Недетские забавы (СИ) - Петрова Ася. Страница 39

— Говорите, Тамара, — стараюсь улыбаться. Женщина уж точно ни в чем не виновата, и спускать на нее всех собак я не собираюсь.

— Вы простите, я лезу не в свое дело, — она переминается с ноги на ногу, отпускает руку с ручки двери, — Константин Петрович жесткий и принципиальный человек, но он вас любит. Несмотря на то, что подавляет вашу волю.

— Тамара, а у вас есть дети?

— Сын, — кивает она.

— Разве вы подавляете волю сына, указывая, где и с кем ему быть?

Она на секунду задумывается, но усмехнувшись, качает головой.

— А я не Константин Петрович, у меня обычная жизнь. Я не говорю, что он прекрасный человек. Все мы не без греха. Но то, что он вас любит — чистая правда. Ни дня не прошло, чтобы он не говорил о вас.

— Тамара, он отдал меня совсем маленькой девочкой в детский дом, а потом заплатил приемной семье, чтобы они меня удочерили. Все это время он был рядом, но не захотел, чтобы рядом была я, — смахиваю непрошеную слезу. Обида детства прорывается, расталкивая броню. Я плачу не из-за себя, а из-за той маленькой Алисы. Которая сражалась с этим злым миром в одиночку, думая, что совсем одна, пока самый родной единственный человек жил себе припеваючи.

Никогда я этого не пойму и не приму. Хотел спрятать, увез бы в другой город или страну. Или как там еще делают богатые люди. А судя по этому дому у отца проблем с финансами нет. Но нет же, выбросил как нашкодившего котенка.

— Я влезла не в свое дело, простите, — она поспешно открывает дверь и убегает. Я кошусь на еще горячий плов и снова не испытываю чувство голода. Но поесть нужно, иначе свалюсь в обморок от переживаний.

Плов — идеальный: рис рассыпчатый, мясо нежнейшее, а специи какие! Хоть что-то приятное во всем этом дерьме есть. Детдом научил меня искать, по возможности, положительные моменты в совершенно отрицательных ситуациях. В данном случае, кормят меня потрясающе. На этом положительное закончилось.

Ладно, я лукавлю. Как бы больно и тяжело мне не было, отца я рада видеть. В глубине души, но рада. Осознавать, что жив, что здоров. Обида сильнее, но все же… Я так долго его ждала.

Стук в дверь разрывает поток моих противоречивых мыслей, оборачиваюсь на звук.

— Так спокойно на душе, когда ты рядом, здесь, в этом доме, — отец обходит комнату, но не приближается ко мне. Становится у окна, сцепив руки в замок за спиной.

— А я не испытываю радости, — печально хмыкаю.

— У меня не было выбора, дочь.

— И мне ты этот выбор не предоставил, — отламываю кусок свежего хлеба, катая мякиш в руке, — Что с Игнатом?

Разумеется, я интересуюсь не из вежливости, и уж тем более не потому что, волнуюсь. Напротив, я очень надеюсь больше никогда не видеть его в своей жизни.

— Провел воспитательную беседу, он кается. Больше не будет тебя обижать, — спокойно парирует. А у меня внутри буря негодования нарастает.

— То есть достаточно воспитательной беседы и все, можно простить? Так ты серьезно хочешь выдать меня замуж за него? — откидываю кружок из хлебного мякиша на поднос.

— Я планов своих не менял.

— Отец, родненький, — подбегаю к нему, утыкаясь в грудь, — Пожалуйста, не отдавай меня ему. Зачем мне вообще замуж?

— Нужен наследник. Сына у меня не получилось, пускай хоть внук будет.

Обида топит сердце, разгоняясь со скоростью света. Дочка неугодная была, подавайте мальчика.

— Я не буду рожать от Минаева, — холодно отрезаю, — Я сделаю все, чтобы этого ребенка не было.

— Мне угрожать не нужно, дочка. Я это дело не люблю, — хватает меня за плечо, но силу контролирует.

— Я не угрожаю, а предупреждаю.

Отхожу обратно к кровати, от отца веет холодом. Ничего теплого и родного сейчас я не испытываю. Только разочарование.

— Если это все, что ты хотел мне сказать, то я буду готовиться ко сну, — расправляю кровать, скидывая декоративные подушки и покрывало на пол.

— Не все, — он тяжело вздыхает, — Я скучал, дочь.

Ищу отклик в душе от его слов, но там тишина. Отрицательные эмоции топят и не выпускают какие-либо позитивные ощущения. Все еще беспросветная мгла.

