Последний бой (СИ) - Лифановский Дмитрий. Страница 38

Товарищ Сталин, прикажите товарищам генералам Карбышеву и Махрову принять нас в суворовское училище! Мы хотим защищать свою Родину как наши геройские братья! Мы не подведем, честное пионерское! Пионеры 216 московской школы имени Алексея Максимовича Горького Никифорова Вера, Стаина-Егорова Валентина, Поливанов Владимир'

— Хорошо хоть письмо написали, а не убежали, — хмыкнул Берия. Бегущие на войну дети — немалая головная боль его наркомата. Каждый день их сотнями снимают с идущих на запад эшелонов, вытаскивают из кузовов автомобилей, с барж, катеров, просто ловят по дорогам страны.

— Не ответим — убегут, — заметил Сталин.

— Почему?

— Я б убежал, — глаза Иосифа Виссарионовича озорно сверкнули и тут же поблекли, — Давай Валентину отправляй к брату, там приглядят за ней и дело найдут, думаю, в школу свою она уже не вернется. А с родителями Володи и Веры надо будет побеседовать, если они не против, пусть переводятся.

— У Веры только мама и брат, — заметил Берия.

— Вот с мамой пусть поговорят, а брата от службы отвлекать не будем. И выдели Стаину квартиру получше из своего фонда. Не выгонять же ему семью своего боевого товарища на улицу, когда из госпиталя вернется.

Фронт ушел далеко на запад. Бои шли где-то за Витебском. Полк ждал новые машины на замену истрепанным в боях, изредка вылетая на поиски групп отступающих немцев и разного рода бандитов, скрывающихся по лесам.

— Товарищ гвардии старший лейтенант, Вас командир полка вызывает.

Настя чуть не бегом бросилась к штабу. Неужели что-то стало известно про Сашу⁈ Пятые сутки никто ничего не знает, кроме того что его ранили на дороге немецкие диверсанты. Где он? Как он? Что с ним? Она имеет право знать! Она жена законная! Только ей никто ничего не говорит. Петя Никифоров и сам не знает, а больше-то и спросить не у кого. Все что известно, это то, что Саша жив. Об этом ей мимоходом буркнул майор Назаркин, когда приезжал в полк со следователями из Москвы. Но это было четыре дня назад. И все. Даже временно принявший корпус Василий Сталин ничего не знал. От отчаянья она собиралась воспользоваться телефонным номером, данным ей когда-то Лаврентием Павловичем. Останавливало только одно, об этом звонке тут же узнает весь полк, а ей этого не хотелось. Хотя еще чуть-чуть и она решится. И плевать, что о ней будут думать.

— Товарищ гвардии майор…

— Брось, садись, — не дал ей закончить рапорт Никифоров.

— Что с Сашей⁈ — тут же спросила Настя, плюхнувшись на стул и глядя на командира полными надежды и страха глазами.

— Не знаю, — пожал плечами Петр, — Как сама узнаешь — сообщи. Мы тоже переживаем, — и он пододвинул ей какие-то бумаги. — Собирайся, тебя в Москву, к Берии вызывают. Здесь приказ о переводе тебя в Главное управление НКВД, командировочное, аттестаты, все как полагается.

— Зачем?

Никифоров отвел взгляд. Он не знал, зачем Настю вызывают в Москву, не знал, что ей сказать. Скорее всего к Сашке. Но это просто догадки. А обнадеживать впустую жену друга не хотелось. А еще Петр чувствовал, что с Настиным отлетом что-то поменяется, станет по-другому. Хорошо или плохо неизвестно, но по-другому. Поэтому и не стал отвечать на ее вопрос, обрезав разговор.

— Через час самолет. Успеешь собраться и попрощаться?

— Успею, — она кивнула, закусив губу, чтобы Никифоров не увидел, как она дрожит. Она поднялась, непослушной рукой сгребла бумаги и на негнущихся ногах, не попрощавшись вышла. Задрав голову, чтобы никто не увидел, как ей плохо она зашагала к своей землянке. Надо собрать вещи. Хотя, что там собирать? Белье только сложить. И все. И главное не плакать! Нельзя плакать! Никто не должен видеть ее слез. Их очередь придет потом. Ночью.

Только бы он был жив! Обязательно жив! Саша не может погибнуть вот так глупо. Она точно знает. А может его просто покалечило, и ей не хотят говорить⁈ Как ни странно эта мысль принесла облегчение. Ну и пусть! Главное живой! А она его выходит! На руках носить будет, если надо! Нет, на руках не получится, не поднимет! Она маленькая, а он вон какой здоровый! Ничего, придумает что-нибудь. Да. Точно! Наверное, ее для этого и вызывают в Москву. Но почему перевод? Это что, получается, она больше не вернется в полк⁈ Она остановилась, будто наткнувшись на стену, но спустя мгновение опять зашагала к землянке. Сейчас главное Саша. Полк потом.

