Чародейка Поволжья (СИ) - Берестова Елизавета. Страница 3

— Не веришь, — с привычной ворчливой строгостью проговорила Прасковья Григорьевна, — Аринушка, ты меня огорчаешь.

— Бабуль, — Рина выдавила из себя улыбку, — если так надо, я стану чародейкой. Буду совмещать работу в гимназии и это твоё равновесие. У нас как раз Раиса Сергеевна на пенсию уходит, сказали, меня возьмут с удовольствием.

— О гимназии придётся забыть, — тон бабушки не предполагал возражений. Мы — люди служивые, теперь твой черёд служить пришёл. Чародей Поволжья сохраняет равновесие между мирами. Он – защитник справедливости, судья и палач.

— Хорошо, бабуль, я постараюсь, — сказала Рина, про себя подумав, что самое последнее дело — пытаться разубедить душевнобольного в чём-либо.

— Постараться! Обратное даже не рассматривается! — воскликнула бабушка и закашлялась, — ты обязана справиться, сделать всё, чтобы не опозорить род Воронцовых.

— Я сделаю всё, только скажи, что именно.

— Сегодня к вечеру я умру, — заявила Прасковья Григорьевна, — умру спокойно. Не реви, даже не вздумай меня оплакивать! Я хорошо пожила, хорошо поработала. Тебя успела вырастить. Силу передам: для чародеев это обязательно – перед уходом силу наследнику отдаёшь. В нашем роду силы немерено. Восемьсот лет копили и умножали. Домой меня не забирай, похоронишь прямо из морга. Отец Викентий тебе поможет. Он, конечно, фигура сложная и неоднозначная, но положиться на него в вопросах погребения можно целиком и полностью. Место на кладбище у меня куплено давно, неподалёку от твоих родителей — так тебе за могилами ухаживать проще будет. Никакого отпевания, поминок, поняла?

Рина кивнула.

— Не кивай, а словами скажи. Слова, они уговор силой наделяют.

— Ни поминок, ни отпевания заказывать не стану, — послушно сказала девушка.

— Ладно. Но это ещё не самое важное. В день погребения до захода солнца тебе надлежит провести ритуал и обзавестись героической душой. Владеть силой и замыкать внутренние магические цепи – сложно и больно, особенно без привычки. Да и не умеешь ты ничего. Знаешь, сколько желающих сыщется неопытную чародейку к праотцам отправить и всю силу рода Воронцовых себе забрать? Это, не считая разных тварей, собратьев которых я и наши предки без счёта зачистили и упокоили. Ведь ты теперь будешь и судья, и палач. Сперва от силы болеть будешь так, что едва до туалета доползать сможешь. Хорошо, что такое длится недолго: от суток до трёх. Но ты оклемаешься, не сомневаюсь. Вот эти три дня без героической души, которая тебя охранять станет, тебе никак не пережить.

Рина хотела спросить про ритуал, чтобы подыграть немножко, но не смогла выдавить ни слова.

— Ритуал в Волшебной книге на первой странице найдёшь, — продолжала инструктировать бабушка, — помнишь, книгу в коричневом переплёте, что в моей спальне на столе лежит?

Ещё бы Рина не помнила этой книги. Это была "Книга о вкусной и здоровой пище" 1953 года издания. Она сама частенько пользовалась рецептами из этой книги с красочными фотографиями блюд на цветных страницах вкладки.

— Опять про выжившую из ума старуху, предлагающую колдовать по поваренной книге, подумалось? — прищурилась бабушка, — Волшебные книги — они на то и волшебные, что посторонним чем-то заурядным кажутся. Кто знает, может твою книгу другие люди томиком манги считать станут. Прямо на первой странице ритуал и найдёшь. Для простоты я ударения все проставила и пометки необходимые для первоначального понимания сделала.

Рина отвела глаза, чтобы бабуля не увидела в них горечи, боли и сожалений по поводу безумия самого дорого для тебя человека. Поваренная книга, призывающая героические души, такое нормальному человеку в голову не придёт.

— Кто тебе отзовётся, не знаю, могу лишь сказать, что связана ты с ним будешь всю свою долгую жизнь чародейки. В тот момент сила моя в тебе полностью оживёт. Как бы много силы не было в роду Воронцовых, принять и пропустить через себя сможешь столько, на сколько хватит собственных возможностей. Ну всё, давай руки.

