Маленькая повесть о большом композиторе, или Джоаккино Россини - Клюйкова Ольга Васильевна. Страница 53

По приезде в Париж выяснилось, что контракт действительно расторгнут, Луи-Филипп не собирается выплачивать композитору пенсион. И начинается долгая тяжба между Россини и новым правительством, которая растянулась на целых пять лет. Первое время после возвращения в Париж композитор гостил у своего друга-банкира, маркиза Агуадо, а после переселился в маленькие комнатки, расположенные под потолком «Театр Итальен». Такое скромное помещение вряд ли было достойно автора «Телля», но Россини отлично себя чувствовал в той обстановке. Его запросы никогда не были чрезмерными, а принцип содержательности в жизни, в общении, в искусстве всегда был для маэстро определяющим. Неважно, где состоится разговор, важно, о чем он будет. А Россини был настолько притягательной личностью, что все к нему тянулись – артисты, художники, литераторы, даже принцы и министры. При этом маэстро не мог оставаться равнодушным к делам театра, принимая в них самое деятельное участие, к великой радости его директоров Роберта и Северини.

Интересы Россини отнюдь не ограничивались устройством своих дел и заботами о театре. Когда в 1831 году его друг Агуадо предложил ему поездку в Испанию, он радостно согласился. Джоаккино любил путешествовать, а перспектива увидеть эту загадочную страну была очень привлекательна. Прибытие в Мадрид знаменитого итальянского маэстро вызвало заметное оживление в кругах любителей музыкального театра. В первый же вечер в королевском театре был дан «Севильский цирюльник», которым, к необычайному удовольствию публики, дирижировал прославленный автор. Энтузиазм мадридцев достиг высочайшей степени, громовой грохот бурных аплодисментов долго сотрясал стены старинного театра. А после спектакля 200 артистов театра, оркестрантов и хористов, певцов устроили под окнами маэстро великолепную серенаду. Всеобщее восхищение было безграничным.

Не остался в стороне и испанский король Фердинанд VII, удостоивший приезжую знаменитость высочайшей аудиенции. Общение с коронованной особой не было необычным для Россини. Но некоторые особенности поведения Фердинанда вызвали у него удивление своей курьезностью. Обычным занятием его величества было курение сигар. Ничего удивительного не было в том, что он принял композитора, занимаясь курением. После церемонных приветствий любезно улыбающийся король предложил маэстро сигару, большая часть которой была уже выкурена! Отлично умевший владеть собой Россини ничем не выразил своего недоумения, но, поблагодарив, отказался. «Напрасно не берете, – вполголоса заметила королева Мария Кристина на неаполитанском диалекте, являвшаяся соотечественницей композитора, – это милость, которая выпадает не всем». Знакомый с ней еще по Неаполю, Джоаккино ответил тем же заговорщическим тоном: «Королева, прежде всего, я не курю, и потом…» Королева улыбнулась, и смелость музыканта не имела негативных последствий. Вся августейшая фамилия была очень благосклонно настроена по отношению к гостю. Брат короля, дон Франциско, был страстным обожателем музыки итальянского маэстро, поэтому Мария Кристина посоветовала Джоаккино представиться ему сразу после визита к королю. Как оказалось, дон Франциско мечтал исполнить какую-нибудь арию из оперы Россини под аккомпанемент автора. Россини любезно согласился выполнить просьбу принца. Была выбрана ария Ассура из «Семирамиды», и принц пропел ее, к великому удовольствию своей жены, с такой вычурностью и такими жестами и движениями, что Россини потом признался: «Никогда не видел ничего подобного».

Во время пребывания Россини в Мадриде знатный и богатый священник и поклонник музыки маэстро дон Мануэль Фернандес Варела, во что бы то ни стало желавший иметь автограф любимого композитора, попросил сочинить Stabat mater. Сама мысль взять эту тему, столь совершенно воплощенную в звуках Перголези, показалась ему в первый момент кощунственной. Но почтенный прелат, бывший другом Агуадо, настаивал. Вот и пришлось Джоаккино взяться за озвучивание этого канонического текста, чтобы не показаться невежливым по отношению к другу своего покровителя. И все же Россини поставил условие: никогда не публиковать это произведение. За работу он принялся сразу по приезде в Париж в конце марта. Хоть и не хотелось браться за текст, столь блистательно озвученный замечательным предшественником, но все же дух творческого экспериментаторства был силен в Джоаккино, которому, конечно, было интересно дать новое понимание этой старой темы. Работа спорилась, были готовы уже 6 номеров, как вдруг неожиданная болезнь прервала работу. Однако поскольку сочинение ждали в Мадриде, ее все же надо было закончить. Россини обратился с просьбой помочь в завершении к дирижеру и аккомпаниатору «Театр Итальен» Джузеппе Тадолини. В марте 1832 года произведение было закончено и отослано заказчику. В таком варианте Stabat mater и прозвучала в Святую пятницу 1833 года в королевской капелле Мадрида. В 1842 году Россини вернулся к этому произведению и доработал его, заменив номера Тадолини. Так и существуют с тех пор два варианта Stabat mater Россини.

