Печать мастера Том 2 (СИ) - Ри Тайга. Страница 69

Господин Нейер мягко сообщил ему, что за свои поступки и Наследник и Глава Клана всегда должен платить. И самая маленькая плата — это деньги.

И что обычно от их решений страдает клан, земли и простые люди. Но, поскольку пока у Сина никакой личной ответственности ни за кого нет, он будет наказан тем, что имеет — заработанными фениксами. И вычел половину из его накоплений, которые Коста планировал потратить в Да-ари в лавке каллиграфии.

Из оставшейся половины Глава Фу вычел ещё четыре монеты, «как гарант», если поведение Косты и далее будет «печалить». Ещё четыре монеты — оплата сверхурочного труда наставника Хаади, потому что проводить тренировки ночью — это вынужденная мера, и он пожертвовал сном ради молодого господина.

Ещё четыре монеты нагло стребовал мозгоед, ухмыляясь прямо в лицо — он, дескать, тоже мог бы спать, но «вынужден, вынужден, что поделать». Итого минус двенадцать золотых.

Монеты жалко звякнули во внутреннем кармане. Коста скрипнул зубами. Шесть фениксов. Всего шесть фениксов — ровно столько у него осталось на личные траты.

Поэтому он просто смотрел, как Миу скупает всё на своем пути.

— И это положи… и это… Син, посмотри…. мне пойдет?

Центральный городской рынок состоял из десятка «мелких» рынков, каждый из который занимал отдельную, отведенную под него территорию. Рынок «лошадок» и аукцион. Рынок «тканей». Рынок «рабов». Рынок «благовоний и масел». Такого смешения лиц, одежд и нарядов Коста не встречал даже на побережье Арров. Казалось, со всех уголков мира сюда стеклись покупатели и торговцы, и всё, что можно придумать или захотеть, можно было найти здесь — в столице. Южной жемчужине Да-ари.

Охрана и слуги незаметно раздвигали толпу, заставляя обтекать маленький отряд по сторонам, чтобы никто даже приблизиться не мог к одному из наследников. Вассал Миу — Дан, иногда ставил купол прохлады, когда толпа редела, явно жалея подопечного. Младший Да-архан много и с восторгом говорил о деятельности отца и о том, сколько он делает для того, чтобы город процветал.

— Каждый из кланов, любой гость, должен чувствовать себя в Да-ари спокойно и безопасно, так говорит отец, — трещал Миу. — Потому что никто не будет покупать, если будет озабочен защитой, нужно создать условия и возможности… Да-ари лучше Ашке, — утверждал он безапелляционно, — единственное, что лучше в Ашке — это климат, там не так жарко, а не все гости привыкли к теплу, но отец решит эту задачу!

Как именно господин Дар может изменить климат отдельно взятого южного города Миу не пояснил — не понимал сам, только рассказал о том, что нужно много энергии, и они решат вопрос с освещением, тогда торги можно начинать, когда спадет жара, и вести всю ночь. Тогда Да-ари превратится в город ночных рынков, где гости могут отдыхать днем и наслаждаться жизнью ночью. «И тратить фениксы» — деловито уточнил Миу.

Они прошли центральный рынок насквозь, и нашли Кло со спутниками у клетей с лошадками. Мохнатыми, с умными глазами и мягкими губами. Лошадки Косте нравились, и он решил непременно зарисовать пару. После обеда — ещё утром для всей компании сняли отдельную закрытую палатку — Кло захотел посетить оружейный рынок, а Миу — лавку каллиграфии.

«Вам неинтересно то, что планируем смотреть, а нам неинтересна каллиграфия. Разделимся на выходе, и встретимся перед самым выездом. У Старших — есть свои планы и развлечения», — хохотнул Кло.

Они обогнули часть торговых рядов с палатками для еды, но свернули не туда, заблудились, оказавшись в притворе какого-то тупика, где стояло несколько пустых клетей, и одна, в которой сидели четверо грязных и измученных мальчишек.

— Разве рынок рабов здесь? — удивился ЯнСи. — Я как раз хотел посмотреть.

