Основы человечности для чайников (СИ) - Шашкова Екатерина Владимировна. Страница 6

Ну что ему стоило с самого начала побыть вежливым и галантным? Познакомиться по-человечески, а не подкрадываться со спины? Пообщаться на тихой лавочке, а не в желудке неведомой нечисти, питающейся страхами?

Разыграть красивый и достоверный спектакль, а не устраивать для новой знакомой персональную комнату ужаса и не нести потом какой-то бессвязный полусказочный бред, сбиваясь с третьего лица на первое.

В общем, Людвигу стоило бы как-то постараться не быть таким же недотёпой, как сама Ксюха.

— Объясняй, что надо делать, — буркнула она, не давая себе шанса передумать.

А что ещё оставалось?

Глава 3. Пойди туда, не знаю куда

В Доме связь не ловила, но стоило вернуться в привычную реальность — и телефон завалило уведомлениями: пропущенные вызовы, несколько эсэмэсок и ворох сообщений во всех мессенджерах, до которых бабушка успела дотянуться. Ну, то есть почти во всех существующих мессенджерах, кроме разве что лички тик-тока и твиттера.

По содержанию все сообщения были примерно одинаковыми: требовали немедленно явиться домой, иначе небо упадёт на землю, океаны выйдут из берегов, кровавый дождь прольётся над калмыцкими степями, а одна дурная девчонка останется без ужина.

В реальность угрозы Ксюха не поверила, потому что утром в холодильнике стояла целая кастрюля макарон и полная сковорода котлет, нажаренных про запас. Собственно, Ксюхой и нажаренных. И вся эта куча еды чисто физически не могла никуда деться, если только бабушка её в порыве чувств не выкинула. А она бы не выкинула. На котлеты у неё рука не поднялась бы.

На внучку бы поднялась, а на котлеты — нет.

И съесть бы она всё не успела.

Так что отсутствие ужина никому не грозило. А вот полчаса скандала — вполне. Скандалить бабушка любила и подходила к делу вдохновенно, с полной самоотдачей, особенно если на работе день не сложился.

Да, она работала. Причём начальницей отдела, так что дни у неё не задавались частенько.

Почему-то когда Ксюха говорила, что живёт с бабушкой, все сразу представляли сморщенную старушку в платочке и с палочкой, которая еле сводит концы с концами и не может справиться с непутёвой внучкой.

Иногда Ксюха думала, что лучше бы эти фантазии оказались правдой. Пусть бы они действительно экономили каждый рубль и перебивались с картошки на макароны, пусть бы никуда не ездили в отпуск и всё лето торчали в городе или горбатились на даче, пусть бы вместо смартфона был старенький кнопочный мобильник… В общем, пусть бы жили как придётся, только чтобы дом был действительно домом, а бабушка — действительно бабушкой.

Ну, в смысле, нормальной бабушкой.

Стереотипной.

А не такой, как на самом деле.

Телефон пискнул, высветил на экране новое уведомление: бабушка наконец-то добралась до твиттера и выкатила в личку ворох злобных смайликов и лаконичное «Немедленно домой». Видимо, вдохновение на новые угрозы закончилось, а повторяться не хотелось.

Ксюха вздохнула и обречённо ответила: «Уже иду». Хотела ещё добавить «Я всё объясню», но не стала.

Толку-то?

Всё равно никто её оправдания слушать не будет, это она знала совершенно точно.

И не ошиблась.

В этот раз бабушка решила высказаться, как только внучка переступила порог:

— Ноутбук больше не увидишь.

— Он мне для учёбы нужен. — Ксюха хотела по привычке зашвырнуть кеды в угол, но решила не нагнетать и без того напряжённую обстановку и аккуратно поставила их в шкаф.

— Для учёбы можешь пользоваться моим компьютером.

— Там пароль.

— При мне. И так, чтобы я видела монитор.

— Да ты иногда дома не появляешься целыми днями! А если мне доклад какой-нибудь срочный зададут?

— В библиотеку сходишь, не развалишься. Или поищешь всё, что нужно, с телефона, и перепишешь от руки. Может, хоть почерк получше станет.

Ксюха открыла рот, чтобы возразить, что некоторые учителя ругаются на рукописные рефераты, — и закрыла.

