Огненные слёзы (СИ) - Михайлова Екатерина. Страница 30

Юта чуть заметно улыбнулась. В этом месте она впервые за всё время в Утегате почувствовала, что может дышать свободно. Было ли дело в том, что низкий потолок не давил на голову тяжёлой крышкой гроба, или же в том, как в неподвижном воздухе, танцуя, кружили пылинки. Или в каком-то тихом чувстве благоговения, готовом подхватить и унести тебя, будто ты оказался в древней сокровищнице или величественном храме. Хотя Юта никогда не бывала в храмах — в Лиатрасе не было религии.

Она остановилась и взяла с полки один из свитков. Аккуратно, боясь разрушить хрупкий пергамент, Юта развернула его, и у неё перед глазами ожили символы незнакомого языка. Они закручивались водоворотами, как небо перед бурей, сталкивались и переплетались, танцуя на пергаментной странице. Они крались, как пантеры и ползли, как змеи, а потом вдруг восставали и взрывались каскадом черных искр.

Юта не понимала ни слова, но этот язык был прекрасен. Его символы показались ей очень знакомыми, вот только она никак не могла вспомнить, откуда. Впервые Юта увидела их, огненными жгутами оплетающими предплечья Корта. На этом языке была высечена надпись «Утегат те атрасс» — «Город — бессмертен», горящая над Залом Кутх. Но почему эти символы…

— Я рад, что ты нашла дорогу сюда, Юталиэн.

Юта не слышала, как человек подошёл к ней, но она узнала этот голос.

— Пожалуйста, зовите меня «Юта»… вестник, — попросила она гурнаса, в то время как он смотрел на неё с мягкой улыбкой.

— Тогда и ты зови меня по имени, Арагоном, — отозвался жрец. — Я бы не хотел, чтобы между нами стояли формальности.

Юта кивнула.

— Итак, что привело тебя сюда? Ты хочешь о чём-то поговорить?

Юта могла бы ответить, что набрела на Зал Свитков случайно, что она вообще не собиралась сюда приходить, но вместо этого она спросила:

— Что это за язык?

— Это древний язык — «наури». На нём говорили Первые Изгои. Большая часть этих свитков написана не нём.

Юта посмотрела на пергамент, который держала в руке.

— Вы можете рассказать мне про ваших богов, таких, как Руг?

— Руг — самый сильный и почитаемый из наших богов, — охотно ответил Арагон. — Он — бог пустыни и бог смерти. Руг может оставить жизнь, но так же легко может забрать её. Он свиреп и жесток, но справедлив. Без его покровительства мы не смогли бы выжить в пустыне. Хотя иногда он требует жертв, как произошло недавно. Ещё есть Куду — полная его противоположность. Это бог воды, дарующий жизнь. Он милостив и щедр. Он даёт, ничего не прося взамен.

Руг и Куду живут в постоянной борьбе, которая отражается в душах и судьбах народа. Но они также тесно связаны, — без одного не существовало бы и второго. Эти боги как братья, одновременно любящие и ненавидящие друг друга. Они находятся в постоянной вражде, но никто из них не способен полностью уничтожить другого.

Жизнь каждого атлурга ежедневно и ежечасно зависит от них. Если ты поймёшь это и впустишь их в свою душу, то сделаешь первый шаг к тому, чтобы понять народ и когда-нибудь стать одной из нас.

Юта задумалась. Слова Арагона были такими странными, но и такими волнующими. Они отозвались в её душе непривычными струнами. Юта всё ещё держала в руке свиток. Она опустила на него глаза и перед её взором снова вспыхнули огненные письмена на тёмной коже, теряющиеся под рукавами рубашки.

— А кто такой ругат?

Эти слова сорвались с её губ прежде, чем она успела сообразить.

Арагон прищурился. Он неопределённо взмахнул руками, отчего широкие рукава его халата разлетелись в стороны. Красные полосы мелькнули перед лицом Юты, как брызнувшая кровь.

— Так вот зачем ты пришла, — улыбаясь уголками губ, сказал жрец.

— Я… нет… — бормотала Юта.

Но резко замолчала, разозлившись на себя. Да что, в конце концов, с ней такое? С каких пор она стала такой мямлей? Арагон сжалился над ней.

— Ругатом называют человека, который побывал в объятиях Руга, почувствовал на своей коже его обжигающее дыхание и сумел вернуться назад, в мир живых. Такой человек получает метку Бога Смерти и вместе с ней часть его силы.