Смотреть было не на что. Загорелые, почти до черноты, сидящие под палящими лучами светила, покрытые серой пылью, четверо — примерно его возраста, так определил Коста, смотрели на гостей исподлобья, как пустынные волки. Распахнись сейчас клеть, и они бросятся не раздумывая, чтобы перегрызть глотку — столько неподдельного горячего чувства отражалось в глазах троих пустынников. Косички сынов пустыни покрылись пылью, бубенчики и ленты неряшливо обвисли вокруг, одежда была кое-где надорвана и в прорехах светило голое расцарапанное тело. Дрались — постановил Коста после беглого осмотра, и дрались не на жизнь, а на смерть, прежде, чем их заперли в клеть. У одного из мальчишей — самого мелкого, безвольно болталась левая рука, которую он баюкал, прижимая к телу, зыркая на посетителей «особенно тепло».

А четвертый запертый пустынником не был, и смотрел — иначе. Худощавый, менее грязный, чем остальные, одетый так, что мог бы легко затеряться на улицах. Серые, непонятного цвета волосы торчали неровно выстриженными прядями, их цвет Коста определил бы, как сизый. Рябое незапоминающееся лицо, в рытвинах, рваное ухо, с как-будто аккуратно отсеченным мечом кончиком, и взгляд, совершенно не соответствующий ситуации. Спокойный, и даже счастливый, как будто рябой мальчик был точно уверен, что все кончится хорошо. И даже попытался улыбнуться — увидев, как Коста внимательно рассматривает его руки. Рябой мальчишка даже поднял ладони вверх, чтобы ему было лучше видно. Но Коста смотрел на пальцы — длинные сильные пальцы — «руки настоящего каллиграфа, как выразился бы мастер Хо».

— Трое пустынников, один из местной черни. Все пойманы на воровстве. Приговорены. Но помилованы, и будут выставлены на торги, после того, как будут «подготовлены» и проставлены рабские метки, — пояснил Распорядитель этой части клетей. Сухопарый высокий южанин, с ног до головы замотанный в полное кади, который поспешил покинуть свое место в прохладной тени, увидев у решеток такое количество народа. — Продаже не подлежат, — пояснил он специально для ЯнСи. — Это клети предварительного содержания. Господа сбились с пути. Это притвор задней части рынка рабов. А вам нужно вернутся на два поворота назад, и там свернуть налево. Дорога между рядов выведет вас на центральный сектор.

— «Подготовят к продаже» это… — медленно протянул Сей, показав в воздухе едва уловимый жест ниже пояса.

— Господин понял верно. Для продажи в этой категории идут только евнухи, — Распорядитель легко поклонился.

— Евнухами? — Переспросил Коста тихо, встретившись глазами с рябым мальчиком, с «пальцами каллиграфа», который продолжал блаженно улыбаться, в отличие от зарычавших пустынников.

Они ведь слышат всё, что здесь говорят. Когда их обсуждают, как… как… Знают, что их ждет. Знают — это Коста прочитал в глазах мальчишки. Знает, но ничего не может сделать.

— А куда их ещё, они больше ни к чему не годны, кроме черновой работы и — гарема. Трое — пустых, один — почти пустой, ни силы, ни навыков, кроме как воровать. После принесения клятвы, воровать больше не смогут.

— Это ли не милосердие, — напыщенно произнес Кло, но весь эффект от слов смазался, потому что он поедал персик, не снимая кади. — Их оставили в живых, дали возможность отработать преступления.

— А почему здесь пустынники? — Нетерпеливо спросил Миу, разглядывая сидящих в клетке во все глаза.

— Дети пустыни — нарушили правила. Им запрещено посещать города, если нет разрешения на торговлю. Их место пески. Закон един для всех. А эти не только нарушители территории, но и воры.

— Не воры, — твердо опроверг рябой мальчишка.

— Мы охотились. Вся пустыня наша! Она ничья! Нет границ!!! И мы не заходили в город, мы зашли к колодцу за водой! И мы не крали кувшин, мы бы вернули!

Распорядитель бросил плетение тишины на клеть одним отработанным движением — будущие рабы молчат, когда говорят господа.

— Границы — есть, — отчетливо произнес Кло, глядя на пустынника. — Есть, именно поэтому вы сейчас здесь и сидите.

— Почему нельзя просто вернуть их в пустыню?

— Потому что каждый должен знать свое место. Знать что за нарушением последует наказание, или мир превратится в подобие грани. Закон — это то, что отличает нас от этих животных, — напыщенно пояснил Кло на вопрос младшего брата. — Если отпускать всех, кто будет исполнять закон? А Да-ари — город, в котором каждый может чувствовать себя в безопасности. Хотя… — протянул Кло, прищурившись, выражение лица под кади не было видно, но глаза — довольно заблестели. — Я бы проявил милосердие и купил бы парочку «для загона».