Ведьма и компания (СИ) - Волынская Илона. Страница 50
- Зачем ему мои коленки? – удивленно вздернула брови девушка. – Он же старый.
Широко распахнутым ртом завуч схватила воздух – слова застряли в горле и не хотели выскальзывать наружу через спертое негодованием горло.
- С-с-старый? – первое слово вырвалось с сипением как из выдохшегося сифона с газировкой. – Леонид Ильич Брежнев, генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза… Ну все, Коваленко, ты доигралась! – завуч ухватила девчонку за рукав и поволокла за собой, пыхая, как перегруженный паровоз. – Сейчас же, немедленно, мать в школу… Это все ее антиобщественное поведение: тряпки, которыми она постоянно озабочена, люди, которые ходят к вам в дом – думаешь, в школе ничего не знают?
Завуч не могла видеть, каким недобрым огнем блеснули глаза девушки:
- Моя мама – портниха!
- Портнихи на фабрике, а твоя мама потакает мещанским вкусам тех, кто фактически, ведет антисоветский образ жизни! Вот пусть увидит, к чему это все привело и кого она воспитала! – завуч пронеслась мимо секретаря и вломилась в дверь с надписью «Директор». – Вот, полюбуйтесь, до чего дошло! Леонид Ильич Брежнев ей старый!
Сидящий за широким письменным столом мужчина в ошеломлении поднял голову:
- Какой Брежнев… То есть, при чем… Коваленко? Что случилось?
По щекам девчонки, враз, точно их включили, покатились крупные, как горох, слезы:
- Скажите… что это все неправда, Виктор Сергеевич! Про… Леонида Ильича! –взмолилась она. – Что он… будет… на мои коленки смотреть! – щеки девушки вспыхнули, а слезы побежали быстрее.
- Брежнев? Оксана, что за чушь?
- Любовь Владимировна сказала… что будет. - потупившись, пролепетала девушка. – А еще, что лишит меня медали. Виктор Сергеевич, пожалуйста, не заставляйте меня! - все остальное слилось в неразборчивое бормотание.
- Да как ты смеешь! – отмерла наконец застывшая с приоткрытым ртом завуч. – Когда сам Леонид Ильич…
- Любовь Владимировна! – лицо директора окаменело, а голос стал скрежещущим как несмазанный механизм. – Коваленко… Сейчас же ступай на урок. Завтра приходи в колготках, чтобы твои коленки больше не интересовали… никого! А вы, Любовь Владимировна, останьтесь.
- Она отказалась выполнять требования учителя… - распаляясь, начала завуч, а старшеклассница немедленно взвыла в истерике, тряся головой и как заведенная повторяя:
- Я не могу… не могу… не заставляйте!
- Марш отсюда, я сказал! – рявкнул директор, и уже вылетая за дверь, девушка услышала громовой рев. - Любовь Владимировна, вы с ума сошли?
- Я? Девчонка совершенно распущенной растет! Не удивительно, мамаша ее без мужа родила…
- А почему вы… - голос директора стал настолько страшным, что завуч, чуть слышно пискнув, замолчала. – …вдруг заинтересовались ее распущенностью, да еще в связи с… генеральным секретарем?
- Я? – растерянно повторила завуч. – Что вы такое говорите… вы поверили этой…
- Я своими ушами слышал! – кулак директора с грохотом впечатался в стол. – Про старого Брежнева, про… Вы соображаете, что несете?
- Коваленко! Сказали тебе на урок идти, вот и отправляйся! – цыкнула на Оксану секретарша. Оксана не сомневалась, что как только она выйдет, та приникнет к оббитой дерматином двери, чтоб не упустить ни слова. Но она только скосила на секретаршу несчастные заплаканные глаза, прерывисто вздохнула и вышла.
- You are late, Kovalenko. – впрочем, не слишком строго, сказала учительница английского. Быть строгой с единственной ученицей, которая действительно знала ее предмет, у нее уже давно не хватало духу. У девочки произношение почти как у ведущих американских радиостанций, что «англичанка» слушала по вечерам, прижав ухо к приемнику и приглушив звук так, чтоб не услыхали соседи. Она даже сочинения на английском умудряется писать – удивительный, просто удивительный дар слова! Ей не на филфак надо, а прямо в МГИМО… хотя туда она, конечно, не попадет. «Англичанка» уже несколько месяцев мучилась, пытаясь придумать, как, не разрушая юношеского, светлого взгляд на мир, объяснить девочке, что ребенок из… скажем так, неполной семьи, без отца или на худой конец дяди-дипломата, даже с золотой медалью в МГИМО поступить не сможет.
