Огненные слёзы (СИ) - Михайлова Екатерина. Страница 45

Наверное, раз уж она жила среди атлургов, ей тоже стоило бы спокойнее относиться к таким вещам — принять смерть как данность её нынешней жизни. Но что-то внутри Юты глубоко противилось этому. Что-то в ней кричало о том, что каждая жизнь бесценна, и за каждую жизнь надо бороться до последнего.

Она рано легла в надежде забыться хотя бы во сне, но, словно в насмешку, сон не шёл. Юта проворочалась на жёсткой постели около часа и, откинув скомканное покрывало, опустила ноги на пол. Хотелось развеяться. Хотелось подумать о чём-то ещё, кроме собственной жизни. Хотелось увидеть что-то, кроме осточертевшего потолка над головой.

Юта наспех оделась, сняла с крючка хилт, и полог над входом нетерпеливо хлопнул за спиной.

***

Каменный напильник осторожно порхал в руке, подтачивая мелкие детали. Едкая красная пыль висела в воздухе тончайшей вуалью, покрывая всё вокруг красноватой пеленой. Статуэтка божества, над которой работал Корт, была почти готова.

Мужчина сидел на каменном табурете в своей «тайной» комнате. На нём был фартук из грубой материи, кое-как предохранявший одежду от вездесущей каменной пыли. Волосы мужчина собрал на затылке, чтобы в самый неподходящий момент они не упали на глаза. Он работал над мелкими деталями — кропотливая и аккуратная работа, требующая внимательности и сосредоточения. Корт подточил красиво вырезанный нос богини и опустил напильник.

Уже две недели он вырезал статуэтку Амальрис. Эта идея пришла однажды вечером, после разговора с Ютой. Корт не говорил ей, но когда они встретились в Зале Свитков в тот злополучный день, это был не первый раз, когда он заходил почитать про Богиню Ночи.

Эта богиня занимала его. Сама история почитания и забвения Амальрис была необычной. И сперва Корт думал, что источник его интереса — в этом. Но теперь начинал догадываться о возможном существовании и другой причины. Эта мысль доставляла беспокойство, как и многое другое в эти дни, и Корт старался задвинуть её подальше, сосредоточившись на работе.

Мужчина осмотрел статуэтку, подмечая недоработки и шероховатости. Он хотел сделать свою Амальрис женственной и загадочной, таинственной и, возможно, немного опасной. Недоступной и оттого притягательной, с тьмой, таящейся в уголках её глаз. Никогда до конца не открывающей своих тайн, во всяком случае — живым.

Корт ещё два раза прошёлся по податливому камню и снова опустил руку. Он не хотел признаваться себе, но сегодня работа не шла. Он просидел над изваянием уже несколько часов, но за это время лишь подправил несколько крошечных недочётов. Ему никак не удавалось успокоиться и сосредоточиться, не удавалось полностью погрузиться в работу, забыв о мире вокруг.

Возможно, причина была в том, что в это самое время в одном из коридоров Утегата, ведущем в пустыню, проходила церемония «милосердия». А тот, кому оказывали последнюю милость — был Арагон. Тот, кто при каждом удобном и не очень случае раздражающе напоминал Корту о том, что он — ругат. Кто всегда ждал от него большего, чем он мог предложить, и по неизвестным Корту причинам возлагал на него большие надежды. Чья по-мальчишески хитрая и одновременно по-старчески мудрая улыбка так озадачивала Корта. Тот, чьим последним, предсмертным желанием оказалась просьба к Корту помочь Юте выяснить происхождение её кулона.

Наконец, тот, кого Корт, вероятно, мог бы спасти. Но он выбрал другого человека, потому что тот оказался для него гораздо важнее.

Всё это были многочисленные и сложные причины того, почему Корт трусливо отсиживался в своей каморке вместо того, чтобы вместе со своим народом отдавать последнюю дань уважения необыкновенному человеку, который верой и правдой служил народу на протяжении многих лет.

Но была и ещё одна причина, — маленькая и простая. На церемонии проводов гурнаса обязательно будет Юта.

Корт знал, что девушка ни за что не пропустит возможность попрощаться с Арагоном. Потому что она преданная и смелая. Гораздо смелее него. Мысль о Юте сверлила череп навязчивым жуком-древоточцем, не оставляя в покое даже во время работы.

