Смерч навстречу. Даром (СИ) - Нарватова Светлана "Упсссс". Страница 42
Она кивнула.
Словно услышав, что речь идет о нем, сморчок стал подавать признаки жизни. Он застонал и попытался сесть, прижимая руку к затылку.
Замечательно. Все просто замечательно.
— Кто вы и что вам от меня надо? — простонал подонок, усаживаясь спиной к стене.
— От тебя, ублюдок, мне ничего не надо, — уверил Паша. — Просто имей в виду, что если ты попробуешь дернуться в отношении Дарьи, сегодняшние проблемы тебе покажутся легким развлечением. Под землей найду и дерьмом умою. И никто тебя не спасет, я тебе обещаю. Попытаешься в полицию обратиться — выставлю встречный иск о похищении и насилии над моей невестой. Видео прикладывать не хотелось бы, но если потребуется, приложу, — вдохновенно врал Кощей. — И побои в больнице мы снимем. Ты все понял, урод?
Паша дернул сморчка за волосы, поднимая лицом к себе. Тот что-то промычал, не отпуская руку от затылка. Видимо, неплохо приложился, приземляясь.
Угрожать Кощей не любил. Это было не по-мужски. Ты или бей, или говори. А вот эти сотрясения воздуха и петушение во всю надутую грудь — это от слабости духа и тела.
Но некоторые по-другому не понимают. Своими пропитыми мозгами.
Паша отер руку о брюки. Какой все же мерзкий тип.
— Даша, ты что-нибудь хочешь сказать джентльмену на прощание? — уточнил Паша.
— Сказать — нет. Можно, я ему по яйцам заеду?
— А вдруг ему понравится?
— Тогда ничего. Спасибо этому дому, как говорится, да не за что, — она фиглярски поклонилась сморчку. — Пойдем?
Поляков кивнул и поспешил за Дарьей.
— Ты отключила камеры? — спросил он чуть слышно, когда за ними закрылась дверь в подвал.
— Обижаешь… — буркнула Дарья. — Вырубила, конечно.
— Ты уверена, что все записи успели удалиться? — продолжал уточнять Поляков.
— Они еще не удалились. Слишком большой объем. Но я сменила все пароли. Конечно, он их потом восстановит. Но какое-то время на это потребуется. Тем более что он сейчас не в том состоянии, чтобы адекватно понимать, куда нужно бежать и что делать в первую очередь.
Сердце бухало от напряжения, когда Кощей вышел на пространство, перекрытое видеонаблюдением. Да даже если Дарья ошиблась. Или намеренно камеры не выключила.
Он просто ответит перед законом.
Если не сможет решить проблему другим способом.
Коррумпированные системы — это зло. Но для борьбы со злом лучшего средства, чем другое зло, пока не придумали.
Глава 28. Дарья
Когда Поляков ворвался в подвал, Даша испугалась.
Она думала, что бояться сильнее невозможно, и от этого понимания все чувства парализовало. Дарья смирилась с неизбежным. Все внутри застыло. То, что еще было в ней живого, разорвало тонкими иглами льда, как в цветах на морозе. Сквозь толстую корку инея пробивались лишь отголоски происходящего. Даже боль практически не ощущалась. Дарья чувствовала себя тряпичной куклой, из которой вынули проволочный каркас, и спина ее сложилась под грузом безысходности.
Но когда сквозь пелену апатии прорвался грохот распахнувшейся подвальной двери, Даше стало страшно. Когда от удара на пол рухнул Спрут, она поняла — теперь ее черед. Сжалась в комок, будто если она станет маленькой, Кощей ее не заметит.
Будто это что-то меняло.
Поэтому когда прозвучал вопрос, хочет ли она уйти, Несветаева не поверила себе. Возможно, отчаявшаяся психика все же сдала. У Даши «потекла крыша» и начались глюки. И все же она сказала «да».
В этот момент ее словно встряхнули. Словно нашатырь к носу поднесли. Несветаева никогда не теряла сознание и не знала, как это бывает на самом деле. Но представляла себе, что именно так.
В одно мгновение в голове прояснилось.
Да!
Она хочет отсюда уйти!
Даже если это галлюцинация, все равно хочет.
Почему она сдалась?
А если это на самом деле Поляков, она согласится на любые условия. Что бы тот ни потребовал, какую бы цену ни назвал, какую расплату бы ни назначил.
