Моя ревность тебя погубит (СИ) - Лазаревская Лиза. Страница 34

Рука, которой я держу пакет с тортом, начинает дрожать.

Я не понимаю, о чём она говорит. Но то, с какой злостью она выплёвывает каждое слово, меня убивает.

Убивает точно так же, как и все те года, проведённые с ней в одной квартире.

— Верно же он разглядел в тебе шалаву, которую можно купить. Ты и рада раздвинуть ноги перед ним, правда? — она берёт сигарету с пепельницу и делает затяжку, после чего кидает окурок в меня. Я не могу сдержать слёзы, когда она делает это. Кидает в меня сигареты, словно я животное, словно не заслуживаю права на жизнь. — Я могу сдать тебя в аренду своим друзьям, они давно хотели опробовать мою милую доченьку, — смеётся она, когда я уже с трудом могу расслышать её голос из-за внутренних рыданий.

— Где папа? — спрашиваю я, собираясь проверить все комнаты.

— Твой папаша в нашей старой квартире. Можешь поехать прямо сейчас и забрать его оттуда.

Быстро вернувшись в прихожую, я обучаюсь и выскакиваю наружу. Несколько минут я стою и пытаюсь вытереть слёзы. Нет, я не пытаюсь, потому что на их место приходят новые. Я плачу и пачкаю рукава своего платья. Плачу очень долго, прежде чем успокоиться и пойти в машину к водителю, чтобы он отвёз меня в нашу старую квартиру.

Он так и делает.

Я не дожидаюсь Стаса. Я не могу перестать думать о словах моей матери.

Купил меня? Он купил меня?

Он сделал многое для меня. Я знала, что даже новая квартира — всё его рук дело. Но он не покупал меня. Я не шлюха. Он не считает меня шлюхой. Он даже не спит со мной и не торопит меня с этим. Господи, почему всё так? Почему она так сильно меня ненавидит?

На улице уже темно, потому что сегодня единственный день, когда у нас пары назначены во вторую смену.

На ватных ногах я забегаю в наш старый подъезд и поднимаюсь по лестнице. Дверь в нашу квартиру закрыта, у меня слишком плохое предчувствие, когда я думаю про папу. Почти каждый день я звоню ему или он звонит мне, он никогда не говорил, что мама его выгнала. Господи, она бы не посмела!

Открывая обшарпанную дверь старым ключом, я чуть ли не вбегаю внутрь и проверяю все комнаты.

— Папа? — кричу я, но он не отвечает. Здесь так тихо и пусто, словно каждая вещь в этом доме мертва. Я прохожу в гостиную и сажусь на старый диван, кладя локти на колени и закрываю лицо ладонями. Рыдания снова захватывают меня, я не могу прекратить плакать, но стараюсь.

Наконец я встаю с дивана и иду к выходу, понимая, что нужно позвонить папе. Где он может быть? Может, у соседа? Почему я сразу ему не позвонила? Или не проверила их дом?

Просто мама застала меня врасплох. Просто я почему-то решила, что когда-то её отношение ко мне изменится. Нет, оно не изменится, сейчас она думает, что я травлю на неё своего мужчину.

Я не травлю его.

Просто он защищает меня, когда она ненавидит.

Я достаю телефон и подходу к открытой двери, но вдруг кто-то прижимает меня к стене и отбирает у меня телефон. Я смотрю на взрослого мужчину перед собой, который ухмыляется и насмехается надо мной.

— Отпустите, пожалуйста, — скулю я. Его прикосновения отвратительные, противные, я хочу исчезнуть. У меня перехватывает дыхание, когда сзади этого мужчины я вижу ещё одного.

— Какая малышка сюда всё-таки пожаловала. Твоя мама сказала, а мы даже не поверили.

— Пожалуйста, — плачу я, пытаясь оттолкнуть его. Я хочу крикнуть, но он закрывает мне рот ладонью. Эта ладонь воняет сигаретами, но я всё равно продолжаю кричать в неё.

— Тихо, красавица, — говорят они и я слышу, как щёлкает дверь. Они закрыли дверь. Да, они её закрыли. Они оба стоят передо мной, прижимая мене к стене. — Тебе понравится.

Я пытаюсь вырваться. Пытаюсь оттолкнуть их, но ничего не получается. Они стягиваюют с меня одежду, когда я прорываюсь сквозь них вглубь квартиры. Где-то на полу звонит мой телефон, но он так далеко.

