Это было жаркое, жаркое лето - Князев Алексей. Страница 7

Мужчина взял пакет в руки и так же неспешно поднялся.

Взглянув на часы, он убедился, что в его распоряжении порядка двух часов свободного или условно свободного времени. Затем он направился в сторону, противоположную той, в которую удалился его собеседник. Пройдясь по улицам и найдя примерно подходящий для его замысла незапертый подъезд, мужчина ступил на пропахшую мочой, в пятнах засохших подтеков неубранную лестницу, и поднявшись на несколько пролетов вверх, остановился между вторым и третьим этажами. Здесь он аккуратно развернул газетный пакет, оставленный старичком, и обнаружил в нем небольшое зеркальце круглой формы, какие можно купить в любом киоске, тонкие хлопчатобумажные перчатки белого цвета, темные дешевые очки из пластмассы, жесткую щеточку накладных усов на самоклеющейся основе и мягкую матерчатую кепку неприметного серого цвета с защитным козырьком. Усики, пользуясь зеркальцем, он приклеил здесь же, затем надел очки, кепку и взглянув на свое отражение, остался удовлетворенным увиденным. Конечно, это не было бог весть какой маскировкой, но внешность стала более размытой, неопределенной, чего и следовало достичь. Уж теперь-то, по-крайней мере, его никто не додумается сравнить с Дольфом Лундгреном, как только что это сделала девушка, случайно встреченная на улице.

Мужчина прекрасно слышал произнесенные ею слова, адресованные подруге и частично предназначенные и для его ушей, также боковым зрением он отметил про себя, что та была очень и очень симпатичной, но в его планы не входило ничего, что могло бы отвлечь от выполнения инструкций, полученных по телефону. Никакие, пусть даже самые красивые девушки мира не могли увести в сторону этого человека, который в определенные моменты своей жизни становился неким наподобие зомби, с той лишь разницей, что подчинялся не какому-нибудь шаману с его грозным вуду, а скромному, ничем не примечательному с виду старичку в слегка поношенном легком плаще и являвшемуся отставным майором серьезной и могущественной по сей день организации, не подвластной времени и ветрам политических перемен.

Прежде чем подъехать на трамвае к месту выполнения своего задания, мужчина зашел в ближайшее кафе-пельменную и попросил двойную порцию пельменей. С размеренностью автомата, не спеша и не затягивая процесс поглощения пищи, через некоторое время он уже доедал свой заказ. Подцепив вилкой последний комочек начиненного мясом серого теста и отправив его в рот, он запил съеденное стаканом холодного компота с желтоватым оттенком и поднялся из-за стола. Наступило время добираться до места совершения акции. На наручные электронные часы мужчина поглядывал редко, видимо, чувство времени у него было развито прекрасно. Подойдя к трамвайной остановке пятого маршрута, который пролегал чуть в стороне от Инженерной улицы, он дождался трамвая и зайдя в полупустой салон, расположился на заднем сиденье. Подъезжая к намеченной остановке, он вытащил из кармана кепку, которую сунул в карман сразу же после примерки, и расправив, аккуратно натянул ее на голову с коротко остриженными волосами.

Выйдя из трамвая и сориентировавшись, мужчина прошелся по улице, параллельной той, что была ему нужна. Не заметив ничего подозрительного, что могло бы подсказать ему об интересе посторонних к своей персоне, он свернул на Инженерную.

Нужный ему дом — недостроенная высотка — был виден издалека.

Подойдя к забору, ограждающему стройку, и легко отыскав проем, подходящий для проникновения внутрь его габаритного тела, он оглянулся в последний раз и спустя мгновение уже находился на территории объекта. Здесь произошла первая накладка… Уже подойдя к крыльцу и вспрыгнув на ступеньку, он заметил какое-то шевеление, видимое через дверной проем.

Внутренне собравшись и четко фиксируя обстановку вокруг себя, готовый к любым неожиданностям и ничем не проявляя это внешне, он нарочито неторопливой походкой продолжил движение.