— Ну что⁈ — встретила Настю вопросом Зина Короткова, едва она переступила порог.

— Ничего, — пожала плечами Стаина, — в Москву вызывают, — и громко всхлипнула, едва сдерживая рыдания, но проклятые слезы сами хлынули из глаз. Плевать. При Зинке можно. С ней они с Крыма в одном экипаже. Они теперь как сестренки родные. — Совсем ничего! — и она уткнулась лицом в грудь подруге. Они так и стояли молча. Зина гладила Настину голову, а та тихо плакала, лишь иногда протяжно и тоскливо подвывая. Вдруг Зинка резко ухватила Настю за плечи и встряхнула:

— Все! — она зло посмотрела Стаиной в глаза, — Слышишь, все! Живой он! И, — она выплюнула ругательство, — его оплакивать! Собирай манатки и лети в Москву! И чтоб там не вздумала нюни распускать! Ты же Стаина! Развела тут болото!

Настя недоуменно посмотрела на Зину. Недоумение медленно сменилось обидой, а обида злостью.

— Да ты! Да ты! — Стаина не находила слов от вспыхнувшей в груди ярости. Как⁈ Как она не понимает⁈ Она дернула плечом, освобождаясь от рук Коротковой, и бросилась кидать в вещмешок белье. Как попало, комком. Плевать! Потом аккуратно переложит. Все! Остались только фотографии на сколоченном из грубо оструганных досок столе. Одна из ателье, они с Сашей сразу после свадьбы. А вторая поистрепанная. Скудный джанкойский осенний пейзаж. Они с Зиной стоят у вертолета, под ногами валяются парашюты. Волосы из-под шлемов прилипли к вспотевшим лбам, на лице глупые улыбки, а на обшивке позади, рядом с цифрой «3» огромная дыра от зенитного снаряда. Насте тогда чудом у самой земли удалось вывести машину из неуправляемого вращения и кое-как дотянуть до аэродрома. От того и эти глупые улыбки людей, едва разминувшихся со смертью. Настя вдруг поняла, что злость на подругу куда-то ушла, исчезла, вместе со слезами. Зато появилась холодная уверенность. Она повернулась к Зине, сидящей на своем топчане и молча наблюдающей за сборами, и обняла ее, чмокнув в щеку: — Спасибо. И прости, — ей было очень стыдно. Вела себя как истеричка. А Зинка — настоящая боевая подруга!

— Товарищ гвардии старший лейтенант, — раздался звонкий голос того же посыльного, — Велено поторопить, самолет готов.

— Иду, — крикнула Настя и снова посмотрела на Зину, — Ну вот и все. Пора, — ей многое хотелось сказать Коротковой. Что она была рада летать с ней, что считает ее сестренкой, почти родной, что они еще обязательно увидятся. Но не получалось. Горло перехватил спазм. Зина улыбнулась, словно прочитав в глазах Насти недосказанное, и махнула головой на дверь:

— Не будем прощаться. Иди.

Настя кивнула, хлюпнув носом.

— Пошла. Девочек обними от меня. Не попрощалась с ними. Проплакала, как дура.

— Обниму. Иди, — Зина еще раз кивнула на дверь.

Настя тряхнула белокурой челкой, закинула на плечо сидор и выскользнула из землянки. Только плащпалатка заменяющая дверь закачалась ей вслед.

Зина устало уселась на топчан, а потом, тяжело вздохнув, легла. Как бы она ни крепилась, а прощание и ей далось тяжело. К горлу подступила тошнота. Опять. Мгновение и девушка метнулась из землянки. Через несколько минут вернулась, вытирая рот платком. На губах блуждала кривая улыбка. Как же так! Ведь не должна была! Она же считала дни. Неужели ошиблась⁈ Как же теперь⁈ Вите надо сказать. Эх, стыдоба. Всех на уши подняла, чтобы летать! До самого Сталина дошла, а тут! А может…? Нет! Как будет, так будет!

Послышался звук взлетающего самолета. Вот и улетела Настя. Хорошо. Хоть с ней объясняться не надо будет. Хотя Настька-то как раз поняла бы. Интересно, мальчик или девочка? Если девочка точно Настей назовут, а если мальчик — Сашей. Наверное, Витя не будет против? Хотя, что он понимает!