Обрученные с Югом - Конрой Пэт. Страница 37
— Сопротивление при задержании. Угрозы в адрес офицера полиции, — отвечает Бетти Робертс Джефферсон, жена Айка и сержант полиции при исполнении обязанностей. — Вы слышали, капитан?
— Слышал, слышал, — откликается Айк. — Обыщите его драндулет, сержант.
— Я полагаю, у вас есть разрешение на обыск.
В ответ на мои слова Бетти сует мне под нос ордер, подписанный Дезире Робинсоном, первым чернокожим судьей в истории Чарлстона.
— Тысяча шестьсот девятнадцатый год — худший год в истории Америки, — говорю я, и Шеба смеется, по-прежнему стиснутая в могучих лапах Айка. — Тогда в колонию Виргиния завезли первую партию рабов. С тех пор Юг катится под откос.
— Шеба, ты поедешь со мной в командирской машине, — ослабив наконец хватку и выпустив Шебу, говорит Айк. — А ты, Бетти, сядешь к этому изнеженному слабаку.
— Сначала я должна обнять эту девчонку, — смеется Бетти и подходит к Шебе. — Как поживает моя любимая белая стерва?
Женщины обнимаются от души.
— Бетти, — говорит Шеба, — я увезу тебя на Западное побережье. Там найдутся режиссеры, которые будут счастливы вывести тебя на экран.
— Мой долг — оставаться здесь и присматривать за новым шефом полиции. — Бетти кивает в сторону мужа.
— Шефом? — восклицает Шеба. — Так ты, Айк Джефферсон, черт тебя подери, стал шефом полиции города Чарлстона, штат Южная Каролина? Куда же подевался старый добрый расизм? Сегрегация, отдельные буфеты? Питьевые фонтанчики «Только для белых»? Где он сегодня, этот расизм, когда мы так нуждаемся в нем? Шеф полиции! Слушай, никогда в жизни, ни за кого я не испытывала такой гордости!
— Просто диву даешься, как взяточничество, коррупция, контрабанда оружия и торговля наркотиками могут способствовать карьерному росту завалящего полицейского! — заметил я.
— Мы покончим с этим, — сказал Айк, не глядя на меня и обращаясь к Шебе. — Скоро будет торжественная церемония вступления в должность. Цитадель собирается устроить парад в мою честь. Ты здорово уважишь меня, если придешь.
— Ни табун диких лошадей, ни главная роль в фильме Спилберга не помешают мне прийти, — отвечает Шеба. — Нет, насчет Спилберга я погорячилась. Но только Спилберг и остановит меня, больше ничего. Обещаю. Кого ты приглашаешь на церемонию?
— Важных персон. Разных шишек, — ухмыляется Айк. — Самые сливки белого общества. Даже Лео не попадает в эту компанию.
— Делать мне больше нечего, как водить компанию с чернокожим автоинспектором, который из кожи вон лезет, чтобы сделать карьеру.
— Женщина, надень на этого белого хулигана наручники, — обращается Айк к Бетти. — Он достал меня своей болтовней.
Айк открывает дверцу своей патрульной машины и почтительно склоняется, дожидаясь, пока Шеба расположится на переднем сиденье.
Мы с Бетти едем вслед за Айком.
— Надеюсь, мой муж с Шебой доедет без приключений, — говорит Бетти.
— Ни один мужчина не может зарекаться от приключений рядом с Шебой. И не родилась еще та женщина, которая этого не понимала бы.
— Шеба всегда выглядела как кинозвезда. И держала себя как кинозвезда. Это почти невероятно, правда? Ах, я чуть не забыла: будущий шеф полиции приказал мне надеть на тебя наручники, Лео.
И ловким движением, в котором сочетаются профессионализм и сноровка, она пристегивает мою левую руку к рулевому колесу.
— Сними наручники. Иначе мне придется написать жалобу по поводу жестокости наших полицейских.
Я люблю заливистый смех Бетти.
— Не могу спокойно видеть тебя в наручниках, Лео! Чувствую себя как госпожа. Знаешь, старая черно-белая игра, только наоборот.
Мы сворачиваем на подъездную дорожку, которая ведет к особняку на Ист-Бэй-стрит, где у нас назначена встреча. Тут живут Молли и Чэд Ратлидж.
Шеба выскакивает из машины, бегом поднимается по лестнице, и они с Молли обнимаются, что-то радостно вскрикивая. Я, Бетти и Айк наблюдаем за ними из машин.
Бетти наклоняется, чтобы расстегнуть наручники, и быстро целует меня в щеку.
— Знаешь, почему я так люблю, когда Шеба приезжает в город? — спрашивает она. — Я чувствую себя более живой. Мне кажется, вот-вот случится что-то важное и настоящее.
— Шеба приехала не без причины, Бетти. Сегодня вечером она разыграет здесь спектакль и сделает нас его участниками.