С мая по сентябрь 1832 года в Париже свирепствовала эпидемия холеры. Семья Агуадо настояла, чтобы Россини все это время жил с ними вдали от столицы. Отсутствие маэстро опять дезорганизовало работу «Театр Итальен» в не меньшей степени, чем холера. Директора буквально стонали, засыпали композитора письмами с просьбами поскорее вернуться. Однако их надеждам не суждено было сбыться. Вскоре после возвращения в Париж Джоаккино тяжело заболел. И как ни удивительно, эта болезнь принесла в его жизнь… счастье! Отношения с Изабеллой Кольбран уже давно стали напряженными, супругам было трудно вместе. Взбалмошный характер бывшей примадонны с годами стал просто невыносим. Недаром Россини постарался оставить ее в Болонье, но там начались ее ссоры с Виваццей. Старый Джузеппе всегда был остер на язык, в карман за словом не лез, и их перебранки порой доходили до обид и оскорблений. Жалобы старого отца летели в Париж к сыну, внося в его жизнь ощущение неустойчивости и досады. Тем временем на курорте он познакомился с молодой очаровательной особой, которую звали Олимпия Пелисье. Общество новой знакомой доставляло массу положительных эмоций. И вот болезнь композитора расставила все точки над «i». Олимпия вызвалась быть сиделкой при больном, окружила его нежной заботой и комфортом. Молодая женщина обладала мягким, покладистым характером, ее спокойная женственность предстала перед Джоаккино в ореоле милосердия. И восторженная душа Россини, только что перешагнувшего порог своего сорокалетия, подобно вновь проснувшемуся вулкану, вдруг воспламенилась страстным чувством к своей милой врачевательнице. И он ей посвящает свою кантату «Жанна Д'Арк», написанную в те дни.

Довольно скоро композитор был на ногах и даже приступил к своим театральным делам, но болезнь слишком измотала его. Врачи настоятельно советовали отдохнуть, подышать воздухом родины. Выполнить их пожелания он смог только летом 1834 года. В Болонью маэстро отправился вместе с Северини и Робертом, которые хотели пополнить в Италии свою труппу и репертуар. Два месяца, проведенные на родине, были для Россини как глоток воды в знойной пустыне, они пролетели на одном дыхании, но и принесли с собой нужный отдых.

Надо сказать, что в эти годы Россини мало занимался композиторским творчеством. Театральные заботы полностью поглощали его время и внимание. Недаром директора плохо чувствовали себя в его отсутствие. Никто не умел так искусно контактировать с самыми различными людьми, никто не мог так умело проникнуть в суть театрального процесса, никто не обладал таким неоспоримым авторитетом у певцов, хористов, оркестрантов или рабочих сцены. За время своего управления «Театр Итальен» в Париже Россини привлек к сотрудничеству таких композиторов, как Беллини, Доницетти, Меркаданте. Маэстро обладал особым чутьем на таланты. Распознать, поддержать, дать им дельный совет – вот был основной принцип его деятельности. Но Джоаккино никогда об этом не говорил, просто он не мог поступать иначе. Его тонкий вкус и точность суждений стали общеизвестны. К нему прислушивались и в артистическом мире, и в высшем свете, представители которого наперебой приглашали композитора на свои вечера. Острые шутки и справедливые суждения маэстро приятно будоражили натянутую атмосферу великосветских приемов. Однако Россини всегда все умел преподнести с такой элегантной непринужденностью, что это никогда не шокировало окружающих. Но когда Джоаккино оказывался в кругу единомышленников, сколько же подкупающей простоты было в его общении, сколько тепла и доброты излучал его внимательный взгляд!