Корт старался, но не мог забыть взгляд, которым Юта смотрела на него в тот день. Не только как на свою единственную защиту и спасение. Она смотрела так, будто на всём свете не было никого важнее Корта. Будто он был для неё всем.

Этот взгляд умолял Корта спасти её не только от рушащихся сверху тонн камня и песка, не только от кровожадной пустыни, расстилающейся над Утегатом. От чего-то ещё, проступившего отчаянием в её взгляде. Корт был готов сделать всё, чтобы только избавить её от этого отчаяния.

В тот момент Юта смотрела на него и видела его настоящего. Того, кого он скрывал все эти годы ото всех, даже от себя самого. Она видела его, но, в отличие от Корта, она не презирала этого человека.

Корт знал, что не имеет права хотеть снова увидеть этот взгляд. Не смеет надеяться на него, не заслуживает его. Но он всё равно хотел.

Корт обнаружил, что расхаживает по своей каморке взад-вперёд, меряя её широкими шагами. Он бросил тоскливый взгляд на изваяние Амальрис, застывшее на столе, и вдруг замер. Корт стоял посередине комнаты в рабочем фартуке, весь засыпанный красной пылью, и как дурак пялился на статуэтку, которую вырезал уже две недели.

Ему понадобилось несколько минут, чтобы в полной мере осознать, что произошло. И как он мог не замечать этого раньше?! Ведь это же очевидно, как день, как то, что он — изгой, проживший в подземном городе под названием Утегат шестнадцать лет.

Обычно все богини, которых вырезал Корт, несли в себе неуловимые черты Леды. Ведь он любил её, восхищался ею и превозносил. Понятно, почему все женские образы он всегда копировал с неё. Но Амальрис… Амальрис была абсолютной копией Юты.

Как, когда, почему так вышло? Корт был растерян и даже немного напуган. Как он мог несколько недель вырезать статуэтку и даже не замечать, что она как две капли воды напоминает Юту? Он что, совсем ослеп?

Корт со злостью отвернулся от стола. Он пришёл сюда, чтобы забыться в работе, чтобы не видеть этого лица. Но вместо этого оказалось, что она всё время была с ним здесь, каким-то образом пробравшись в самое его тайное убежище.

Это было уже слишком. Корт прикинул, что ритуал «милосердия» уже должен был завершиться, а если и нет, он воспользуется другим выходом. Не оборачиваясь, будто спасается от чумы, он выскочил в коридор.

***

К тому времени, как Юта выбралась на плато, ослепительный вечер сменился чуть менее яркой ночью. Аттрим недавно покинул высшую точку небосвода и теперь быстро опускался, двигаясь к востоку. Юта видела звезду, которую атлурги называют «Младшим Братом» слева от себя, в то время как справа, медленно и неспешно, с полным чувством собственной значимости по небу восходил сияющий Таурис.

Юта рукавом вытерла пот со лба и остановилась отдышаться. Она поднималась сюда не меньше нескольких часов. Дорога прошла в странном оцепенении — жаркое марево воздуха и ослепительное сияние двух солнц отнимали у неё не только силы, но и, казалось, саму волю. Юта снова и снова думала о том, можно ли когда-нибудь к этому привыкнуть. Она знала, что атлурги за разными нуждами выходят в пустыню почти каждый день, но не представляла, как они справляются с этим.

Всё, чего ей хотелось, как только она вышла на поверхность — так это сбежать обратно, в полумрак подземного города. Единственное, что заставляло её двигаться вперёд — была мысль о Корте. О том, что когда-то, будучи таким же изнеженным жителем Лиатраса, как и она, он сумел не только приспособиться к этой жизни; он сумел в одиночку выжить в песках, месяцами блуждая по бескрайней, однообразной и безжизненной пустыне.

Она должна быть такой же сильной. Юте казалось: если она сумеет привыкнуть к жизни в песках, то сможет лучше его понять и, возможно, так станет к нему хоть немного ближе. Размышляя таким образом, Юта заставляла себя сделать шаг, а потом ещё и ещё, затаскивая не желавшее слушаться тело на вершину горы.