглашают…
— Салам…
Чапан собственноручно налил Андижанцу только что специально заваренного для них свежего чая, спросил о семье, об успехах. Потом перешел к делу.
— Вон он! — Чапан кивнул на сторону. У дверей, униженно кланяясь, стоял шофер «КамАЗа». Пока Андижанец ждал, его доставили в чайхану.
— Подойди…
— Я тут, Чапан–ока…
Авторитет не удостоил его разговором. Приказал только:
— Отремонтируешь машину. Быстро. И мне доложишь. Мастеру скажи, пусть поставит все самое лучшее. Передай: я лично очень его об этом прошу… Понял?