Ложь, которую мы произносим - Корри Джейн. Страница 8

– А теперь, – добавил я, – давай уложим тебя в постель, ладно?

Она начала хихикать. Затем закашлялась. Потом снова захихикала.

– Думала, ты не занимаешься такими вещами, пока не узнаешь человека получше.

– Я не это имел в виду, – торопливо объяснил я. – Просто хочу позаботиться о тебе.

Сара оперлась на меня, словно в любую минуту могла упасть на кафель. Я поднял ее на руки. Она оказалась тяжелее, чем выглядела. Я отнес ее по лестнице наверх и осторожно положил на свою кровать, которую перед уходом на работу, как обычно, застелил. Две другие спальни пустовали. Не было смысла обставлять их, поскольку я никогда не принимал гостей.

– Хочешь во что-нибудь переодеться? Ты могла бы надеть одну из моих рубашек и спать в ней. – Я покраснел. – А я пока выйду из комнаты.

– Ты хороший человек, Том, – сказала Сара, глядя на меня своими большими карими глазами. Ее улыбка, хотя и не была такой широкой, как раньше, по-прежнему светилась на лице.

Хороший человек? Если бы только она знала.

– Быстро получилось, – съязвил Хьюго, когда я рассказал ему о том, что Сара осталась со мной. Было воскресное утро, и мы играли в теннис на одном из крытых кортов клуба. Я заказывал его раз в неделю в течение всего года. Открытые корты ненадежны с точки зрения погоды. Боюсь, что Хьюго тоже не отличался надежностью с тех пор, как стал отцом. Если ночью дети долго капризничали, то он позволял Оливии поспать и брал дежурство на себя. В этом году он уже пятнадцать раз отменял наши теннисные встречи.

– Она нуждалась в чьей-нибудь помощи, – добавил я, подбрасывая мяч высоко в воздух.

– Конечно, нуждалась! И как секс? Нет, не отвечай. Сам скажу. Твое лицо напоминает мое собственное, когда во время учебы у меня был роман с одной девчонкой-хиппи в Калифорнии. Помнишь, я тебе рассказывал?

– Да. Несколько раз.

– Это было обалденно, – продолжал он так, будто я ничего не говорил. – Она творила такое, о чем я и не мечтал.

– Все совсем не так, – перебил я. – Говорил же, у нее грипп. Я присматриваю за ней, пока она болеет.

Он отступил подальше для подачи.

– Тогда ты заразишься. Не приходи какое-то время, ладно? Дети могут подхватить. Тогда мы вообще спать не будем. – Мяч просвистел мимо меня. – Гейм за мной, приятель.

После этого я некоторое время не контактировал с Хьюго. Вместо этого сосредоточился на работе и заботе о Саре. Грипп у нее был ужасный. На следующие две недели ей пришлось отменить занятия в центре и те, что она проводила на дому, «чтобы выживать».

– Мне не платят, когда я не работаю, – сказала она, в третий раз пытаясь встать.

– Это не имеет значения. Я же сказал, что позабочусь о тебе.

– Но ты меня почти не знаешь.

– А кажется, что знаю. – Слова сами вырвались изо рта. И застали меня врасплох.

– Понимаю, что ты имеешь в виду, – тихо сказала она.

Во мне начал растекаться незнакомый жар. Почти как если бы я надел теплый джемпер.

Шли дни, и я начал вести себя словно совсем другой человек. Это было и тревожно, и до странного приятно. Я даже зашел в женский магазин и купил нижнее белье и пару ночных рубашек, хотя и с помощью ассистентки.

– Очень мило с твоей стороны, но обычно я ничего не надеваю в постель, – сказала Сара, когда я принес свои покупки.

Я подозревал об этом, но хотел проявить заботу. Правда заключалась в том, что, несмотря на предположение Хьюго, у нас с Сарой не было секса. Разумеется, я ее хотел. Мое тело горело от желания. И я не мог выразить этого иным способом. А еще не мог забыть электрический разряд, который пронзил меня, когда она впервые положила свою ладонь на мою. Никогда раньше не чувствовал ничего подобного.

Но в то же время мне не хотелось, чтобы Сара решила, будто я собираюсь ею воспользоваться. Вот почему я спал внизу на диване. К тому же она болела.

К счастью, через несколько дней ей стало лучше.

– Сегодня чувствую себя хорошо, – сказала Сара, когда я вошел с чашкой чая.