— Почему ты мне раньше ничего такого не говорила? — Рина медлила, старалась оттянуть "момент передачи силы".

— Берегла тебя. Когда ты знаешь о чём-то, знают и о тебе. У нас так. Приступим.

Арина протянула руки, и бабушка ласково взяла из в свои, совсем как в детстве.

— Тьфу, мешает, — Прасковья Григорьевна резким движением выдернула из кисти руки иглу капельницы, — спокойно, я знаю, что делаю.

Прикосновение бабушки показалось Рине сперва очень горячим и одновременно с тем очень холодным. Это было странное чувство, не разобрать.

— А ведь ты мне не веришь! — с досадой воскликнула бабушка и оттолкнула ринины руки, — не веришь ни на грош! Поэтому и силу я передать не могу. Неверие запирает каналы маны, не получается подключится к твоим магическим цепям.

— Извини, я делаю, что могу, — Рина уважала и любила бабулю, но едва удержалась, чтобы не закатить глаза: мана, магические цепи. Не будь ситуация настолько трагичной, на язык просилось замечание, что кто-то переиграл в компьютерные игры.

— А можешь ты только сомневаться и считать меня выжившей из ума столетней старухой, — в голосе Прасковьи Григорьевны чувствовалась неприкрытая горечь и разочарование.

Бабушка немного подумала и велела проверить, заперта ли дверь.

— Сейчас я заставлю тебя поверить в мои слова. Прасковья Григорьевна вытащила из волос шпильку – большую, двузубую, из настоящей пожелтевшей кости. Рина всегда ломала голову, откуда бабуля берёт свои шпильки? У неё бывали костяные, черепаховые, а иногда она закалывала свой низкий узел из волос простыми деревянными палочками, — смотри внимательно.

Узкая рука с длинными пальцами сжала шпильку, отчего та рассыпалась в прах, напоминающий сверкающие на солнце снежинки. Прасковья Григорьевна дунула на ладонь и повелительно произнесла только одно слово: «Марфа»!

Снежинки вспыхнули в воздухе мириадами искорок, и в палате появилась Марфа Семёновна – давняя бабушкина подруга. Удивительно придирчивая и вредная старушонка с неизменной химической завивкой на реденьких седых волосах, которые по никому не ведомой причине упорно красила хной в ядовито-апельсиновый цвет. Тётя Марфа, она категорически не желала, чтобы к ней обращались «Баба» или «Бабушка», признавая лишь «Тётя», либо по имени-отчеству. Периодически она объявлялась в их доме: когда проездом от нескольких часов до пары дней, а порой гостила по месяцу. При этом она не упускала случая, изводила Арину многочисленными пространными нравоучениями и просвещала рассказами из истории Древней Руси. Рина полагала, что в прошлом тётя Марфа работала учителем истории и скучала без привычных объяснений и воспитательных бесед.

— Что, Параня, время пришло? — тётя Марфа подошла к кровати, присела в ногах.

— Пришло, — спокойно подтвердила Прасковья Григорьевна.

— Как это? – обрела дар речи Рина, — я понимаю, что сейчас не время и не место для фокусов и розыгрышей, но как Марфа Семёновна оказалась в палате, когда я только что проверила запертую дверь?

— Не догадываешься? – прищурилась бабушка, — совсем не догадываешься, даже после того, что я тебе рассказала?

— Говорила я тебе, Параня, что она недалёкая, — удовлетворённо констатировала тётя Марфа, — наплачемся мы с ней!

— Тебе нечего волноваться, — по тону бабушки чувствовалось, слова подруги её задели, — я умру – и ты свободна как ветер. Судьба чародейки – это судьба того, кто ей помогать и защищать станет. Тому и плакать придётся.

— Стойте, стойте, — у Рины голова в буквальном смысле шла кругом, — ты же не хочешь сказать, будто тётя Марфа и есть твоя героическая душа?!

— Догадалась, — усмехнулась бабушкина подруга, демонстрируя ровные белые зубы, — слава богу! Садись, пять.

— Но вы же – просто учительница, — недоумевала Рина, — как вы можете защищать бабушку?

— Ну что, показаться ей что ли? – лениво проговорила Марфа, разминая плечи, — напоследок, на прощанье?

— Сделай милость, — разрешила бабушка.