Мгновение спустя, все так же не позволяя себе расслабиться, он отметил, что опасности нет — внутри, разместив задницы прямо на лестнице, покрытой цементной пылью, песком, россыпями мела вперемешку с гвоздями и обломками кирпичей, мирно сидели две бомжеватые личности, похожие друг на друга, как однояйцевые близнецы. Только один из «братьев» был одет в промасленный ветхий плащ, лишенный пуговиц, скроенный по моде пятидесятых, и сшитый, очевидно, тогда же; а второй являлся счастливым обладателем плаща более модного, современного покроя, имеющего весьма стильный вид благодаря напрочь оторванному воротнику, опять же полному отсутствию пуговиц и разошедшимся по швам рукавам. Их небритые, заросшие недельной щетиной физиономии излучали некую умиротворенность, причину которой зашедший мужчина понял, заметив стоящую возле их ног трехлитровую банку с неизвестной жидкостью фиолетового оттенка, заполненную на две трети, и грязную промасленную газету рядом, на которой громоздилась куча каких-то отбросов, среди которых можно было разглядеть яблочные огрызки, надкусанные огурцы, какие-то обглоданные кости, расплывшиеся томаты и прочую дрянь… Не иначе, как достали все это из мусорника, — автоматически отметил мужчина, — а пьют что-то наподобие политуры или стеклоочистителя. Разжились где-то на халяву, вот тебе и праздник…

Заметив в своей вотчине постороннего человека, «близнецы» прервали неспешно струящуюся речь и тупо уставились на непрошенного гостя, но тут же, словно спохватившись, один из них, видимо более шустрый и общительный, чем его напарник, вскочил на ноги и расплывшись в улыбке, обнажившей гнилые обломки зубов, радостно завопил:

— Братан! Давай к столу, мы сегодня угощаем!

Затем он проворно нагнулся и схватил помятый пластмассовый стаканчик, который, хоть и считался одноразовым, пережил не менее десятка употреблений. Наполнив его мутной гадостью из банки, он протянул его гостю, выставив одновременно и вторую руку, очевидно имея намерение того обнять. При этом его ноги в засаленных штанах и черных, стоптанных ботинках без шнурков, начали отбивать по цементному полу нечто дробное, отдаленно напоминающее чечетку Фреда Астера, отчего поднялось облако известковой пыли и захрустело битое стекло.

Дополняя некоторую незавершенность этой и без того весьма колоритной картины, со стороны вскочившего, опережая самого хозяина на несколько метров, до чувствительного носа вошедшего донесся запах давно немытого тела, мочи, гнилых зубов, псины и еще чего-то неопознанного.

Мужчина, чей мозг сейчас работал быстро и экономично, как компьютер, моментально оценил обстановку и сухо, сквозь зубы процедил:

— Я не братан, я прораб. Сейчас я вернусь, и если вы будете еще на объекте, устрою такое, после чего бомжатник или вытрезвитель покажется вам настоящим земным раем. — С этими словами он резко ударил по руке со стаканом, который к тому времени уже почти уперся ему в грудь, отчего светлофиолетовое содержимое обильным градом мелких капель выплеснулось на кирпичную стенку, источая запах чего-то ацетонового, и боком, стараясь не задеть грязную фигуру угощавшего, проскользнул мимо. — Вы меня поняли! — повернув к ним вполоборота голову, произнес он напоследок и принялся быстро подниматься по лишенной перил лестнице вверх.

— Ой-ой-ой! Какие мы грозные! — донесся ему вслед каркающий голос второго «близнеца», но мужчина даже не обернулся. — Прораб, мать твою так и этак!..

Путь до одиннадцатого этажа не занял у него много времени, а также, очевидно, и сил. Размеренным шагом ноги донесли мощное тело до нужного этажа и вскоре, сориентировавшись в мрачных коробках будущих благоустроенных квартир и вычислив 64-ю, однокомнатную, он уже стоял посреди небольшой кухни перед грудой строительного мусора.

Оглядевшись по сторонам, он поднял с пола обломок широкой доски и действуя ею как лопатой, принялся методично разгребать эту кучу. Кирпичи, осколки стекла, дощечки, обрезки арматуры, куски затвердевшего раствора, все это постепенно переместилось на новое место, открыв лежащий на полу продолговатый брезентовый сверток зеленоватого цвета. Прекратив свое занятие и отбросив ненужную теперь доску в сторону, мужчина взял сверток в руки и потянул за краешек плотной материи. Добравшись до снайперской винтовки, аккуратно обмотанной мягкой войлочной тканью, он вновь завернул ее в брезент и перешел на двенадцатый этаж.