Она приподнялась на локте. Красивые блестящие черные волосы с розовыми и голубыми прядями свободно спадали на плечи. Несмотря на то, что раньше она утверждала, будто спит обнаженной, на ней была одна из купленных мною ночных рубашек: бледно-голубая с «вырезом в виде сердца», как описала ассистентка. Я гадал, не решила ли она таким образом просто сделать мне приятное. Из ее глаз исчез лихорадочный блеск. И, что важнее, вернулась ее чудесная улыбка.

– Теперь я, наверное, смогу отправиться домой, – сказала она, склонив голову набок в своей обычной манере. Она напомнила мне портрет женщины с выставки прерафаэлитов в Королевской академии, на которую меня затащила Арабелла. – Большое спасибо, что позаботился обо мне.

Этого я и боялся.

– Не хочу, чтобы ты уходила.

– Я тоже. – Она встала, подошла к окну и подняла створку, чтобы впустить воздух. – В сквере посадили розы.

– Правда?

– Да! Смотри. – От волнения ее голос стал громче. – Всех цветов! Мои любимые – абрикосовые. А твои?

Никогда об этом не задумывался. Вместо того чтобы ответить на ее вопрос, я прочистил горло, которое необъяснимо сдавило.

– Когда я сказал: «Правда?» – то говорил не о розах в сквере. А о том, что не хочу, чтобы ты уходила.

– Да, – сказала она, оборачиваясь. – Я тоже.

Ее слова настолько меня ошеломили, что я не знал, что ответить.

Она вернулась в кровать – мою кровать – и свернулась калачиком, будто котенок.

– Ты, наверное, сыт по горло этим диваном, – сказала она, улыбаясь.

– Он довольно удобный. – Я не стал добавлять, что потратил много времени на изыскания, прежде чем остановился именно на этой модели.

Затем Сара протянула руки и просто сказала:

– Я тебя хочу.

Прямо сейчас мой мозг оказался к этому не готов, хотя я, конечно, представлял нашу близость столько раз, что перестал считать.

Сара взяла мою руку и потянула к себе.

В первую очередь я подумал, что это было довольно бесцеремонно с ее стороны. А потом – и мне стало тревожно – о том, что Сара найдет меня не очень интересным в постели. Ведь если не считать Арабеллу, я был не особенно опытен.

Тем не менее Сара, казалось, не возражала. Она начала медленно раздевать меня, расстегивая каждую пуговицу рубашки с неторопливой обдуманностью, почти дразня, а затем ласкала меня нежными поцелуями, становившимися все более настойчивыми, когда наши тела сплелись.

– Это было здорово, – сказала она позже, когда мы откинулись на подушки. – А тебе как?

– Тоже здорово, – смущенно ответил я. Как и говорил, мне никогда не нравилось обсуждать секс.

Могу только сказать: ей, похоже, понравилось то, что я делал. И это меня заводило. Придавало уверенности.

– Мне нравится твое тело, – сказала она, поглаживая меня.

Я обнаружил, что провожу указательным пальцем по контуру ее правой груди. Затем мой палец коснулся чего-то круглого и твердого внизу.

– Это родинка, – сказала она. – Когда я проверяла ее, врач сказал, что иногда такие называют третьим соском. Видимо, в средневековье это считалось признаком колдовства. Только представь, меня могли сжечь на костре!

Она рассмеялась.

В том-то и заключалась особенность Сары. Ты никогда не знал, что она сделает или скажет.

Было ли это – могло ли это на самом деле быть – любовью? Тем, что в песнях называют «болезнью» и «невозможностью что-нибудь с этим поделать»? Как и моему отцу, мне всегда требовалось держать себя в руках. (Не та черта, которой я горжусь, но это факт. И помогает мне чувствовать себя в безопасности.) И все же я не мог представить себе жизни без Сары, хотя мы познакомились совсем недавно.

Я больше не ходил на ее занятия по живописи, потому что мне было невыносимо видеть, как любимая женщина склоняется над другим мужчиной, чтобы дать ему совет. Вместо этого я готовил ужин к ее возвращению. Разумеется, о рисе и речь не шла.

– Вкусно, – всегда говорила она. И все же ела довольно мало. – Когда я была маленькой, еда у нас была не очень вкусной. Так что аппетит у меня плохой. – Затем она пододвигала ко мне свою тарелку. – Доешь за меня. Помнишь, как я ненавижу расточительство? Иногда мне даже снятся кошмары о том, как я умираю с голоду.