Тень врага (СИ) - Криптонов Василий. Страница 15
Полли это проглотила и позволила нам уйти. Впрочем, бежать следом — было бы для неё уже чем-то за гранью образа.
— Так неудобно получилось, — сконфуженно пробормотал Мишель.
Глава 8. Непредвиденные обстоятельства
— Ты где тюльпан раздобыл? — спросил я.
— Создал.
— Вот как?
— Ну… да. Дело в том, что после того, что случилось… Ну, там, в Кронштадте. Ты понимаешь, о чём речь.
Мишель явно говорил о том, как его шарахнуло магией пустоты. Когда он попытался остановить её Щитом. Что характерно — сквозь мой Щит эта магия пролетала как сквозь воздух, а о его Щит — сдетонировала.
— Ну, и? — поторопил я его.
— Мне кажется, мой магический уровень увеличился.
— Так это же хорошо! — искренне обрадовался я.
— Да… Наверное. Вот, жду, когда будут измерять уровень в конце года. Я, правда, и сам много тренировался, развивал каналы. Но после того случая ощутил серьёзный подъём, и… Костя!
Мишель вдруг замедлил шаг, и я был вынужден под него подстроиться.
— Что?
— Эта ситуация… Я имею в виду Полли. Я не настаиваю… Точнее, не могу настаивать, всё-таки вы с ней… Но пойми, пожалуйста, и меня. Я бы хотел определённости.
— Так это от неё надо добиваться, — пожал я плечами.
— Ты меня не понимаешь, — вздохнул Мишель. — Все эти косые взгляды… А ко всему прочему, Полли думает, что мы будем драться за неё…
— Мишель, — вздохнул я. — У меня уже скоро мозоль на языке появится, повторять одно и то же: мы с Полли не обручены. Предложения я ей не делал. Всё, что она болтает — плод её воображения. А всё, что связывает её и меня — это дружба с детства. И ничего больше! Полли мне… не знаю… как сестра.
И, к слову, до недавних пор Костю Барятинского в качестве жениха вообще никто не рассматривал. Но всё изменилось, когда в его тело вселился дух Капитана Чейна и начал стремительно вести род Барятинских к величию — не забывая при этом зарабатывать очки и в личное пользование. Так что теперь, полагаю, маменька и папенька Полли следят за нашими с ней «отношениями», затаив дыхание — чтобы не сглазить.
— В общем, я не знаю, чем ещё тебе помочь, — закруглил я свою мысль. — Вообще нет фантазии, вся закончилась, — демонстративно похлопал себя по карманам.
Мы вышли из Царского Села, двинулись к воротам Академии. Пьер Данилов по-прежнему слонялся неподалёку, всё ещё не решившись на отчаянный бросок. Завидев Мишеля и меня, он остановился и с любопытством уставился на нас. А нам заступил дорогу привратник.
— Я — Константин Барятинский, — сказал я. — Мне разрешено покидать академию, когда будет угодно.
Такую привилегию мне действительно предоставили. Просьба деда, заслуги перед Отечеством и, полагаю, какая-то бумажка, черкнутая господином Витманом сыграли тут свою роль.
— Насчёт вашего сиятельства — осведомлены прекраснейше-с, — поклонился привратник. — Однако второго господина выпускать не имеем права-с, без высочайшего распоряжения.
— Эм… — озадачился я. — То есть, ворота вы мне не откроете?
— Открою, как не открыть. Только как только за вами закрою — сию же минуту буду вынужден доложить-с.
Н-да, нюанс. Мишель-то здесь не на том положении, чтобы плюнуть на последствия.
— Ясно, подожди здесь, — сказал я Мишелю.
Время, время… Каждый встречный норовит откусить кусочек. Всё же быть вне закона — с какой-то стороны удобно. Не тратишь столько времени на улаживание бесконечных формальностей.
В кабинет Калиновского я пришёл впервые. Сюда в принципе курсанты толпами не ходили — не было у них по определению таких вопросов, с которыми нужно было забираться на такую верхотуру административной лестницы.
— По какому, простите, вопросу? — вполголоса допытывался от меня секретарь — пожилой мужчина в серой рубашке с нарукавниками.
— Вопрос личного характера.
— Подробности… не помешают. Господин Барятинский.
— Просто доложите, что я пришёл, — попросил я. — И что у меня — срочный, серьёзный, личный вопрос.
