Фантомные боли железных грифонов (СИ) - Орлова Анастасия. Страница 33

***

Сага пробежала пальцами по холодному металлу мелких пёрышек, тонких, словно фольга, покрывающих грифонью голову от клюва до лба. Унн-Уран вытянул шею, ласково пощёлкал клювом, словно гигантский попугай. Он лежал посреди Грифоньего зала, лампы которого светили непривычно приглушённо и мягко, Сага стояла прямо перед грифоном, и их глаза были на одном уровне. Деактивированный модуль памяти не позволял разуму Варвара участвовать; руководить Унн-Ураном сейчас могла лишь Плесень, но Сага точно знала, что каким-то необъяснимым, неведомым науке образом Инвар слышит её. И он, даже деактивированный, в этом грифоне сильнее Плесени, пусть и не может в таком виде полноценно им управлять.

«Знай: что бы со мной ни случилось, в моём сердце только ты. — Вспомнила она. — Оно бьётся только для тебя. А если вдруг остановится — я не исчезну, я останусь навсегда с тобой, в твоём сердце. Пообещай, что будешь жить дальше. Ради меня».

— Твоё сердце не бьётся, — прошептала Сага, поглаживая грифона между глаз. — Но как прикажешь мне жить дальше? Имею ли я на это право? И хватит ли сил…

Железный, зеркально-гладкий клюв легонько ткнулся ей в плечо.

— Мне так холодно без тебя… Так чертовски холодно, будто это я железный грифон, а не ты. И мои фантомные боли на месте омертвевшего сердца так же сильны, и тоже гонят меня прыгнуть вниз с Каланчи, но… я не могу. Я обещала тебе не сдаваться…

Унн-Уран потёрся клювом о плечо Саги, нечаянно оставив одним из перьев — «ушек» — тонкий порез на её скуле, но Сага не заметила ни боли, ни сочащейся крови.

— Когда я приду сюда вновь, ты будешь уже допрошит. Я увижу тебя в последний раз. Обещай мне, что справишься. Обещай, что доведёшь дело до конца. Ведь иначе всё это было зря…

…Выходя из Грифоньего зала, Сага едва не налетела на плечистую фигуру, неожиданно выступившую из полумрака лестницы, преградив ей путь.

— Корнет? — удивилась она. — Полпервого ночи, что ты тут делаешь?

Корнет опустил взгляд, чуть помедлил с ответом — достаточно, чтобы Сага догадалась сама, но всё-таки нашёл смелость произнести это вслух:

— Я… шёл за вами. Простите.

— Зачем?

— Побоялся, что вы захотите активировать модуль памяти. Сами. Одна. Это может быть опасно, ведь допрошивка ещё не готова.

— Я пока в своём уме, Корнет, — строго ответила Сага.

— Да, но… — Он замолчал, ещё больше смутившись.

— И я трезва, как видишь.

— У вас кровь. Позволите?

Корнет достал из кармана рубашки белоснежный платок. Сага усмехнулась:

— У тебя с собой тканевый платок? Из какого ты века, Корнет?

— Мой дед любил повторять, — Корнет приподнял подбородок Саги, разворачивая её порезом к свету, — что у мужчины в кармане рубашки всегда должен быть свежий платок. Ему он без надобности, но вдруг потребуется оказавшейся рядом даме?..

Он осторожно промокал краешком платка царапину, стирая кровь, и его движения становились всё медленней, а дыхание, которое Сага ощущала на своей щеке, всё невесомей.

— Корнет…

— Вы дрожите, — перебил он её почти шёпотом. — Замёрзли?

Если бы он этого не сказал, Сага бы и не заметила, что её бьёт крупный озноб.

— Скорее — нервное, — невесело усмехнулась она. — Здесь нехолодно.

Корнет сунул платок в карман брюк, внимательно посмотрел на Сагу. Он стоял слишком близко, отступить было некуда и непринуждённо избегать зрительного контакта не получалось. Сага терпеть не могла опускать глаза первой, будто она в чём-то виновата, будто ей есть чего стыдиться, но сейчас иного выхода не нашлось.

— Корнет, я не…

Договорить она не успела. Корнет обнял её за плечи, бережно, но крепко прижал к себе. Сага упёрлась ладонями ему в грудь, пытаясь высвободиться — тщетно.

— Иногда просто нужно, чтобы кто-то обнял, — прошептал Корнет ей в висок. — Без вопросов, обязательств и ожиданий чего-то в ответ… Иногда это просто необходимо, верно? — и почувствовал, как Сага оставила своё молчаливое сопротивление.

