Последний бой (СИ) - Лифановский Дмитрий. Страница 15

Вязьма. Славный город. Древний. Испокон веков вместе со Смоленском стоял ты на рубеже западных границ Руси. Сколько войн прокатилось через тебя, сколько захватчиков глумилось над тобой. Ты была в центре усобицы русско-литовской войны XV века и спустя сто лет «Смутного времени», полыхала, подожженная собственными жителями, чтобы не достаться врагу во время нашествия европейских орд Наполеона. И снова с Запада к тебе пришли захватчики, оставив после своего ухода лишь руины и страшные пропитанные запахом смерти, огороженные колючей проволокой черные бараки лагерей смерти[i]. Враг в бессильной злобе сжег, что горело, а что не смог сжечь, было безжалостно взорвано. Относительно целыми остались лишь здание вокзала, да маковки Свято-Троицкого собора и храма Фомы и Лавра возвышались над разрушенным городом. В нем-то и временно разместилась временно типография фронтовой газеты «Красноармейская правда» политуправления Западного фронта. Куда и приехали Стаин с Ивелич за, как объяснил замполит, агитационным материалом. Вот этого Саша в этом времени так и не понял и не осознал. Ну, какая польза от этих агитлистовок, если они тут же после раздачи политработниками в лучшем случае пускались бойцами на самокрутки, а в худшем, не смотря на грубоватую бумагу, по еще более приземленному назначению. Но политуправление упорно печатало и раздавало листовки на радость курящим и не только курящим бойцам. Может именно в этом и заключалась тайный смысл агитационных материалов, дабы в момент наивысшего раздумья, боец приобщился к глубокой мудрости ГлавПУРа.

Стаин стоял опершись на покатый капот штабного ГАЗика и с интересом глядел по сторонам. С Ивеличем он поехал без всякой цели, просто из интереса. Полки корпуса тайно, ночью переброшены и рассредоточены по аэродромам, взятым под охрану заградотрядов НКВД[ii], вертолеты и самолеты замаскированы, личный состав изучает карты театра боевых действий, особо не отсвечивая. Десантники Маргелова так же скрытно расположились неподалеку от аэродромов и в любой момент были готовы приступить к погрузкуе. Осталось только дождаться приказа к началу десантной операции. Вот это «дождаться» и выматывало больше всего.

Так получилось, что за всю войну Вязьма оказалась первым освобожденным городом, в котором ему довелось побывать. Правда, был еще Джанкой, но там скорее поселок, а не город. То, что видел Александр вызывало у него чувство неконтролируемой ярости. Если бы не суетящиеся вокруг военные да снующие туда-сюда подводы и редкие грузовички пейзаж сильно напоминал тот, что он уже когда-то видел. Давно. Там, в своем мире. Такой же разрушенный войной город, ощерившийся в небо обломками домов, в которых когда-то кипела жизнь, слышался смех и детский гомон, разносился уютный запах готовящейся еды, а сейчас лишь чей-то домашний скарб виднеющийся из-под битого кирпича напоминал о некогда царившем тут мирном счастье. И ни одного гражданского. Словно вымерли все.

Хотя нет, вот откуда-то из-под земли вынырнул серый от пыли колтун волос над чумазой настороженной мордашкой. А следом появился целиком хозяин — малек лет семи-восьми в огромном с обрезанными кое-как рукавами пиджаке, перехваченном в поясе куском провода, заменяющем мальчугану пальто. Он делово огляделся, подтер рукавом нос и выдернув из норы мятое ведро припустил сверкая босыми пятками по холодной еще не просохшей после зимы земле покрытой колючим щебнем к бочке с водой стоящей неподалеку, вокруг которой столпилось группа красноармейцев. Послышались смех и шутки. Было видно, что мальчишка здесь уже примелькался и принимается бойцами, как свой. Возвращался он уже слегка скособочившись под тяжестью полного ведра воды, второй рукой прижимая к груди румяную буханку хлеба. Стаин хотел окликнуть паренька, отдать ему завалявшуюся в планшете шоколадку. Но тот уже исчез в своем подземелье, а со стороны храма показался Ивелич, следом за которым тяжело вышагивал худенький боец в огромных очках велосипедах криво висящих на оттопыренных ушах груженный двумя пачками, завернутыми в оберточную бумагу и перетянутыми бечевой.

