В тени Алтополиса (СИ) - Углов Артем. Страница 37

Степану Никаноровичу стоило больших усилий, чтобы сдержаться и не выпустить на волю пару крепких ругательств. Он это мог - и в хвост, и в гриву, и поперек, но вместо этого вытянул руки.

- Видишь мозоли? Я сызмальства к труду привычный - заснуть не могу, ежели не поработаю. Нормально так, по-мужицки, а не эти чертовы бумажки перебирать, - ладони тяжело опустились, из-за чего оставленная в стакане ложка жалобно звякнула. – Иди уже парень – занимайся, чем поручено.

Не ожидал я от Степана Никаноровича подобной исповеди. Видать и вправду допекло, раз взялся откровенничать. А может в жаре дело? С приходом июня духота в автомастерской стала невыносимой. Кондиционеры не справлялись, гоняя теплый воздух по трубам. Покрытый липким потом народ злился, собачился по пустякам. И клиент нервный пошел – каждому требовалось посмотреть, да починить срочно. А как чинить, когда на улице жара, в помещении жара, а от раскаленного капота автомобиля и вовсе веет адским пеклом.

Я спустился вниз и привычным маршрутом направился в сторону раздевалки. Мастерская жила несмотря на кажущееся безлюдье. Постукивала и жужжала на разные голоса. За четыре месяца я настолько проникся местным бытом, что теперь с уверенностью мог сказать, кто и где находится, и чьи это ноги из-под кузова торчат.

Прошел мимо подъемника, который поручили отдраить в первый же день работы. Грязь настолько плотно въелась в поверхность, что пришлось оттирать с помощью едкой химии. Этот запах потом еще долго мерещился.

Ага, а вот и любимец всей мастерской – красный Родстер, пригнанный аж с берегов Туманного Альбиона. Одноглазый, правда… На прошлой неделе я поставил ему левую фару, а сладить правую не успел. Теперь черный провал таращился в осуждении. Ну прости приятель, не моя вина.

Возле красных ящиков, прозванных «Бермудами», свернул направо. Почему Бермуды? Да потому что вечно возле них все терялось. Сколько болтов, сколько винтиков и гаек удалось извлечь из-под днища вместе с кучей мусора и остатками паутины. Даже кусок заплесневелого бутерброда нашелся.

С каждым уголком мастерской была связана своя история, и теперь я прощался... Постоял пару минут, вглядываясь в знакомый до боли ландшафт. Вздохнул и толкнул дверь раздевалки, пропахшей крепким мужским потом. Вдоль стены выстроились узкие шкафчики. Я подошел к своему и в последний раз открыл дверцу. Аккуратной стопкой сложил одежду. Помнится, долго Алексею Батьковичу подбирали рабочий комбинезон. В итоге нашли пошитый на какого-то коротышку: низенького, но чрезмерно широкого. Одежда болталась на мне, что автомобильный чехол. Пришлось местной мастерице заниматься ушивкой.

Ладонь помимо воли прошлась по складкам грубой ткани. Хороший материал – крепкий, не порвался ни разу. Мне обещали сделать нашивку с фамилией на правую сторону груди, чтобы было как у остальных. Да чего уж теперь...

Мартьяна я нашел на выходе. Тот разложил на столе недавно поступивший товар и теперь сверялся с накладной, всё-ли по списку. Заметив меня, отложил в сторону бумажки и молча принял протянутые ключи. Он не стал интересоваться, чем закончился разговор с начальником: может знал заранее, а может прочитал ответ на моем лице.

- Комбинезон постирал, в шкафчике оставил и это… я там отражатель почистил. Осталось только прокладку ободка заменить и можно собирать корпус.

- Принято, - Мартьян протянул руку и крепко пожал мою ладонь. - Будь здоров, Алексей Батькович, и не печалься понапрасну. Ты к нам еще вернешься.

- Степан Никонорыч так сказал? - спросил я с внезапно вспыхнувшей надеждой.

- Нет, моя чуйка - надежная, как немецкий подшипник.

Увы, подшипники фирмы Отто, хоть и отличались повышенной надежность, но все же иногда ломались. В мастерскую я больше не вернулся: ни в этом году, ни в следующем, ни в каком-либо другом.

Глава 5. О вреде художественной литературы.

