Владимир Высоцкий - Высоцкий Владимир Семенович. Страница 16
Два письма
I
Здравствуй, Коля, милый мой
друг мой ненаглядный!
Во первых строках письма шлю тебе привет.
Вот вернешься ты, боюсь, занятой, нарядный —
Не заглянешь и домой, — сразу в сельсовет.
Как уехал ты — я в крик, — бабы прибежали:
«Ой, разлуки, — говорят, — ей не перенесть».
Так скучала за тобой, что меня держали, —
Хоть причина не скучать очень даже есть.
Тута Пашка приходил — кум твой окаянный, —
Еле-еле не далась — даже щас дрожу.
Он три дня уж, почитай, ходит злой и пьяный —
Перед тем как приставать, пьет для куражу.
Ты, болтают, получил премию большую;
Будто Борька, наш бугай, — первый чемпион…
К злыдню этому быку я тебя ревную
И люблю тебя сильней, нежели чем он.
Ты приснился мне во сне — пьяный, злой,
угрюмый, —
Если думаешь чего — так не мучь себя:
С агрономом я прошлась, — только ты не думай —
Говорили мы весь час только про тебя.
Я-то ладно, а вот ты — страшно за тебя-то:
Тут недавно приезжал очень важный чин, —
Так в столице, говорит, всякие развраты,
Да и женщин, говорит, больше, чем мужчин.
Ты уж, Коля, там не пей — потерпи до дому, —
Дома можешь хоть чего: можешь — хоть в запой!
Мне не надо никого — даже агроному, —
Хоть культурный человек — не сравню с тобой.
Наш амбар в дожди течет — прохудился верно, —
Без тебя невмоготу — кто создаст уют?!
Хоть какой, но приезжай — жду тебя безмерно!
Если можешь, напиши — что там продают.
II
Не пиши мне про любовь — не поверю я:
Мне вот тут уже дела твои прошлые.
Слушай лучше: тут — с лавсаном материя, —
Если хочешь, я куплю — вещь хорошая.
Водки я пока не пил — ну ни стопочки!
Экономлю и не ем даже супу я, —
Потому что я куплю тебе кофточку.
Потому что я люблю тебя, глупая.
Был в балете, — мужики девок лапают.
Девки — все как на подбор — в белых тапочках.
Вот пишу, а слезы душат и капают:
Не давай себя хватать, моя лапочка!
Наш бугай — один из первых на выставке.
А сперва кричали — будто бракованный, —
Но очухались — и вот дали приз таки:
Весь в медалях он лежит, запакованный.
Председателю скажи, пусть избу мою
Кроют нынче же, и пусть травку выкосют, —
А не то я тёлок крыть — не подумаю:
Рекордсмена портить мне — на-кось, выкуси!
Пусть почшпот наш амбар — ведь не гнить
зерну!
Будет Пашка приставать — с им как
с предателем!
С агрономом не гуляй — ноги выдерну, —
Можешь раза два пройтись с председателем.
До свидания, я — в ГУМ, за покупками:
Это — вроде наш лабаз, но — со стеклами…
Ты мне можешь надоесть с полушубками.
В сером платьице с узорами блеклыми.
…Тут стоит культурный парк по-над речкою,
В ем гуляю — и плюю только в урны я.
Но ты, конечно, не поймешь — там,
за печкою. —
Потому — ты темнота некультурная.
Песня о вещей Кассандре
Долго Троя в положении осадном
Оставалась неприступною твердыней.
Но троянцы не поверили Кассандре, —
Троя, может быть, стояла б и поныне.
Без умолку безумная девица
Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»
Но ясновидцев — впрочем, как и очевидцев —
Во все века сжигали люди на кострах.
И в ночь, когда из чрева лошади на Трою
Спустилась смерть, как и положено, крылата,
Над избиваемой безумною толпою
Кто-то крикнул: «Это ведьма виновата!»
Без умолку безумная девица
Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»
Но ясновидцев — впрочем, как и очевидцев —
Во все века сжигали люди на кострах.
И в эту ночь, и в эту смерть, и в эту смуту.
Когда сбылись все предсказания на славу.
Толпа нашла бы подходящую минуту,
Чтоб учинить свою привычную расправу.
Без устали безумная девица
Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»
Но ясновидцев — впрочем, как и очевидцев —
Во все века сжигали люди на кострах.
Конец простой — хоть не обычный, но досадный:
Какой-то грек нашел Кассандрину обитель, —
И начал пользоваться ей не как Кассандрой,
А как простой и ненасытный победитель.
Без умолку безумная девица
Кричала: «Ясно вижу Трою павшей в прах!»
Но ясновидцев — впрочем, как и очевидцев —
Во все века сжигали люди на кострах.
Ой, где был я вчера
Ой, где был я вчера — не найду, хоть убей!
Только помню, что стены — с обоями,
Помню — Клавка была, и подруга при ей. —
Целовался на кухне с обоими.
А наутро я встал —
Мне давай сообщать,
Что хозяйку ругал,
Всех хотел застращать.
Будто голым скакал,
Будто песни орал,
А отец, говорил,
У меня — генерал!
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали,
И гостям, говорят, не давал продыхнуть —
Донимал их своими аккордами.
А потом кончил пить —
Потому что устал, —
Начал об пол крушить
Благородный хрусталь.
Лил на стены вино,
А кофейный сервиз,
Растворивши окно.
Взял да выбросил вниз.
И никто мне не мог даже слова сказать.
Но потом потихоньку оправились, —
Навалились гурьбой, стали руки вязать,
И в конце уже — все позабавились.
Кто — плевал мне в лицо,
А кто — водку лил в рот,
А какой-то танцор
Бил ногами в живот…
Молодая вдова.
Верность слову храня, —
Ведь живем однова —
Пожалела меня.
И бледнел я на кухне разбитым лицом.
Делал вид, что пошел на попятную.
«Развяжите, — кричал, — да и дело с концом!»
Развязали, — но вилки попрятали.
Тут вообще началось —
Не опишешь в словах, —
И откуда взялось
Столько силы в руках! —
Я как раненый зверь
Напоследок чудил:
Выбил окна и дверь
И балкон уронил.
Ой, где был я вчера — не найду днем с огнем!
Только помню, что стены — с обоями, —
И осталось лицо — и побои на нем, —
Ну куда теперь выйти с побоями!
…Если правда оно —
Ну хотя бы на треть, —
Остается одно:
Только лечь помереть!
Хорошо, что вдова
Все смогла пережить,
Пожалела меня —
И взяла к себе жить.