Маленькая повесть о большом композиторе, или Джоаккино Россини - Клюйкова Ольга Васильевна. Страница 26

Только окончился неудачный концерт и ушел маленький оркестр, как опечаленный граф слышит чью-то веселую песню. Ну, конечно же, это Фигаро! Хитрый, остроумный выдумщик, всегда веселый и ловкий, готовый на все ради денег, но добрый малый, с радостью приходящий на помощь влюбленным. Какие же заводные мелодии приносит с собой этот весельчак! В основе его каватины лежат интонации и ритмы тарантеллы. О, стремительный итальянский танец, сразу обнажающий под испанским плащом Фигаро его итальянское сердце! Тарантелла становится лейтинтонацией хитреца-цирюльника. Где бы он ни появлялся, сразу возникает ощущение тарантеллы, хотя и вне тематических связей.

По совету опытного в любовных делах Фигаро Альмавива вновь появляется под балконом своей волшебницы. Граф настраивает гитару и начинает петь свою канцону. Совершенно иным он предстает перед нами в этой песне. Искренним и нежным чувством проникнута мелодия, словно свободно импровизируемая. Первоначально ее сопровождала гитара. Но поскольку ее тембр явно проигрывал рядом с оркестром, впоследствии гитару изъяли из партитуры, ее стали имитировать другие инструменты. Элегическая канцона – единственная сцена в миноре! Вот он, лирический портрет героя комической оперы! Но что же Розина? Где ее ария? Как вспоминала Джельтруда Ригетти-Джорджи (первая исполнительница роли Розины), римляне, ожидавшие от нее «приятной любовной каватины», «разразились свистками и бранью», когда услышали одни лишь реплики героини. Чего же стоило ожидать, если слушатели уже были раздражены тем, что Гарсиа настраивал гитару на сцене, «что вызвало бесцеремонные смешки в зале». Кроме всего прочего, на первом представлении оперы звучала каватина, сочиненная самим Певцом, занимавшимся композицией. Джоаккино позволил ему это только из глубокого уважения, но музыка получилась неинтересная, да и спел ее Гарсиа без воодушевления. В общем, было много шума и недовольства со стороны публики, уже заранее предубежденной. Опера проваливалась с самого начала.

В своей идиллической песне граф называется чужим именем – Линдором. Дело в том, что он хочет, чтобы Розина полюбила его самого, а не громкий титул и богатство. Но тут бедняжку Розину уводят с балкона. Теперь вся надежда на Фигаро! Граф обещает щедро вознаградить своего помощника, которому предстоит еще много чего придумать. Звучит дуэт графа и Фигаро, примечательный тем, что его музыка чутко следует за стремительно развивающимся действием. Джоаккино – большой мастер характеристик. Конечно, в опере он считал главной музыку. Но что такое опера без слов? Поэтому и интересно проследить в дуэте соотношение музыки и слова. Вначале, когда речь идет о всемогущем денежном металле, партия Фигаро приобретает решительный, энергичный характер. Любопытно, как здесь у Россини зарождается лейтмотив. Дело в том, что в первом разделе дуэта возникает микролейттема, символизирующая «рождение идеи». Она появляется всегда, когда Фигаро осеняет новая мысль. Вторая часть дуэта представляет собой пространное объяснение графу, как найти лавку Фигаро. Стремительная скороговорка цирюльника словно ошарашивает Альмавиву, и его реплики кажутся отголосками эмоциональных высказываний Фигаро. Итак, к делу! Ведь буйная фантазия хитреца и выдумщика Фигаро подсказала интересный план проникновения в дом Бартоло – переодевшись пьяным солдатом, требовать постоя. Великолепная мысль! И никаких подозрений, потому что «кто хмелен, вернее тот подозренье отведет».

