Просто Давид - Портер Элинор. Страница 17

На языке Хинсдейла Чудо звалось всего лишь садом мисс Холбрук, но в глазах Давида это была настоящая сказочная страна. Целую минуту он мог только стоять и смотреть во все глаза, как обычный маленький мальчик. По окончании этой минуты он снова стал собой, и, будучи собой, выразил восторг единственным доступным ему способом — прижал скрипку к подбородку и начал играть.

Он хотел, чтобы скрипка рассказала о пруде с прозрачной водой с отражавшейся в ней аркой моста, о спускавшихся террасами газонах и мраморных лестницах, о сияющих белых статуях нимф и фавнов, о всплесках торжествующего алого, желтого, румяно-розового и снежно-белого на зеленом фоне — там, где розы бушевали в роскошном цветении. А еще он хотел рассказать о Королеве Роз — прелестной даме с волосами, подобными золоту восхода, в платье, похожем на лунный свет на воде, — вот о чем он собирался рассказать, но едва успел начать, как прелестная Госпожа Роз вскочила и сделалась очень похожей на сердитую молодую женщину, которая была так недовольна, что Давиду пришлось разочарованно опустить скрипку.

— Так, мальчик, что все это значит? — грозно спросила она.

Давид нетерпеливо вздохнул и вышел на свет.

— Но я же как раз рассказывал вам, — укорил он, — а вы не дали мне закончить.

— Рассказывал мне!

— Да, своей скрипкой! Разве вы не поняли? — задумчиво спросил Давид. — Судя по вашему виду, вы можете понять.

— По моему виду!

— Да. Вы знаете, Джо понял, а от него я не ожидал. А насчет вас я был просто уверен, ведь вы можете смотреть на все это.

Дама нахмурилась и невольно огляделась вокруг, словно планируя побег. Затем она вновь повернулась к мальчику.

— Но как ты здесь оказался? Кто ты? — воскликнула она.

— Я Давид. Пришел сюда по той тропе. Я не знал, куда она ведет, но так рад, что выяснил!

— Неужто! — пробормотала дама, слегка подняв брови.

Она уже собиралась весьма холодно сообщить мальчику, что, раз он нашел дорогу сюда, уже можно заняться поисками пути обратно, но мальчик порывисто прервал ее, обводя взглядом открывающийся пейзаж:

— Однако я не думал, что здесь, внизу, найдется хотя бы вполовину такое красивое место!

У дамы вдруг возникло странное ощущение чего-то необычного, и с ее губ сорвалось восклицание:

— «Здесь, внизу»! Что это значит? Ты говоришь так, словно спустился… сверху, — она почти смеялась.

— Да, — просто ответил Давид. — Но даже там, наверху, я не видел ничего такого, — сказал он, — ни такой, как вы, Госпожа Роз, — закончил он с восхищением.

На этот раз дама откровенно рассмеялась. И даже немного покраснела.

— Очень мило сказано, Сэр Льстец, — парировала она, — но, когда станете старше, молодой человек, постарайтесь не делать таких явных комплиментов. Я вовсе не Госпожа Рос. Я мисс Холбрук, и у меня нет привычки принимать джентльменов, явившихся без приглашения и… без доклада, — немного резко закончила она.

Но стрела, не достигнув цели, упала к ногам Давида. Он приметил солнечные часы — такого он еще не видел.

— Что это? — спросил он нетерпеливо, торопясь разглядеть часы. — Выглядит не очень, но, кажется, это приносит пользу.

— Приносит. Это солнечные часы. Показывают время по солнцу.

Отвечая на вопрос, мисс Холбрук удивлялась тому, что вообще вступила в разговор и не отослала это маленькое дерзкое недоразумение по его делам, как оно заслуживало. Секунду спустя она уже смотрела на мальчика в великом изумлении. С явной легкостью и прекрасным произношением ученого он читал вслух латинскую надпись на циферблате:

— «Horas non numero nisi serenas» — «Безоблачные лишь часы считаю я», — перевел он медленно, но уверенно. — Мило, но что это значит — «считаю»?

Мисс Холбрук вскочила.

— Ради всего святого, мальчик, кто ты и как тебя зовут? — потребовала она ответа. — Ты читаешь по-латыни?

— Ну конечно! А вы разве не умеете? — Но мисс Холбрук пренебрежительно махнула рукой.

— Мальчик, кто ты? — вновь потребовала она ответа.

— Я Давид. Я же сказал.

— А по фамилии? И где ты живешь?

Мальчик помрачнел.