— Кулебяка! — крикнул Стаин вальяжно развалившемуся за рулем водителю, — Помоги доходяге, а то сломается.

Водитель недовольно скривился, спрятав лицо от начальства, чтоб не дай бог гвардии полковник не заметил, а то Стаин может и в аэродромные перевести за недостаточную резвость, и рванул на помощь очкарику.

— Заждался? — радостно улыбаясь, поинтересовался Ивелич.

— Да не особо, — пожал плечами Стаин, — Ты не девка красная, чтоб я тебя ждал изнемогая.

— Тебе и девок ждать не положено, ты мужчина теперь женатый, — как конь заржал майор.

— Что у тебя там? — Стаин кивнул на тяжелые тюки укладываемые Кулебякой в багажник ГАЗика.

— Вот, — Ивелич протянул Стаину листовку величиной с тетрадный листок, на котором сверху большими буквами бросался в глаза заголовок: «Раненый фашистский коршун, нами вышвырнут из Орши» а ниже красноармеец в каске с «папашей» в руках удивленно смотрит на какую-то черную кляксу, видимо по задумке художника изображающую то, что осталось от раненого коршуна и незатейливое четверостишье:

Честь и слава храбрецам— –

Нашим доблестным бойцам!

Бей, гвардеец! Наступай —

Родину освобождай!

Передай по цепи

— Э-э-э, а мы что, уже Оршу взяли? — Стаин удивленно уставился на Ивелича.

— Не взяли, так возьмем, — тот выдернул из рук командира листок и спрятал его в карман гимнастерки, — Думаешь, у меня время будет в разгар боев по типографиям мотаться? У хорошего политработника все загодя подготовлено! — поучительно задрал вверх палец майор.

— Нуу, если загодя, — покивал Сашка, — Ты все? Домой?

— Ты как со временем? Спешишь? — вопросительно взглянул на него Ивелич.

— Что хотел?

— В Запасной полк надо заскочить, тут не далеко, километра три юго-восточней.

— Нахрена?

— Начмед просил, — пожал плечами Ивелич, — он там на счет фельдшеров договорился. Заберем. Место в машине есть.

— У нас что, недокомплект медиков? — недобро прищурился Стаин, — почему не доложили?

— Тебе что, про каждого сержанта с аппендицитом докладывать? — удивленно вскинул брови Николай, — Люди, бывает, болеют.

— Поехали, — раздраженно буркнул Стаин, усаживаясь на переднее сидение. С одной стороны Ивелич прав, а с другой, не успели на фронт прибыть, а уже по запасным полкам побираются. И кого им там подсунут, кто знает. Хотя, во фронтовых запасных люди должны быть опытные, туда обычно после ранений поступают, а затем уже распределяются по строевым частям.

Запасной полк оказался и, правда, недалеко. Рядом с деревушкой в десяток домишек Старый Ржавец. Тут в лесочке, на берегу озера саперы по-быстрому сколотили бараки, чуть в стороне оборудовали отхожие места, вот и готов пункт временной дислокации переменного состава. Постоянный состав квартировал в деревеньке. Пока проехали эти три километра, дважды были остановлены для проверки документов, один раз на блокпосту на выезде из Вязьмы, второй раз передвижным патрулем. В преддверии наступления СМЕРШ рвал жилы, чтоб не допустить утечки информации о концентрации войск на данном участке.

Пока Ивелич бегал, искал командование полка, а затем оформлял медиков, Стаин завалился на заднее сидение и, надвинув фуражку на глаза, прикорнул. Теплое весеннее солнышко потихоньку нагрело брезент, птицы, радуясь теплу, устроили свою мелодичную перекличку, по которую Сашка и сам не заметил, как уснул. И даже недалекие отрывистые команды сержанта, гоняющего проштрафившихся запасников не могли ему помешать, все-таки сказывалось напряжение последних дней и выматывающее ожидание в полной боевой готовности.

— Подъем, командир, войну проспишь! — весело рявкнул Ивелич, подходя к машине.

— Чё, орешь⁈ — недовольно отозвался Стаин, выныривая из сладких объятий сна. Он нехотя поднялся, водрузив на голову фуражку, и выбрался из машины: — Кулебяка, полей! — скомандовал парень водителю, надо было умыться и привести себя в чувство. Неожиданно рядом послышался удивленный девичий возглас: