Двадцать тысяч лье под водой. Дети капитана Гранта. Таинственный остров - Верн Жюль Габриэль. Страница 32

«Наутилус» по-прежнему держал курс на юго-восток. 1 декабря он пересек экватор под 142° долготы, а 4 декабря, после быстрого перехода, не отмеченного ничем примечательным, мы подошли к Маркизским островам.

На расстоянии трех миль от берега, под 8°57ʹ южной широты и 139°32ʹ западной долготы, вырисовывался пик Мартин на Нукухива, крупнейшем из Маркизских островов, принадлежащих Франции. Я мог разглядеть лишь очертания лесистых гор на горизонте, так как капитан Немо не любил приближаться к земле. В этих водах попались в сети великолепные образцы рыб: корифены с лазоревыми плавниками и золотым хвостом, несравненные по нежности их мяса, коралловые губаны, почти бесчешуйные, но очень вкусные, коралловые рыбки-осторинки с костяной челюстью, желтоватые мелкие тунцы, тасары, на вкус не уступающие макрели, – рыбы, достойные почетного места в нашем меню.

Миновав эти прелестные острова, охраняемые французским морским флотом, «Наутилус» с 4 по 11 декабря прошел около двух тысяч миль.

Плавание ознаменовалось встречей с огромным количеством кальмаров, любопытных моллюсков, родственных каракатице. Французские рыболовы называют их «летучие волосатики». Кальмары принадлежат к классу головоногих, подклассу двужаберных, к которому относятся и каракатицы, и аргонавт «бумажный ботик». Эти животные внимательно изучались древними натуралистами и, занимая почетное место в метафорах античных ораторов, пользовались не меньшим успехом за столом богатых граждан, так по крайней мере утверждает Атеней, древнегреческий врач, предшественник знаменитого Галена.

В ночь с 9 на 10 декабря «Наутилус» встретил на своем пути целые полчища моллюсков. С наступленим ночи животные, поднявшись из морских пучин в верхние слои и следуя миграционными путями сельди и сардин, перемещались из умеренной зоны в зоны более теплые. Обычная миграция морских организмов, которая захватывает громадные массы, исчисляемые миллионами тонн!

Мы наблюдали сквозь толстые хрустальные стекла, как кальмары, с силой выбрасывая воду из своей так называемой воронки обратными толчками, по «ракетному» принципу, проворно перебирая своими десятью щупальцами, развевавшимися вокруг их головы, как живые змеи Горгоны, преследовали с удивительной скоростью рыб и моллюсков, – пожирали мелких и, в свою очередь, пожирались крупными. «Наутилус», несмотря на быстроту своего хода, в течение многих часов шел в окружении этих животных, во множестве попадавших в сети. Я узнал представителей девяти видов, согласно классификации д’Орбиньи, типических для тихоокеанской фауны.

Море щедро развертывало перед нами картины, одна другой пленительнее! Оно разнообразило их до бесконечности. Оно меняло без устали декорации и обстановку сцены, радуя глаз. Оно не только развлекало нас, позволяя наблюдать живые существа в родной им стихии, но и открывало нам свои самые сокровенные тайны.

Днем 11 декабря я читал в салоне книгу из библиотеки капитана Немо. Нед Ленд и Консель при раздвинутых ставнях любовались ярко освещенными водами. «Наутилус» стоял на месте. Наполнив резервуары, судно держалось на глубине тысячи метров, в слоях малообитаемых, где крупная рыба встречается чрезвычайно редко.

Я читал прелестную книгу Жана Масэ «Служители желудка», восхищаясь неподражаемым остроумием автора, как вдруг Консель позвал меня.

– Не угодно ли вашей милости подойти сюда на минуту? – сказал он каким-то странным голосом.

– Что случилось, Консель?

– Не угодно ли взглянуть?

Я встал, подошел к окну, взглянул наружу. В пространстве, ярко освещенном прожектором «Наутилуса», виднелась повисшая среди вод какая-то черная громада. Я пристально всматривался, разглядывая это гигантское китообразное животное. И вдруг у меня мелькнула мысль.

– Корабль! – вскричал я.

– Да, – отвечал канадец, – затонувший корабль с перебитым рангоутом!

Нед Ленд не ошибался. Перед нами был корабль, потерпевший крушение, с перерезанными вантами, беспомощно висевшими на цепях. Корпус судна был еще в хорошем состоянии; казалось, кораблекрушение произошло всего несколько часов назад. Обломки трех мачт, выступавшие над палубой едва на два фута, свидетельствовали, что команде судна пришлось пожертвовать рангоутом. Наполнившись водой, судно накренилось на бакборт. Какую грусть наводило это судно! Но еще большая грусть охватывала при виде трупов на палубе, привязанных канатами! Я насчитал шесть трупов: четыре мужских – один так и застыл, стоя у руля, – один женский. Женщина с ребенком на руках высунулась наполовину из решетчатого отверстия юта!

