Тень врага (СИ) - Криптонов Василий. Страница 44

Она развернула автомобиль и, соблюдая скоростной режим, покатила к трассе.

— Да я всегда смотрю на ситуации трезвым взглядом, — сказал я. Открыл окно и выставил руку наружу, ловя тёплый летний ветер. — Пятно на репутацию рода, всякое такое…

— Ты ничего не воспринимаешь всерьёз, — покачала головой Нина. — С одной стороны, я понимаю. Ведь наш мир для тебя — чужой.

— Уже давно не чужой, — возразил я. — Я тут живу. Дышу. Резанёшь — кровь пойдёт. Не надо думать, будто я в скафандре. Я давно адаптировался.

— Ну тогда — тем более! — Нина упрямо сдвинула брови. — Для каждого Барятинского интересы рода должны быть в приоритете.

— А вот эта постановка вопроса мне не очень нравится, — сказал я и прикрыл окно, оставив лишь небольшую щёлочку — Нина выехала на трассу и увеличила скорость до разрешённых девяноста.

— Почему же?

— Мы недавно начали изучать эгрегоры. Ты, полагаю, понимаешь, о чём речь.

— Ну разумеется, — улыбнулась Нина. — Я ведь родилась в этом мире, Костя.

— Да, я помню. А вот для меня всё здесь — в новинку. Хотя это, пожалуй, хорошо. Свежий взгляд тем и хорош, что ничем не замутнён. Занятная… концепция. Впрочем, даже не концепция. Здесь, в вашем мире, всё это можно реально увидеть и чуть ли не потрогать. Этакая энергетическая общность, являющаяся чем-то большим, чем сумма частей. Ближайший пример — черномагическая техника Таран с объединением. Если Таран каждого мага исчисляется силой в один эм, то совокупный таран пяти магов может достигать даже десяти эм. Это, на мой взгляд, один из лучших примеров использования эгрегора. Потому что все остальные — скорее примеры использования эгрегором людей.

— Костя… — вздохнула Нина.

— Нет, я понимаю, — перебил я. — Эгрегор Российской Империи требует от нас немало, однако и даёт он также немало — защиту, чувство силы, уверенности, превосходства. И всё это прекрасно до тех пор, пока кому-то не захочется чего-нибудь, идущего вразрез с интересами эгрегора. Вот тогда приходится туго.

— Костя, этот разговор…

— Позволь, я закончу, Нина. Род Барятинских — тоже эгрегор. И его задача — стать более знатным, более влиятельным, разрастись до неимоверности. Увлечение Нади простолюдином в эту задачу — ну никак не вписывается. Это даже не простой на месте, а шаг назад. И сейчас эгрегор изо всех сил принимает меры.

— К чему ты клонишь? — Нина уже хмурилась, разговор ей категорически не нравился.

— К тому, что эгрегор — это такая медаль с двумя сторонами. Идея отдавать ради достижения общего блага — вполне в духе белых магов. А вот идея того, что «ради меня вы все должны…» — это ведь чисто черномагический идеал.

— Эгрегор — не личность! — горячо возразила Нина. — То, о чём ты говоришь — это всего лишь ещё одна наглядная иллюстрация баланса.

— Вот, я и говорю — баланс, — кивнул я. — Который, на мой взгляд, должен заключаться в том, что, когда ты что-то берёшь себе — не оставляешь в накладе других. А когда, сто́ит тебе руку протянуть — как по ней лупят, это очень нехороший баланс. И такое нужно исправлять.

— Что-то я совсем запуталась, — призналась Нина. — О чём ты говоришь? Что значит — «исправлять»? Что ты задумал?

— Для начала — купить газету. Останови у ближайшего киоска, будь добра.

Газету мы купили уже в Петербурге. А потом я назвал Нине новый адрес.

— Но это же в Чёрном Городе? — удивилась она.

— Увы, — сказал я, усевшись на своё место. — Побыстрее, пожалуйста, мы опаздываем.

Судя по выражению лица, Нине очень хотелось выразиться нецензурно, но мешало отсутствие подходящего образования. Она вела машину, я листал газету.

— Костя, что происходит? — спросила Нина, остановившись возле указанного мною дома — длиннющего одноэтажного строения.

Выглядело оно так же, как большинство домов в Чёрном городе: облупившийся фасад, растрескавшиеся оконные рамы, покосившийся навес над крыльцом и крепкая дверь — по летнему времени, впрочем, распахнутая настежь.