- I apologize. – Оксана смущенно опустила глаза.
- Take your sit. – вздохнула «англичанка», понимая, что на нужный разговор ей снова не хватит духу. - Hurry up, we have a written test!
- Thank you[1]. – чуть постукивая каблуками (хорошо, хоть к босоножкам завучка не успела привязаться!) Оксана проследовала на свое место.
- Тут Perfect или Continuous? – подсовывая тетрадку с упражнением, едва слышным шепотом спросила соседка по парте – маленькая девушка в больших очках, с остреньким носиком и мышино-серыми волосами. Мышью ее и звали, а Катька Остроумова, спортсменка, активистка, староста и даже первая красавица класса – в те редкие дни, когда странная тоска заставляла Оксану вдруг бросать все и просиживать целый день на круче над Днепром, маясь от непонятного томления. Так вот эта самая Катька, поджимая губки, цедила, что «Коваленко таскает Мышь Серую за собой, чтоб на ее фоне поярче выглядеть», что, конечно, было чистой правдой.
- Perfect Continuous. – мазнув взглядом по упражнению, шепнула она в ответ.
- Не хочешь, не говори, а издеваться нечего! – обидевшаяся Мышь потянула листочек с заданием к себе.
- Вот же! – Оксана зло зыркнула на соседку, но подтянула к себе листочек и вписала ответ в оставленный промежуток, походя исправив ошибки в предыдущих.
- Зачем тебя к директору водили? – прошептала Мышь.
Оксана вытерла плечом ухо – от сосредоточенного сопения Мыши оно было влажным, - и едва слышно фыркнула:
- С Леонидом Ильичем разбираться!
- Ты чего, дура? – Мышь аж отодвинулась, посмотрев на подругу недоуменно.
- Колготки велели надеть! – Оксана едва удерживала расползающиеся в улыбке губы – завучиха этот денек надолго запомнит! Мстить, конечно, будет… а может и нет. Посмотрим. А колготки надеть придется, нельзя портить отношения с директором, когда идешь на золотую медаль.
- А ревела чего? – глазки у Мыши хоть и очкатенькие, а шустрые. – Мне мать на той недели в универмаге пять пар купила, два часа в очереди стояла. – Мышь продемонстрировала из-под парты коленку.
- Вот поэтому и ревела.
Колготки были серыми и толстыми, с длинными продольными «рубчиками» грубых ниток. Даже тощие ножонки Мыши в них выглядели… существенными, а во что превратятся ее собственные вполне нормальные ноги, Оксана боялась даже думать.
- Ну знаешь, капроновых нету, а даже если выбросят, за ними в очереди не достоишься. – снова обиделась Мышь. – Нормальные колготки… не всех мамочка одевает! – она окинула неодобрительным взглядом подчеркивающую грудь и талию Оксанину форму.
- Колготки моя мама не шьет! – отрезала Оксана. Директорша универмага у мамы не «шьется» тоже, ей незачем, шмотки как у нее, даже в горкоме партии не у всех есть.
- Могу помочь с колготками. – вдруг прошелестели над ухом.
Оксана резко обернулась, едва не ткнувшись носом в подавшегося вперед Алика Седова с задней парты.
- Тебя кто спрашивал? Вали отсюда! – шикнула на него Мышь.
- Что там за совещания? – поднимая голову от книги громко спросила «англичанка». Книга была на английском, а на обложке красовалась блондинка в старинном платье в объятьях смуглого красавца. Оксана даже намекнула «англичанке», что тоже хочет приобщиться к чтению в оригинале, но та только краснела в ответ и делала вид, что не понимает… ни по-английски, ни по-русски. – Самостоятельная работа на то и самостоятельная, чтоб делать ее самим!
Оксана уткнулась носом в свой листочек. Плотно скатанный бумажный комочек стукнул об парту прямо у ее носа.
«Правда, могу помочь» - разворачивая листочек под партой, прочла она.
- Фарцуешь? – настороженно покосившись на снова углубившую в чтение «англичанку» шепнула Оксана.
- Больная? Так лечиться надо, пока больницы бесплатные! Я в наше артиллерийское поступаю, какая фарцовка? Мать из Германии запас привезла.