Бумажные книги Лали - Кнорре Федор Федорович. Страница 32

Тем временем в городе готовилось пышное торжество: в память свержения Хунты и годовщины правления Президента Дона-Де.

Войска в парадных мундирах выстроились шпалерами перед двухэтажным домом с зеленой черепичной крышей, единственным балкончиком и круглым чердачным оконцем с барельефом из лавровых листьев — здесь должен был быть открыт музей имени Дона-Де. Ведь именно в этом доме он бесстрашно скрывался, готовя переворот, когда его разыскивали кровожадные ищейки Хунты. Теперь этот дом должен был стать Национальным музеем. Ревели медные трубы, и бухали барабаны военного оркестра, солдаты стояли навытяжку, выпучив глаза. Президент Дон-Де в треуголке и белых штанах, обшитых широкой золотой тесьмой, сиял, принимая приветствия и раздавая награды своим прежним соратникам.

Бедный наш друг ничего не знал. К хижине подъехала машина, его усадили в нее и с почетом провезли по улицам. Наконец привезли к открывающемуся музею и поставили на ковровую дорожку, разостланную до самого крыльца, где стоял Президент, раздавая награды. С двух сторон его поддерживали под руки, потому что он был еще слаб. Ему шепнули, что вот сию минуту сам Президент вручит ему награду за мужество и стойкость — «Золотое солнце Справедливости». Его на ходу спросили репортеры, узнает ли он теперь этот великолепно отремонтированный дом? И он ответил:

«У того дома не было ни таких красивых солдат, ни громких оркестров, ни президентов в золотых парадных штанах. Нет, я не узнаю этого дома».

Его подвели к Президенту, и тот громко сказал толпившимся вокруг него журналистам:

«Вот, друзья, это один из самых стойких моих сподвижников! Вот уж кто поистине достоин ордена. Ты узнаешь меня, старый дружище, в моем новом мундире?» И он протянул руку и взял с подушечки большой, как блюдце, орден «Золотое солнце Справедливости», готовясь надеть его на голубой ленте на шею награжденного.

Но наш друг посмотрел в глаза Президенту и покачал головой.

«Нет, — сказал он, — я тебя больше не помню!»

И он повернулся и медленно, потому что у него еще болели ноги, ушел по голубому ковру, не оглядываясь…

Вот почему за ним осталось это странное имя: Непомник. Вы спрашивали. Теперь вы знаете, — тихо улыбнулась притихшим ребятам Прекрасная Дама.

Глава 26

НЕЛЕПОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ ПРИНЯТО!

Космос молчал, не отвечая на позывные всех Пунктов и Центров Земли. Срок приближался неотвратимо, люди это знали, а животные чувствовали.

Все уже привыкли к тому, что животные ищут убежища у людей. Никого не удивляло, когда они отовсюду стекались поближе к человеческому жилью в какой-то смутной надежде найти спасенье около самых разумных и опасных, а может быть, и жестоких существ планеты.

Похоже было, как будто вся борьба, неприязнь, недоверие отступили перед общей бедой, и своим безошибочным инстинктом звери это чувствовали.

Прибрежные воды и заливы были полны дельфинами, подплывавшими прямо в руки людей, с немым вопросом всматриваясь своими умными маленькими глазками, будто спрашивая: «Что же это с нами делается? Что надвигается на нас?» Стаи присмиревших обезьян заполнили городские и пригородные парки; стада антилоп трусили мелкой рысцой, как цирковые лошадки, пробираясь по утихшим улицам больших городов; антилопы и лоси вмешивались в домашние стада коров или овец; печальные жирафы просовывали головы в окна второго этажа городских домов; и люди находили утешение в том, чтобы кормить их хлебом и фруктами. Сбившиеся в необычные стайки лисицы жались в одной стороне большой площади, не обращая внимания на заячью стаю, с пугливой покорностью жевавших листья капустных кочанов, которые сваливали перед ними задумчиво усмехающиеся водители овощных самосвалов.

Никого теперь не могло удивить, если он, проснувшись в своей квартире, обнаруживал рядом со своей подушкой свернувшегося калачиком пушистого енота, целую стайку зеленых птичек, усыпавших люстру, а в кресле рядом выглядывавшую из-под пледа, угревшуюся там мартышку, которая по водосточной трубе забралась на десятый этаж.

Никому в голову не приходило гнать от себя внезапно появившуюся во дворе или в садике львиную семейку. Когда случалось такое, матери кричали из окна своим ребятишкам, игравшим во дворе:

— Эй, не видите, что ли? У нас же львы во дворе! Чего вы зеваете, они, может быть, есть хотят?

И львы безропотно дожидались своей очереди, когда дети из рук раздавали им еду.