Когда Константин Алексеевич выбирал место под строительство будущего города, он меньше всего интересовался окружающими красотами. Кого волнуют пейзажи, когда на кону экономическая целесообразность. Новая узловая точка должна была связать европейскую часть России с Персией и уже оттуда через Пакистан протянуться до самой Индии. Планов у царя-батюшки, прозванного в народе за острый ум - Осмомыслом, имелось вагон и маленькая тележка. За их реализацию он и взялся, в наикратчайшие сроки возведя красавец-мегаполис посреди степи. Если Петербург был окном в Европу, то Алтополис должен был стать воротами в Азию. Увы, пустующими, потому как со строительством железной дороги не заладилось с самого начала.

Первой в замыслы царя-императора вмешалась природа, устроив разрушительное землетрясение в Средней Азии. Земля буквально разошлась по швам, образовав гигантские провалы. В пострадавших регионах вспыхнули болезни и голод, начались многочисленные волнения. Пришлось в срочном порядке заниматься решением новых проблем, а когда все успокоилось, подоспела «англичанка». Владычица морей не желала мириться со всевозрастающим влиянием Российской Империи в особенности в землях, некогда принадлежавших ей по праву. Официально Британский Радж перестал существовать в середине двадцатого века - англичане покинули колонию, но влияние свое сохранили: через капитал, через нечистых на руку чиновников. И местные компании в большинстве своем принадлежали европейцам, тем же англичанам или голландцам, поэтому колониальный термин Ост-Индия до сих пор оставался в ходу.

Сложно сказать, на что рассчитывал Константин Алексеевич, когда направил свои стопы в сторону полуострова Индостан. Поверил заверениям раджи Виктрану Басади, известного на всю Азию краснобая и баламута? Желание наладить отношения с далеким северным соседом у того действительно имелось, а вот возможностей…

Стоило рельсам пересечь границу с Пакистаном и южно-азиатский котел забурлил, запенился. В прилегающих провинциях принялись вспыхивать восстания одно за другим. Вдруг вспомнились старые обиды, появились причины для новых. Афганские моджахеды, до того занимающиеся выращиванием маковых полей, вдруг заинтересовались черным ломом. Принялись разбирать целые участки будущей железной дороги. И на чем только тяжеленые рельсы утаскивали, лисы пустынные…

Окончательно идею южного торгового пути похоронила вспыхнувшая война. Граница между Индией и Пакистаном оказалась под замком, а любое экономическое сотрудничество под запретом. Это еще хорошо, что обошлось локальным конфликтом. Китай имел особые виды на провинцию Джамму и Кашмир. Иран вдруг озаботился притеснением мусульман-шиитов. Зашевелился под боком дремавший доселе Ирак, и следом Афганистан, готовый подкинуть в котел десятки тысяч муджахидинов. Кипящее варево забрызгало в разные стороны, грозя подпалить подбрюшье русского медведя. Пришлось в срочном порядке сбивать разгорающееся пламя войны.

Все усилия императора Константина «Осмомысла», к тому времени уже немолодого мужчины, были направлены на дипломатическом поприще. О новом торговом пути, должном протянуться от Пиренейского полуострова до берегов Индийского океана, пришлось забыть.

И все бы ничего, если бы не затраченные государством деньги – вышла колоссальная сумма даже по меркам Империи. Тысячи километров железной дороги, теряющейся в песках Средней Азии, вместе с сопутствующими им коммуникациями. И что хуже всего, торчащий посреди степи город - величественные ворота ведущие в никуда.

Константину Алексеевичу не давали покоя лавры Петра Великого. Он мечтал создать архитектурный шедевр – очередную жемчужину в короне Российской Империи. Для этих целей привлек лучших мастеров со всего мира, полностью им доверившись и потому предложив не считаться с затратами. Последние хоть и запустили руки в казну по самый локоть, с результатом не обманули.

Алтополис стал первым городом Империи, полностью перешедшим на централизованные инженерные системы. Вода и электричество подавались в каждый дом, и жителям больше не было нужды ломать голову в ожидании подступающих холодов. Извечная проблема России дороги получились гладкими и ровными. Под землей протянулись линии метро со сверхскоростными поездами, а на поверхности появились живописные улицы и парки. Здесь здания величием своим не уступали Нью-Йоркским небоскребам, а по красоте превосходили в несколько раз: прямые и закрученные, островерхие и пирамидальные, выполненные в форме ступенек или буквы «П». Мегаполис поражал своим размахом, особенно на фоне царящего вокруг запустения. Как поется в одной песне: степь, да степь кругом. Она едва и не погубила город, оказавшийся в полном одиночестве.