Она была молода. При ярком свете прожектора я мог даже различить черты ее лица, еще не тронутого разложением. В отчаянии она подняла над головой младенца, цеплявшегося ручонками за материнскую шею! Лица четырех моряков, пытавшихся в последнем усилии разорвать веревки, связывающие их с тонущим судном, поистине были ужасны. Один лишь рулевой, с прилипшими ко лбу седыми волосами и ясным лицом, сохранял спокойствие и, сжимая штурвал рукой, казалось, по-прежнему управлял своим трехмачтовым кораблем в его последнем пути в пучинах океана!

Какое страшное зрелище! Молча, с бьющимся сердцем стояли мы, не отводя глаз от этой картины кораблекрушения, как бы заснятого в минуту катастрофы!

А прожорливые акулы уже устремлялись на запах человеческого мяса!

И пока «Наутилус», лавируя, огибал корпус потонувшего корабля, я успел прочесть на его корме:

«ФЛОРИДА»

ЗУНДЕРЛАНД

Глава девятнадцатая

Ваникоро

Трагическая гибель «Флориды» не являлась каким-либо исключительным случаем катастрофы на море. В дальнейшем, плавая в морях наиболее судоходных, мы все чаще встречали остовы судов, потерпевших кораблекрушение, догнивавших в воде; а на самом дне моря ржавели пушки, ядра, якори, цепи и тысячи других железных обломков.

Одиннадцатого декабря мы приблизились к берегам архипелага Паумоту, бывшей Бугенвильской «опасной группы островов», разбросанных на протяжении пятисот лье с востока-юго-востока на запад-северо-запад, под 13°30ʹ – 20°50ʹ южной широты и 125°30ʹ – 151°30ʹ западной долготы, от острова Дюси до острова Лазарева (Матахива).

Этот архипелаг занимает площадь в триста семьдесят квадратных лье и состоит из шестидесяти групп островов, в числе которых находится и группа Гамбье (Мангарева), принадлежащая Франции. Это коралловые острова. Медленная, но неустанная работа полипов со временем приведет к тому, что все эти острова соединятся между собой. Затем вновь образовавшийся массив суши сплотится рано или поздно с соседним архипелагом, и между Новой Зеландией и Новой Каледонией, простираясь вплоть до Маркизских островов, возникнет пятый материк.

Однажды я заговорил на эту тему с капитаном Немо, но он сухо ответил мне:

– Нужны новые люди, а не новые континенты!

Держась намеченного курса, «Наутилус» проходил вблизи острова Клермон-Тоннер, любопытнейшего из островов всей группы, открытой в 1822 году капитаном «Минервы» Беллом. И тут мне представился случай наблюдать колонии мадрепоровых кораллов, которым обязаны своим происхождением острова в этой части Тихого океана.

Мадрепоровые кораллы – настоящие рифообразователи, их не должно смешивать с другими видами кораллов. Это морские животные, обладающие известковым скелетом. Различие в структуре их скелета дало моему знаменитому учителю Мильну Эдвардсу основание подразделить их на пять отрядов. Миллиарды этих микроскопических животных создают своими известковыми скелетиками мощные сооружения: береговые рифы, острова. Тут они образуют лагуну, замыкая океанские воды в кольцо более или менее удлиненного атолла. Там воздвигают барьерные рифы, подобные рифам, опоясывающим берега Новой Каледонии и многих островов Паумоту. А в иных местах, как на островах Общества и на острове Маврикия, они возводят рифовые утесы, высокие отвесные стены, у основания которых глубина океана значительна.

Мы шли на расстоянии нескольких кабельтовых от подножия острова Клермон-Тоннер, и я не мог надивиться гигантскими сооружениями, созданными столь микроскопическими зодчими. Эти своеобразные фундаменты являются в основном творением мадрепоровых кораллов, а также коралловых полипняков, известных под названием миллепоровых (из гидроидных), дырчатых – поритов, звездчатых – астрей и мозговиков – меандрин. Известковые полипняки, а именно виды, созидающие рифы и острова, придерживаются берегов суши. Волны и ветер наносят к живым полипнякам обломки кораллов, ракушек и прочее. Первоначально образуется береговой риф; затем полоса полипняков, постепенно отступая от берега, образует барьерный риф; в дальнейшем происходит погружение центрального кораллового острова ниже уровня моря, и, таким образом, появляется атолл. Такова по крайней мере теория Дарвина, объясняющая происхождение атолла, – теория, по моему мнению, более близкая к истине, нежели утверждения его противников, что якобы базой для нарастания живых полипняков служат вершины гор или вулканов, не достигающих всего несколько футов до поверхности океана.