— Чтоб ты провалилась, курва! — неслышно прошептала Тэлли, притаившись этажом ниже. — Чтоб ты провалилась!

Тэлли отступила в тень пустого этажа, когда ей на голову, прямо из-под ступеньки, на которой стояла Сага, посыпалась бетонная крошка.

…Стоя в объятиях Корнета, Сага чувствовала, как чудовищно быстро колотится её сердце, как клокочут в горле, перехватывая дыхание, непролившиеся слёзы. Она не позволяла себе реветь — тем более на людях — даже когда нашли тело Инвара. Дать волю слезам сейчас, при Корнете — это уж слишком. И так всё происходящее — слишком. «Чёрт!» — мысленно ругнулась она, почувствовав, как губы Корнета коснулись кончика её уха — мягко, будто случайно. И высвободилась из его рук.

— Корнет, ты славный парень… Добрый и…

Корнет печально усмехнулся, покачал головой, отступив от Саги на шаг и отведя взгляд.

— Я то же самое не так давно говорил Тэлли…

Сага мгновение помолчала.

— Тогда ты меня понимаешь.

Корнет едва заметно вздохнул.

Сага благодарно коснулась его плеча и направилась вниз.

Корнет проводил её взглядом и ещё несколько секунд недвижно стоял посреди лестницы. А потом со всей силы саданул кулаком по стене, разбив руку в кровь.

— Помоги ей! — сквозь зубы процедил он, обращаясь в пространство. — Помоги же ей, тварь! Возьми с меня любую плату, но помоги ей! Ведь это ты с ней сделал. Со всеми нами…

Несколькими пролётами ниже из-под «казака» Саги отвалился кусок ступеньки, и она едва не свалилась с лестницы, но в последний миг удержалась, ухватившись за перила.

Глава 22

— Я вообще лошадей до жути люблю! Конным спортом занималась, КМС получила. — увлечённо болтала Беркут.

— М-м-м, — то ли похвалил, то ли удивился Хидден.

Они сидели на маленьком диванчике в одной из секций полутёмного зала чайной. Играла тихая музыка, в бокале расплавленным золотом мерцал бренди, терпко и душно пахло благовониями. У Хиддена до дурноты в желудке разболелась голова, его клонило в сон, и казалось, что чересчур мягкий диван вот-вот всосёт его в свои недра, а к утру срыгнёт птичьей погадкой[1]. Во всяком случае, чувствовать он себя будет именно так — в этом он не сомневался.

Они сидели здесь пару часов, но Хиддену казалось, что уже пошли третьи сутки. Третьи сутки бесконечной трескотни о каких-то лошадях, собаках, о соревнованиях по каратэ, медалях-грамотах-победах, о незаконченной, но, без сомнения, чрезвычайно любопытной диссертации по нейрокодировке и о том, как замечательно Беркут умеет готовить мясо. Каждую паузу, возникающую в её монологе и предполагающую какую-то реакцию Хиддена, он заливал бренди, лишь бы ничего ей не отвечать. Он давно потерял нить разговора и не знал, что тут можно сказать. Ему было скучно и тошно, как никогда раньше в подобных обстоятельствах. Он предугадывал каждый её взгляд, каждый жест, наперёд знал, к чему всё идёт и чем закончится, и от этого становилось ещё тоскливей.

Допив очередной бокал, Хидден высвободил своё плечо из-под её локтя:

— Пожалуй, пора на воздух. Тут слишком душно.

— Да. Пойдём отсюда, — легко согласилась Беркут, маслянисто сверкнув карими глазами. — Я живу в соседнем переулке, — сказала она, когда они вышли из чайной. — Проводишь?

Хидден обречённо поплёлся следом. У её подъезда он остановился, недвусмысленно давая понять, что подниматься в квартиру не намерен.

— До завтра, — кивнул он.

Хотел добавить «увидимся на работе», но не успел. Беркут дёрнула его к себе за футболку и, запустив пальцы ему в волосы, поцеловала — требовательно, даже грубо, до крови прикусив ему губу. И это, словно электрическая дефибрилляция, вмиг реанимировало воспоминания Хиддена о Гейт. И он едва сдержался, чтобы не оттолкнуть её.

— Чёрт, это даже для меня слишком… безжалостно, — пошутил Хидден, вытирая запястьем кровь, но в его глазах веселья не было.