— А как… как Корт стал ругатом?

Арагон смотрел на неё так, будто видел насквозь. Но его взгляд не был прожигающим, как у Корта. Он был мягким и баюкающим. Его прикосновение успокаивало, гасило смятение и помогало унять боль в ранах, которые, как думала Юта, никогда не перестанут болеть.

— Об этом тебе лучше спросить у него, — улыбаясь, ответил гурнас.

«Я спрашивала, но он уходит от ответа», — подумала Юта.

— Я рад, что ты заинтересовалась нашими богами, — как ни в чём не бывало продолжил Арагон. — Есть кое-что, что я хотел бы тебе показать. Следуй за мной.

Гурнас развернулся и повёл Юту по нескончаемым проходам. При каждом шаге его длинные волосы, заплетённые в три косы, раскачивались из стороны в сторону. Через некоторое время он остановился среди таких же, как и везде, стеллажей. Они отошли довольно далеко от входа.

— Мы пришли.

— Что это за место? — поинтересовалась Юта.

Больше всего в жизни она ненавидела тайны и была физически неспособна терпеть секреты. Её пытливый разум требовал тут же разрешить загадку, возникающую перед ней, вскрыть двойное дно реальности и вывести всё на чистую воду.

— Эта секция принадлежит забытой ныне богине Амальрис — богине ночи и тьмы.

Юта ничего не понимала в верованиях атлургов, но это заявление озадачило её.

— Но на этой планете нет ночи. Наши солнца никогда не заходят, так что здесь не бывает темноты.

Арагон потирал одну руку тонкими пальцами другой. Он выглядел задумчивым, отчего его молодое чистое лицо казалось ещё более юным, но одновременно исполненным мудрости, как будто он был глубоким старцем.

— Ты должна понимать это, как иносказание, — наконец сказал он. — Как Руг является богом смерти, а Куду — богом жизни, так Амальрис — богиня жизни после смерти.

Когда для атлурга наступает ночь жизни, Амальрис забирает его душу и уводит к мифическому Источнику Жизни. Ни один смертный не может увидеть его. Но если бы кому-то удалось испить из него, он обрёл бы власть над жизнью и смертью.

Существует одна древняя легенда. Согласно ей, настанет день, когда на землю придёт Тьма, и тогда Амальрис явит себя народу и укажет путь избранным из нас.

Всё это было увлекательно, но Юта не понимала, зачем Арагон рассказывает ей про какую-то забытую богиню.

— Так зачем мы здесь? — снова спросила она. Терпение не было её сильной стороной.

— Подожди тут, — попросил гурнас и скрылся за одним из стеллажей. А когда вернулся, в руках у него был свиток. — За этим, — ответил он, протягивая Юте пергамент.

Юта развернула его и увидела рисунок. Но это было немыслимо! Этого просто не могло быть!

Юта опустилась на пол между стеллажами. Она положила пергамент на пол и осторожно разгладила одной рукой. Другой рукой она сняла с шеи цепочку с маминым кулоном, а затем положила его на пергамент рядом с рисунком.

Это было невозможно, но рисунок на древнем свитке как две капли воды копировал её подвеску. Юта потрясённо подняла лицо к Арагону, молча наблюдавшему за ней.

— Что это значит?! — потребовала она.

— Я не знаю, — тихо ответил служитель богов. — Как только я увидел на тебе подвеску с этим символом в ночь убийства Канга, я сразу же узнал его. Я пытался понять, что это значит, и как он мог оказаться у тебя, одной из детей Колоссов*, но так и не нашёл ответ. Этот символ присутствует в нескольких манускриптах, посвящённых Амальрис, но нигде нет упоминаний о том, что он означает.

Арагон выглядел растерянным и слегка виноватым. Это выражение на его лице было очень простым. Сейчас он был просто молодым парнем, ровесником Юты, задававшимся теми же вопросами, что и она, и так же, как она, не находившим ответы.

Он вдруг с бесконечной усталостью облокотился на стеллаж, возле которого стоял, и на мгновенье прикрыл глаза рукой.

— В чём дело? — спросила Юта.

— Есть кое-что, — начал Арагон, но потом оборвал себя, как если бы не был уверен в том, может ли говорить с ней откровенно. — Ничего, всё в порядке. Это не должно тебя беспокоить.