— Что ж, теперь твоя жизнь прекрасна. Дочь рядом, все пляшут под твою дудку. Все удалось, — язвлю. За себя не боюсь, уверена, что отец меня и пальцем не тронет, — Только ты не учел один момент. Паша не сможет без меня, как и я не смогу без него. И наша встреча — это дело времени.

— Если этот щенок будет стоять у меня на пути, я найду способ его убрать. Навсегда, — повышает голос.

Сдерживаюсь от ответного крика, не хочу быть уязвимой.

— Не будет его, не будет меня, — я манипулирую. Жестко. Но пусть только попробуют тронуть его пальцем, я всех сама поставлю на мушку.

Надоело быть слабой и беззащитной.

— Ты явно не в настроение и бредишь. Поговорим позже, — отец тоже сдерживается от гнева, но я вижу как горят его глаза от ярости. Ну ничего, папа. Я твоя дочь, умею играть в такие игры.

Как ты там сказал? Хорошая генетика? Отличная!

Глава 41

Наши дни. Павел

Желание потянуться к бутылке и забыться в алкоголе сохраняется по сей день, но я сдерживаюсь. Меня всего трясет изнутри, словно кто-то пустил по вене яд, и оставил меня медленно умирать, наблюдая насколько я бессилен в ситуации. Теряю контроль. Боксерская груша, что висит в подвале, истерзана в клочья, каждый раз представляю лицо Минаева и пытаюсь сбросить гнев. Кингстон боится меня, сторонится, а я и правда озверел. Кидаюсь на людей, грублю, огрызаюсь, срываюсь по пустякам — следствие неуравновешенная психика. Так и до ручки дойти можно.

Падаю на мягкий мат спиной, смотрю в потолок. Не дышу. Представляю, что делает моя девочка сейчас. Надеюсь сидит одна, ее никто не тревожит, она спокойна. Если она спокойна, то и мне стоило бы прийти в себя.

Телефон звонкой трелью доносится до перепонок, морщусь от громкости, поднимаю гаджет перед лицом. Олег Викторович.

— Да, — сиплю.

— Ты связался с Ткачом? — без приветствия задает вопрос. У фсбшников только так — конкретика наше все. Времени нет ни на что. Хотя я тоже далеко не эталон вежливости. Порой бываю тем еще придурком.

— Сегодня встреча, на пустыре. Разумеется, Алису он не привезет, — бью кулаком в стену, царапая кожу об шершавую поверхность.

— А чего сам не сказал? Все выпытывать из тебя нужно, — злится подполковник, отчитывает как мальчишку. Правда это меня в последнюю очередь волнует, в любой другой день я нашелся бы с ответом. Сейчас же пустота.

— Он сказал, чтобы я один был. Ткач ваших ребят сразу считает, не дурак же он. Поеду сам.

— Давай хотя бы одну машину за тобой поставлю. Грохнет же, не пожалеет.

— Не грохнет, — в этом я уверен, — Она ему никогда этого не простит.

— Плохо ты знаешь Ткача, — Олег Викторович замолкает.

И я молчу. Может я и плохо знаю Ткача, но я хорошо знаю ее. Она не простит его, не примет и не поймет. А ему точно нужно доверие дочери.

— Все будет гуд, — сам себя уверяю больше.

— Ладно, хер с тобой. Потом отзвонишься, — скидывает.

Продолжаю лежать и смотреть в потолок, телефон отбрасываю подальше.

Интересно, чего захочет Ткач кроме моей головы?

Допустим, покорности, я согласен прогнуться. Но он далеко не идиот, что поверит в этот фарс. Все мое покаяние будет до тех пор, пока я не возьму ее за руку — там же и закончится игра.

Ну почему из всех женщин мира я влюбился в его дочь? Почему у Алиски не простые родители, которые не стояли бы на пути счастья собственной дочери. Потому что она особенная. Самая. Мой магнит, который тянет меня уже больше десяти лет за собой. Я как собака поводырь — куда она, туда и я. Даже если нет рядом, на ощупь ее ищу, рою землю. А когда рядом оказывается — покорно складываю голову на колени и кайфую. Наркотик, а не женщина. И с каждым разом я хочу еще и еще.

Время словно специально тянется медленно, решаю приехать туда раньше. В доме тесно, стены давят. Голова гудит, сжимаются виски. Так и до инсульта не далеко. Пульсация невыносимая.