Это был тот случай, когда лучше промолчать. Не говорить про школьные требования, любовно настроенные под себя программы, сохранённые статьи, скачанные киношки, игры и картинки. Оплакать это всё можно потом, а сейчас лучше запихать обиду поглубже и стерпеть — и есть небольшой шанс, что тогда экзекуция закончится побыстрее.

Пока что бабушка даже не орала. Просто стояла посреди коридора, мешая пройти дальше. Значит, разговор ещё не окончен, претензии ещё не высказаны и Ксюха ещё не прощена.

Впрочем, прощение ей, кажется, вообще никогда не светит. Она виновата по умолчанию. Просто по факту рождения. Практически первородный грех.

— Что молчишь? Язык проглотила? — прикрикнула бабушка. — И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.

Ксюха посмотрела.

Смотреть на бабушку ей, в общем-то, нравилось. Ну, в нормальной ситуации. Вне скандалов.

Она была совсем ещё не старая. И красивая: высокая, худая, с элегантной причёской, с маникюром, в строгом брючном костюме (даже не переоделась, когда пришла).

По сравнению с Ксюхой она выглядела как сказочный единорог на фоне коротконогой деревенской лошадки. Прекрасный лебедь и гадкий утёнок. Снежная королева и…

— Ксения!

— Ладно, — буркнула Ксюха. Кажется, молчать всё же было не лучшей идеей.

— Что «ладно»?

— Ладно, я поняла. Ты куда-то запрятала мой ноут и больше мне его не отдашь.

— Ничего ты не поняла! Ты хоть представляешь, что натворила? И что мне сегодня наговорили?

— Ругались.

— Ругались? Это не просто «ругались», это… Ты хоть представляешь, каково это всё выслушивать? Да мне так стыдно перед людьми не было с того момента, как мать твоя… начудила!

«Начудила». Теперь это так называется.

Бабушка очень не любила называть некоторые вещи своими именами, и подбирала такие странные эвфемизмы, что Ксюха не всегда могла догадаться об истинном значении фразы.

Вот «начудила» — это что? Сбежала из дома? Накрасила губы слишком яркой помадой? Пробила в ухе третью дырку? Родила ребёнка? Что-то ещё?

Столько вариантов — и все правильные.

— Счастье, что никто не вызвал милицию! — с надрывом продолжила бабушка.

— Полицию, — машинально поправила Ксюха.

— И врачам сказали, что он сам споткнулся.

— Так он сам и споткнулся. О леску.

— Вот так всем и говори!

— Да это правда! Не толкала я его! Только стукнула немножко!

— Я не знаю, как с тобой быть! Что мне делать, если ты обычных человеческих слов не понимаешь? — Бабушка будто не слышала возражений. — Мне тебя из дому не выпускать? Везде за ручку водить, как маленькую? Голова у тебя есть вообще, или она нужна только для того, чтобы лохмы твои в разные цвета красить? Не думаешь ведь совершенно, даже не пытаешься! Почему у других дети как дети, а у меня — наказание ходячее? Вся в мать, никаких мозгов! И закончить, видимо, так же решила!

Скандал перешёл в активную фазу.

Тут можно было уже ничего не делать и никак не реагировать, просто иногда кивать в такт словам и не слишком заметно думать о посторонних вещах. Ну, то есть не улыбаться.

Улыбаться Ксюху и не тянуло.

От сравнения с матерью всегда делалось не до улыбок, а бабушка, как назло, очень любила об этом говорить. И каждый раз Ксюхе хотелось забиться в угол, зажать уши и заорать: «Нет! Прекрати! Я — не она! Я не буду как она!»

— Такая же бессовестная балбеска, только о себе и думаешь! А обо мне кто подумает? А о последствиях? Хоть бы раз в жизни, прежде чем глупость сделать, мозги включила! Как ты дальше жить собираешься, я не понимаю⁈

Ксюха тоже не понимала.

А как, действительно, жить, если всё, что она делает — неправильно? Любой поступок, любое решение, любой выбор — ошибка (по крайней мере, с точки зрения бабушки). Не та одежда, не та музыка, не те оценки.

— Глаза бы мои тебя не видели! Рожу твою бесстыжую!

«Я ведь могу просто развернуться и уйти», — подумала Ксюха. Даже покосилась на дверь, искренне надеясь, что делает это незаметно.