Вся давняя, древняя вражда, предубеждения и распри, по мере приближения кометы, слабели и теряли свою силу, и все ярче, мощнее становилось для всех существ то, обычно непростительно забываемое людьми, главное, общее, что неразрывно связывает всех: их общая жизнь на одной планете.

И вот, в эти дни приближения Срока, когда никто ничему уже, казалось, и удивиться не мог, все директора Центров Связи «Земля — Космос» были все-таки изумлены.

Шло обычное, безотменное и безрезультатное заседание директоров. По всему земному шару в Центрах Связи в восемнадцати совершенно одинаковых круглых небольших залах, за одинаковыми круглыми столами сидело восемнадцать директоров, и все они учтиво обменивались мнениями, разместившись на соответствующих стереоэкранах. Все выглядело традиционно, совсем как на каком-нибудь старинном заседании.

Председатель, по обычаю, предложил обсудить текущие дела, но так как никакие дела по контактам никуда не текли и даже не двигались с места, было решено их не обсуждать.

— Что поделаешь? — сказала представительница Центра «Акангауга» в Андах (все ее звали просто Анда). — Мы выложили все, что у нас есть. У них по-прежнему «нет заинтересованности». Вот и все. Последнее странное их включение о «возможных отклонениях» ничем не подтверждается.

— Абсолютно ничем, — бесстрастно согласился Председатель. — Есть у кого-нибудь из уважаемых участников если не новая информация, то хотя бы соображения по поводу какой-либо непоступившей информации?

Все участники держались очень достойно, обмениваясь чопорными полупоклонами. Тревога и печаль, которая у каждого была на душе, совершенно не отражались на их лицах. Судя по внешнему виду, можно было предположить, что эти восемнадцать невозмутимых мужчин и женщин, смуглых и белых, совсем черных и желтых, молодых и пожилых, собрались, чтоб, не торопясь, обсудить какую-нибудь археологическую находку в гробнице царства Урарту или Ниневии.

— Никаких гипотез о передаче, которую Новая якобы от нас принимает, ни у кого из коллег, вероятно, нет? — равнодушно, но добросовестно исполняя до конца все формальности, рассеянно осведомился Председатель.

— Собственно, какое это теперь может иметь значение? — мягко заметил смуглый индеец, директор Центра «Попокатепетль».

И тут профессор Ив сделал легкий, но странно порывистый полупоклон. Все удивленно посмотрели на него.

— Мы в свое время совершили решающую ошибку, — очень сдержанно, самым бесстрастным академическим тоном, скрывая волнение, произнес Ив. — И сделали мы ее очень давно. Выкладывая все наши великие… для нашего времени воистину великие достижения в электронике, бионике, астрофизике и тому подобное, мы непростительно упустили из виду, что есть одна-единственная область, где они действительно нуждаются в нас, где мы их опередили!.. Я предвидел все, что вы мне сейчас возразите. Предвижу бесконечные недоумения, вопросы, споры. Я со всей ответственностью предлагаю провести сегодня же совещание здесь, в моем зале. Собраться всем здесь, то есть сделать на ракетах необходимый часовой, полуторачасовой перелет. Я жду вас как гостей!

Глава 27

ЗАСЕДАНИЕ ПО-СТАРИННОМУ

С затихающим посвистыванием межконтинентальные ракеты одна за другой приземлялись на крыше Центра Связи.

Профессор Ив, как радушный хозяин, встречал гостей у подножия эскалатора, плавно спускающегося в залу приемов. С интересом осматриваясь, они неторопливо ступали на упругий, травяного цвета ковер. С легкими шутливыми и радостными восклицаниями многие впервые в жизни обменивались рукопожатиями. Долго вглядываться, узнавая друг друга, им не было надобности; десятки лет на сотнях заседаний, докладов, симпозиумов и конференций они часами сидели друг против друга. Многие были знакомы с ранней молодости и встречались теперь пожилыми людьми, учеными с мировой известностью, и все изучили каждую черточку лица и звук голоса друг друга, но только тут впервые в жизни протягивали друг другу руку. И таким непривычным и неожиданным было это живое прикосновение и пожатие рук, черных, белых, желтых, смуглых, сильных ручищ и сухих, как птичьи лапки, маленьких ручек, что к собственному удивлению лица ученых невольно расплывались в какой-то беспомощной детской приветливой и обрадованной улыбке, вовсе не предусмотренной программой встречи. До того непривычно было ощущение жесткости или бархатистой нежности женской руки, летучего запаха сигарного дымка или легких духов… Словом, удивительное это для них было сознание, что при желании можно протянуть руку еще раз и дотронуться до собеседника. Конечно, никому и в голову сделать такое не приходило, но от одного сознания, что это можно сделать, как-то теплее становилось у всех на душе. Наконец появился и сам Председатель. Сердечно, как и все, пожал по очереди всем собравшимся руку и тоже улыбнулся.