Мои слёзы смешиваются со слюной, когда мне не дают дышать. Я пытаюсь бороться, кричу, плачу. Я умоляю, чтобы меня отпустили, когда меня кидают на пол и садятся сверху.

— Пожалуйста, умоляю вас, не трогайте, — прошу я, когда они трогают моё тело и поднимают моё платье.

Они собираются изнасиловать меня, они пыхтят надо мной, не давая мне встать.

— Прошу… — выдавливаю из себя я, но им всё равно.

— Просто сладкий персик, а не девочка.

Слёз на моём лице так много, что я ничего не вижу. Они пытаются изнасиловать меня, но я вспоминаю лицо Стаса, его нежные прикосновения, его поцелуи, его слова. Единственное, что я хочу, чтобы он оказался здесь. Только это. Господи, только это.

23. Я всё исправлю

Заблокировав машину, я собираюсь побыстрее пойти к подъезду, но моё внимание отвлекает отсутствие машины её охраника. На парковке полно пустых мест, но машины нет. И я не понимаю, с какого хуя он уехал, если я не говорил ему оставлять её одну, даже если она сама попросила его.

Набрав его номер, я недолго жду, прежде чем он возьмёт трубку.

— Станислав Юрьевич?

— Почему ты, блядь, решил, чтобы можешь уехать посреди рабочего дня? Разве это входит в твои обязанности?

— Я не уезжал, — я слышу немного нервозности в его голосе, но он отвечает быстро. — Я сейчас на старом адресе.

— Что ты там делаешь?

— Меня попросили приехать сюда.

— Зачем? — спрашиваю я, а затем в один момент открываю свою машину и сажусь обратно на водительское сиденье. Не понимаю, какого чёрта ей понадобилось посреди вечера отправиться в эту помойку, о которой я пытаюсь заставить её забыть.

— Мне не сообщили.

— Она рядом с тобой?

— Она пошла в дом.

— Блядь, — ругаюсь я, со свистом разворачивая машину и выезжая с парковки.

Обычно я не пологаюсь на интуицию, но не когда дело касается Полины. Когда что-то связано с ней, я могу даже поверить в Бога, будучи атеистом всю свою жизнь.

— Никуда не уезжай. Я сейчас буду.

— Понял.

Сука, что-то не даёт мне успокоиться. Что именно? То, что её планы резко поменялись и она даже не предупредила меня? Я не стараюсь держать её на поводке, хотя очень хочется, но она рассказывает мне о своих планах. Я могу понять то, что она хочет увидеться с отцом. Я принял это, но какого хрена её потянуло туда? Я звонил ей совсем недавно и она даже прислала мне сообщение, что купила торт и едет к отцу. Даже через это сообщение я мог услышать радостную интонацию в напечатанных ею словах.

Что могло поменяться? В городу, с вечерними пробками мне ехать минут двадцать к её старому дому. Учитывая то, как я протискиваюсь между рядами в своём джипе, выезжаю на встречную и выжимаю максимальную скорость, я буду ещё быстрее.

Когда я забрал её, мне казалось, что я хотя бы немного успокою своего внутреннего зверя — но на самом деле, я стал ещё более диким и бешеным. И я превращаюсь в неадекватное животное, когда не имею представления, что с ней происходит — или что происходит у неё в голове.

По дороге я звоню ей не один раз, но она игнорирует каждый звонок, отчего я становлюсь ещё более бешеным.

Чёрт, она издевается надо мной.

Или пытается проучить за то, что я помешан на контроле.

Быстро пересекая очередной светофор, я сворачиваю налево и в узкий проулок, ведущий к её дому. Охранник уже стоит у машины, я вижу его в свете единственного горящего фонаря неподалёку. Здесь почти нет машин, у владельцев этих домов их либо нет, либо они все стоят в старых гаражах.

Припорковавшись, я выхожу и бросаю на него сердитый взгляд.

— Почему, блядь, ты не мне не сообщил, что вы здесь?

— Я не был уверен, что это нужно.

— Заткнись, нахуй. Это нужно, если ты знаешь, что этот адрес не входит в обычные места, которые она посещает, — я бы разбил его лицо, но не мог больше терять времени. Игнорирование Полины это то, что выводит меня из себя больше, чем что-либо. — Можешь ехать и впредь будь уверен, что мне нужно сообщать всё, что с ней связано, если это выбивается из её обычного графика.