— Балансировка, — сказал я и отдал газету Нине. — Читай вот тут, — указал нужную заметку.

Сам вышел размять ноги. Три старухи и сгорбленный старик, лузгающие семечки на скамейке у крыльца, уставились на меня с осторожным любопытством. Нина читала. Я уже пробежал заметку по диагонали, хотя суть её была мне известна заранее. Такой-то такой-то за особые заслуги перед отечеством был удостоен…

Через минуту из распахнутой двери дома мне навстречу вышел Вова. Выглядел он сообразно своим представлениям о хорошем вкусе — примерно так же одевался в театр. Три старухи и старик на скамейке, глядя на то, как мы пожимаем друг другу руки, замерли, не донеся семечки до ртов. А я мысленно вздохнул.

— Ну, знаешь, сиятельство, — покачал головой Вова. — Я уж думал, от разрыва сердца помру. Ты б хоть предупреждал! Я ведь — в душе не чаял. Думал, ты у меня мастерскую выкупить хочешь — а меня перед самим императором поставили! Я уже и с жизнью попрощался. Решил, что прямо там голову отрубят.

— Да за что тебе голову-то рубить, — отмахнулся я.

— Да мало ли, за что! У этих найдётся. Мы — люди маленькие…

— Маленьких людей перед казнью к императору не водят, — назидательно сказал я. — И вообще, прекращай уже — вот это вот «маленькие». Учись мыслить по-новому. И, это… — Я понизил голос. — Надеюсь, ты понимаешь, что в мастерской своей теперь сам работать не сможешь?

— Да уж понял, — так же понизив голос, в тон мне отозвался Вова. — Найму распорядителя, а он пускай работников набирает.

Хлопнула дверца машины. Я обернулся и увидел бледную Нину с газетой в руке.

— Костя… Константин Александрович, — исправилась она, увидев, что я не один, — я не понимаю, что это всё означает?

— Это — не что, это — кто, — сказал я. — Знакомьтесь. Барон Владимир Феофанович Малицкий, мой друг. Княжна Нина Романовна Барятинская, моя двоюродная тетушка.

— Здрасьте, — кивнул Вова.

— Ну, над образом нам ещё придётся поработать, — критически оглядев его, признал я. — Однако самое главное в дворянине — это честное и отважное сердце. И — соответствующая грамота от его величества. Прошу, господин Малицкий, садитесь в экипаж. Поедем радовать вашу невесту.

Нина покачнулась и начала тихо падать в обморок.

После трёх часов дня в Барятино стало тихо. Горничные прибрали и выбросили осколки, не поддающиеся Реконструкции. Нина договорилась, что завтра придёт стекольщик, заказала новую посуду. Плотники должны были явиться уже сегодня — снять мерки с дверных проёмов и заменить половицы, перила и ступени лестницы. А ворота… Ну, скажем откровенно: старые были ворота, выглядели — так себе. Давно пора новые ставить. А то неудобно — такой влиятельный род, а ворота — в Чёрном Городе краше бывают.

Я стоял у окна своей комнаты и вдыхал свежий воздух. Оборачиваться не хотелось. Обугленный остов кровати, дыра в полу, дыра в потолке, письменный стол, сломанный пополам. Навалилось внезапно — вспомнил, как ночевал в районе, который прошлой ночью бомбили…

Послышался стук в дверной косяк.

— Войдите, — сказал я.

Вошли. Обняли меня сзади и ткнулись носом в шею. Всхлипнули.

— Только не надо в меня, пожалуйста, высмаркиваться, — сказал я. — Я и так чувствую себя, как что-то выжатое.

— Костя, ты самый лучший в мире брат, — прошептала Надя.

— Я тебе больше скажу: я — единственный. Не велика конкуренция…

— Да ну тебя. — Надя потёрлась об меня носом — благо, сухим. — Никогда не видела, чтобы дедушка так злился.

— Угу, — подтвердил я. — Как он там?

— Нина всё ещё с ним; говорит, что лучше.

Н-да… И этот человек свистел мне в уши про то, что он, дескать, стареет! Что он уже государственную службу не вывозит. Да когда он меня настиг в этой самой комнате, мне пришлось с ним в полную силу сражаться — чтобы только выжить. Видел бы кто — глазам бы не поверил. Два белых мага из уважаемого рода Барятинских истребляют друг друга чёрной магией. Юсупов бы точно аплодировал стоя.