— Она никогда не будет счастлива, правда, Лео? Чего ей нужно от нас?
— Она скажет нам в свое время. Шеба ничего не делает просто так.
— У нашей девочки проблемы, — вставляет Айк.
— Она тебе что-нибудь рассказала, пока вы ехали? — спрашиваю я.
— Несла обычную голливудскую чепуху. Но сердце подсказывает мне, что у нее проблемы.
— У нашей девочки проблемы всю жизнь, сколько я ее помню, — качает головой Бетти. — Так мы идем к Молли и Чэду? Каждый раз, когда переступаю порог их дома, чувствую себя Золушкой, которая попала на бал.
— Хороша Золушка — в мундире полицейского и в солдатских ботинках! — смеется Айк.
— Включи воображение, — улыбается Бетти. — На мне бальное платье, хрустальные туфельки. Лео, дай мне руку. Я хочу, чтобы белый джентльмен с отменными манерами ввел меня в этот сказочный дворец.
Улыбаясь, я веду Бетти Джефферсон по винтовой лестнице в один из двадцати пяти самых выдающихся особняков на юге от Брод-стрит, в нем обитают Молли и Чэд Ратлидж. Молли выходит на веранду встретить нас.
— Привет, мышка Молли! — говорю я.
— Привет, Молли, счастливой доли! — добавляет Айк, и мы все по очереди обнимаем ее.
Я замечаю, как Шеба направляется к гостевому домику.
— Шеба захотела быстренько принять душ и переодеться, пока все собираются. Пойдемте в библиотеку. Лео назначается ответственным за напитки. Я купила чудные стейки в «Пигли-Вигли». [46] Вы с Айком пожарите их на гриле, если мой непутевый муж застрянет на работе?
— Чэд так допоздна работает? — удивляется Бетти. — Он больше времени проводит на своей любимой работе, чем дома. Или я ошибаюсь?
— Ты недалека от истины. Послушай, Лео! Мне одного «здравствуй» мало. Не хочешь ли ты оставить хороший засос у меня на шее?
Все смеются.
— Я предпочел бы более интересное место. Что ты скажешь насчет правого бедра?
Мы входим в огромный дом, нас обступают двести лет чарлстонской истории. Эти предметы слишком прекрасны, чтобы ими пользоваться. Огромная люстра в центре зала выглядит как хрустальный апофеоз. Огромное черное пианино стоит у стены, которая обращена к реке Купер, а напротив притягивает глаз своим элегантным контуром арфа, похожая на лист папоротника. За все годы знакомства с семейством Ратлидж я ни разу не слышал, чтобы кто-то играл на этих инструментах. Я никогда не сидел на этих бесценных диванах и креслах, сработанных еще первыми мебельщиками колонии. Отсутствием жизни это помещение вызывает у меня жалость, как брошенный ребенок. Пианино и арфа, кажется, погибают без музыки. В Чарлстоне множество таких невеселых гостиных, где жизнь прекратилась. В огромной столовой стоит стол красного дерева, за которым могут разместиться человек двадцать пять, не меньше, но стулья слишком древние, ими пользуются лишь в особых случаях. И столовая тоже производит впечатление стерильности и безжизненности. Я готов спорить на месячную зарплату — последний раз здесь обедали много лет назад, в обществе малопривлекательных призраков.
Однако в библиотеке все оживает восхитительным современным уютом. Добротные полки с книгами заполняют стены от пола до потолка. Перед огромным телевизором мы собираемся, чтобы посмотреть матч Каролина — Клемсон, это в нашем штате сродни ритуалу. Удобные стулья и диваны обиты одни кожей, другие мягкой тканью. В баре шеренгами выстроились бутылки. Камин с новым грилем сделан самым лучшим чарлстонским мастером Томасом Эльфом. С этой комнатой связаны у всех у нас самые приятные воспоминания. Сюда мы приходим, чтобы пообщаться, повеселиться, отдохнуть, а иногда и спрятаться. Сюда я пришел вечером после похорон отца, и Молли провела со мной полночи, мы вместе плакали, вспоминали отца, рассказывали разные случаи из его жизни, из нашей юности, перебирали все те тяжелые и важные моменты, из которых, как коралловый риф, выросла наша дружба. Именно сюда захотел я прийти, чтобы оплакать отца и обрести способность жить дальше. Молли занимает в жизни каждого из нас особое место. Она первой в нашей компании повзрослела, взяла на себя роль матери — задолго до того, как действительно стала матерью. Из всех нас только ее муж Чэд пренебрегает добрыми и мудрыми советами жены, не умеет их ценить. Но мы вполне взрослые люди и понимаем, что брак — это институт, который часто порождает враждебность и безразличие друг к другу, и тут нет ни правых, ни виноватых.