Секретарь хотел возразить, но тут из-за двери послышался взрыв смеха. Голоса я узнал — один принадлежал Калиновскому, а второй —…
— Там у него — Платон, что ли? — вырвалось у меня.
— Господин Хитров, да. А вы, простите, откуда… — растерялся секретарь.
— Ну так тем более докладывай! — повысил я голос. — Значит, я уже запаздываю, они ведь меня ждут!
Нехитрый трюк сработал. Секретарь робко стукнул в дверь и скользнул внутрь. А пару секунд спустя вернулся и открыл дверь передо мной.
— Спасибо, — кивнул я и вошёл в кабинет ректора.
Здесь было темно — задёрнуты тяжёлые шторы. Почему так — можно было догадаться по запаху. Едва уловимому флёру хорошего коньяка. Бутылку которого Калиновский наверняка только что спрятал в стол.
Встретили меня доброжелательные взгляды и расслабленные улыбки.
— А вот и наш герой, — сказал Калиновский.
— Не перехваливайте его, Василий Фёдорович, — сказал Платон. — Худший грех, что может обуять юношу — гордыня! — и он многозначительно погрозил мне пальцем.
У-у-у, да они тут, похоже, давненько заседают. Что ж, не только на курсантов весна действует, всем хочется в последние деньки учебного года приспустить поводья.
— Василий Фёдорович. Платон Степанович, — поклонился я.
— Чем обязаны вашему визиту? — спросил Калиновский. — Какую я могу оказать услугу тому самому князю Барятинскому?
— Мне срочно нужно покинуть территорию академии. Вероятно, до позднего вечера, — сказал я, решив перейти сразу к делу.
Платон прищурившись, уставился на меня. Все признаки подпития исчезли мгновенно, как рукой сняло.
— А разве вам не дано бессрочное разрешение покидать академию, когда вам только будет угодно? — спросил Калиновский, который, напротив, был полностью расслаблен и доброжелательно улыбался.
— Дано, — согласился я. — Проблема в том, что мне нужно взять с собой кое-кого ещё.
— Кгхм… — Ректор перестал улыбаться и, поёрзав в кресле, принял более солидное положение. Навалился на стол. — Позвольте полюбопытствовать, для каких же целей вы хотите забрать этого кого-то?
— Мне… нужна помощь в одном деле, — сказал я.
Почему-то думал, что достаточно будет изложить просьбу — и мне не откажут. Но, видимо, мой авторитет хоть и позволял пройти в кабинет ректора, был не настолько велик, чтобы получать всё, что заблагорассудится, по щелчку пальцев.
— Посвятите меня, пожалуйста, в детали. — Калиновский забарабанил пальцами по столу.
— Этого я, простите, не могу сделать.
— Вот как? И почему же?
— Вы же, полагаю, знаете, благодаря чьей протекции у меня есть упомянутое право выходить из академии в любое время? — ответил я вопросом на вопрос.
Калиновский прекратил барабанить и нахмурился. Похоже, я угадал: своими привилегиями обязан, в первую очередь, Витману.
— Похоже, мы все тут оказались в неудобном положении. — Калиновский с кряхтением встал и, отодвинув кресло, прошёлся по кабинету. — Признаться, у меня впервые учится столь необычный курсант. И — поймите меня правильно! — я лишь рад тому, что наша академия поспособствует вашему росту, господин Барятинский. Я готов пойти на некоторые уступки. Вы — поистине значимая фигура даже в масштабах страны. Однако я не могу не проявлять известного беспокойства…
Калиновский окончательно запутался в словесных кружевах, пытаясь не нанести мне оскорбления. Пришлось прийти ему на помощь:
— Вы опасаетесь, что я буду злоупотреблять своими привилегиями, — вздохнул я. — Например, выводить курсантов из академии в обмен на какие-нибудь услуги. А это неизбежно повредит дисциплине и учебному процессу.
— Помилуйте! — Ректор в испуге приложил руку к груди. — Разве бы я мог такое сказать? Что вы, господин Барятинский, я…
— Вы и не сказали, — успокоил ректора я, — это я сказал. Поверьте, последнее, чего бы мне хотелось — это посеять хаос в здешних стенах. Исключения хороши лишь тогда, когда работают правила. В противном случае в исключениях нет никакого смысла. Но в этот раз, Василий Фёдорович, мне действительно нужна помощь человека, которого я хочу забрать. И это действительно важно. Как вы правильно заметили, в масштабах страны.