…Только условия не прозвучали.
С каждой минутой в Даше крепла уверенность, что Павел Константинович так и не узнал правду. Потому что где, в противном случае, обвинения, выяснения отношений, справедливое возмездие? Как еще можно объяснить эту глупую доверчивость? Она же могла сбежать. И, да, у Несветаевой мелькало такое желание. Даже не мелькало — билось в голове, как пульс в сонной артерии. Вот сейчас только оденется — и рванет куда глаза глядят. Начнет все с чистого листа. Без спрутов, без заказчиков, без мамы. Там, где ее никто не знает. Где ей ни перед кем не будет стыдно.
…Нет.
Нельзя оставлять видео. Он его обязательно найдет. Это же Поляков. Если он что-то захочет, он это найдет.
От одной мысли, что Паша увидит ее такой, к горлу подкатила тошнота, а ладони покрылись липкой влагой. Лучше она сама ему расскажет. Она расскажет ему все. Только, пожалуйста, Господи, пусть он этого не увидит!
Дарья натягивала вещи, тыкая пальцем в клавиши ноутбука, и не понимала одного: почему она смирилась? Что заставляло ее подчиняться этому скоту? Почему она так его боялась?
Почему-то рядом с Поляковым все страхи казались надуманными. Взятыми из воздуха. Вообще все вокруг казалось нереальным.
Кроме Павла Константиновича.
Все логины/пароли Спрута были Дарье известны. Он менял их между собой, но пароли были одни и те же, а логины не отличались разнообразием. Несветаева старалась уложиться как можно скорее. Скачала прогу для безвозвратного удаления данных, заменила пароли на почтовых ящиках, остановила видеозапись, запустила очистку облачного сервера.
Нет никакой гарантии, что все видео успеют удалиться. Спрут мог рассовать старые записи куда угодно. Да и пусть подавится. Главное сейчас — удалить последние записи. Даша забрала со стола флешки. На всякий случай. Выключила монитор, чтобы кипучая деятельность в компьютере не так бросалась в глаза. Забежала на кухню, закидала в рюкзак все съедобное и бутылку воды. Когда она подходила к подвалу, снова затрясло, но голос Паши успокаивал.
— …Может, потом еще видео с облака почистить, — говорил он, когда Несветаева вошла в дверь.
Дарья выдохнула. Хорошо, что она успела первой. Не хватало, чтобы лощенный приятель Кощея, — а говорил он со своим Доком, без вариантов, — любовался на развлечения Николая Владимировича.
Спрут все еще лежал без чувств. Даша наделась, что он жив. Не потому что ей было его жаль. Насильственная смерть — это неизбежное уголовное дело. И первой подозреваемой станет она. Даже если Паша. Особенно, если Паша. Эта тварь элементарно не стоит тех проблем, которые неизбежно возникнут. Поэтому Несветаева выдохнула, когда Спрут пришел в себя. Хотелось ли ей его ударить? Убить? Переломать руки-ноги?
Нет.
И никакой стокгольмский синдром тут ни при чем.
Она просто поняла, что Рубикон перейден. Она сделала много плохого. И грязного. Дошла до самого дна. Но за все расплатилась. Прошлое осталось в прошлом. И Спрут был его частью. Больше всего Даше сейчас хотелось закрыть эту страницу, захлопнуть книгу и спалить к чертям собачьим.
Ей хотелось уйти.
Они шли в ночь. Сначала по подъездной дороге, потом зашли в лес. Поляков переложил нехитрые пожитки из узелка за спиной в Дашин рюкзак и кое-как натянул себе на плечи. Шли быстро и молча. Берегли дыхание. Да и не хотелось говорить. Хотелось просто идти на пределе сил. Подальше. Свет луны пробивался через рыхлые кроны. Даша несколько раз спотыкалась о корни, но шедший впереди Поляков всякий раз ее ловил. Сложно сказать, сколько они шли. Может, час, может, два, или всего половину, но изначальный энтузиазм стремительно сдавал позиции усталости. Корни стали лезть под ноги все чаще. Дыхание становилось надсаднее.
— Рота, стой, ать-два! — скомандовал Паша, и Дарья практически влетела носом в его широкую спину.
— Совсем устала? — развернулся он. — Будем устраиваться на привал. Я пока костерок соображу, ты можешь до ветру прогуляться, если надо. Только далеко не уходи, пожалуйста.