Тем временем Розина, очаровательная юная воспитанница доктора Бартоло, из-за которой герои оперы идут на столько невероятных выдумок, окончила письмо к Линдору. Россиниевская героиня – типичная южанка с горячим темпераментом. Образ ее, раскрытый прежде всего в арии-портрете, многопланов. Юной кокетке присущи и мечтательность, и страстность. Широко и свободно развивается в первой части арии грациозная напевная мелодия с изысканными фиоритурами. Во второй части арии мы слышим жалобы Розины на то, что опекун делает жизнь воспитанницы несносной, а она «так безропотна». Однако слова тут явно расходятся с мелодией, которую поет притворщица Розина. Здесь Джоаккино снова верен себе. Насмешник и балагур, искусный наблюдатель человеческой психологии, он не может отказать себе в удовольствии немножко посмеяться над своей прелестной героиней. Бойкие и настойчивые интонации этого раздела как в вокальной партии, так и в оркестре показывают, что девушка далеко не столь простодушна и беззащитна, как хочет казаться. Как же эта Розина отличается от воспитанницы доктора Бартоло, появившейся в опере старшего коллеги Россини маэстро Паизиелло! Ведь та действительно беззащитна и наивна. А мелодия Розины нам уже знакома, ведь она встречалась в операх «Аврелиан в Пальмире» и «Елизавета, королева Английская». Подобное перемещение яркой, полюбившейся композитору мелодии, от оперы-сериа к опере-буффа неудивительно. Тема выражает некий обобщенный образ «женственности», поэтому для Россини не имеет значения жанровое различие произведений, в которых он использует музыкальный материал. Третий раздел арии, рисующий строптивость и энергичность девушки, весьма виртуозен и по стилю типичен для завершения арии примадонны. Именно он дал повод к тому, что ария стала называться «каватиной гадюки». На первый взгляд, странно и неожиданно! Но все объясняется просто: в итальянском тексте есть такие слова – «но если меня затронут за живое, я стану гадюкой». Интересно, что тема данного раздела встречалась ранее – в опере «Елизавета, королева Английская» в арии королевы, в сцене ожидания возлюбленного.

На премьере Джельтруда Ригетти-Джорджи, видя, какой прием оказывает публика таким заслуженным певцам, как Гарсиа и Дзамбони, боялась своего выхода на сцену. Но, подбодрив себя воспоминаниями о своих тридцати девяти предшествующих успехах, она так спела эту арию, что зрительный зал, даже враждебно настроенный, не мог не взорваться бурными аплодисментами. Певицу вызывали трижды, а один раз даже Россини поднялся со своего места за клавичембало поблагодарить публику. Повернувшись к певице, он воскликнул шутливо: «Ах, какой темперамент!» – «Поблагодари его, – ответила счастливая Джельтруда, – без его услуги тебе в этом месте не пришлось бы подняться со своего стула!»

Вот мы и познакомились с прелестницей Розиной. Ее портрет получился у Джоаккино достаточно ярок. О, она чертовски мила, не правда ли? Это признали даже строгие римляне. И такой яркий образ в дальнейшем станет еще привлекательнее.

А между тем доктор Бартоло срочно призвал для совета дона Базилио, монаха и учителя музыки Розины. Обсуждаемое дело первейшей важности – как бы ускорить брак Бартоло с Розиной. Все же интересный тип этот монах-ханжа! Его внешний облик Россини создает еще в начальном речитативе. Одна лишь первая фраза, интонация которой близка церковной псалмодии, дает понять зрителю, кто пришел к доктору Бартоло. А внутренний облик дона Базилио раскрывается в его арии, своеобразном «гимне клевете», где монах расхваливает предложенный им выход из создавшейся ситуации. Музыка арии красочно и детально описывает этот «рецепт». Пианиссимо первых фраз постепенно разрастается до мощного фортиссимо, что подобно взрыву бомбы, о которой в этот момент идет речь. Стремительные скороговорки, угловатая мелодика и быстрый темп типичны для обрисовки комических персонажей оперы-буффа. И кому, как не Россини, знать об этом! Конечно, молодой композитор был новатором по натуре, но он не ломал устоявшихся форм, ведя борьбу со старым и рутинным изнутри. Вот и тут один маленький, но гениальный штрих: эффект динамического нарастания – и традиционные средства приобретают новое звучание. Смешной персонаж становится страшным, обладая таким коварным оружием, как клевета.

Пока старые интриганы советуются, как им всех обмануть, Розина озабочена поисками того, кто мог бы передать ее письмо Линдору. Появившийся Фигаро как нельзя кстати. Завязывается внешне непринужденная, но очень осторожная беседа. Нет, девушка не хочет признаваться в своих чувствах к верному поклоннику. Каким же тонким психологом проявляет себя Россини в обрисовке этой беседы, в которой оба героя хитрят! Фигаро изумлен и восхищен сметливостью Розины, безусловно, он выполнит просьбу очаровательной просительницы. Но их грациозно-кокетливая беседа должна прерваться: ревнивому взору Бартоло лучше не попадаться.