— Я Давид — просто Давид. Сейчас я живу у фермера Холли, но когда-то я жил на горе вместе с папой, знаете.

Лицо мисс Холбрук озарилось пониманием. Она снова села.

— О, я помню, — пробормотала она. — Ты тот маленький… мм… мальчик, которого он взял к себе. Я слышала твою историю. Так вот ты какой, — добавила она, и на ее лицо вернулось прежнее выражение неприязни.

— Да. А скажите, пожалуйста, что они значат — эти слова: «Безоблачные лишь часы считаю я».

Мисс Холбрук поерзала и нахмурилась.

— Так то и значит, конечно. Солнечные часы показывают время с помощью тени от солнца, а когда солнца нет, нет и тени. Поэтому они отсчитывают только те часы, когда светит солнце, — с некоторым раздражением объяснила она.

Лицо Давида засияло восторгом.

— О, мне это нравится! — воскликнул он.

— Тебе это нравится!

— Да. Я бы и сам хотел быть такими часами, знаете.

— В самом деле! И как же, расскажи? — Слабый отблеск интереса невольно отразился в глазах мисс Холбрук.

Давид рассмеялся и легко опустился на землю у ее ног. Скрипку он теперь держал на коленях.

— Ну как же, это было бы так здорово, — сказал он, улыбаясь, — просто забывать обо всех часах, когда солнца нет, и помнить только милые и приятные часы. Тогда для меня останется только время после четырех часов и еще короткие промежутки, когда мне удается увидеть что-то интересное.

Мисс Холбрук откровенно уставилась на Давида.

— Да, ты просто поразительный мальчик, это точно, — пробормотала она. — И что же такое, позволь спросить, ты делаешь каждый день, а потом хочешь забыть?

Давид вздохнул.

— Ну, много всего. Сначала я мотыжил картошку и кукурузу, но сейчас они уже выросли, а еще я дергал сорняки, пока их не осталось. В последнее время я собирал камни и чистил двор. Еще, конечно, всегда надо наполнять ящик для дров и забирать яйца у наседок, и кормить цыплят — хотя против них я ничего не имею, но вот остальное мне не нравится, особенно прополка. Сорняки были гораздо красивее, чем то, что приходилось оставлять — ну, чаще всего.

Мисс Холбрук рассмеялась.

— Да-да, так оно и было, — настаивал мальчик в ответ на искры веселья в ее глазах, — и разве не было бы чудно забывать о том времени, когда нет солнца? А вы не хотели бы так? Вы предпочли бы что-нибудь забыть?

Мисс Холбрук мгновенно очнулась. Перемена в ее лице была такой очевидной, что Давид невольно оглянулся, пытаясь понять, откуда взялась эта огромная тень. Целую минуту она молчала, а потом очень медленно и горько сказала вслух — но будто самой себе:

— Да. Будь моя воля, я забыла бы все свои часы — все до единого!

— О, Госпожа Роз! — возразил Давид голосом, дрожащим от смятения, — вы же не хотите сказать… не может быть, чтобы у вас вообще не было солнца!

— Именно это я хочу сказать, — устало кивнула мисс Холбрук, глядя на мрачные тени на поверхности пруда. — Именно это!

Потрясенный Давид сидел в задумчивости. На мраморных лестницах и ступенчатых газонах удлинились тени, и Давид смотрел на них, пока солнце опускалось за вершины деревьев. Мрачные, холодные слова дамы от них становились живее — когда не стало солнца, они показались более реальными. Потом мальчик взял скрипку и начал тихо играть — сначала явно колеблясь. Даже когда его манера стала увереннее, в музыке остался вопрос, на который, казалось, не было ответа, — и сам автор не мог бы объяснить его природу.

В течение долгих минут молодая женщина и мальчик сидели так в сумерках. Вдруг дама вскочила.

— Иди же, иди, мальчик! И о чем я только думаю? — резко воскликнула она. — Мне пора, и тебе надо домой. Спокойной ночи, — и она ринулась по траве к тропинке, ведущей к дому.

Глава XI

Джек и Джилл

Давида тянуло еще раз навестить Госпожу Роз, но что-то его удерживало. Мальчик постоянно вспоминал о ней, и сад живо стоял у него перед глазами, хотя Давид покинул его в тихий сумеречный час, когда дама мрачно созерцала погруженный в тени пруд. Он не мог забыть, что в ее жизни не было солнечных часов, чтобы их посчитать, — она сама так сказала. Он не понимал, как такое возможно, и, думая об этом, чувствовал смутную тоску и беспокойство.