Это было жаркое, жаркое лето - Князев Алексей. Страница 87

Девушка, услышав такое страшное известие, ахнула и грохнулась без чувств. Ее халатик задрался, щедро демонстрируя находящееся под ним молодое тело. Дрын нагнулся и с сожалением оглядев весьма недурные, широко раскинувшиеся загорелые ноги, рванул с шеи девчонки золотую цепочку:

— Эх, засадить бы тебе, тварина ты позорная, да только времени нет, жаль! Сука! — От злости он изо всех сил пнул ее ногой по ребрам.

Пройдя мимо до сих пор не пришедшего в сознание охранника, пятерка спокойно вышла на улицу и села в микроавтобус «рафик», припаркованный возле магазина. Дрын тронул с места и, повернувшись к усевшемуся рядом главарю, спросил:

— Ты что, точно кого-то пришил? И куда едем? Куда потом тачку?

— Да живой он, живой, — неохотно процедил Голова. — В наши края давай рули. Там, возле своих шкур, где-нибудь ее и бросим.

— Э-эх… — с огорчением протянул Дрын. — Я-то думал…

Пора бы нам и кишки уже кому-нибудь выпустить. У меня давно руки чешутся.

— Выпустишь еще, успеешь! — обнадежил его Голова и похлопал ладонью по дипломату. — Ну, пацаны, есть контакт!

— Сколько там? — сгорая от любопытства, поинтересовался Мелкий.

— А хер его знает, — признался Голованов. — Там посчитаем… К нашим шкурам-то поедем?

— Поедем! Конечно поедем! — дружно раздались веселые от приятной новости голоса…

Микроавтобус бросили недалеко от притона Нинки с Зинкой. Отработав свое, он больше никому не был нужен, а добыт был уже проверенным и хорошо зарекомендовавшим себя, полюбившимся им методом — где то в кювете, истекая кровью, сейчас валялся очередной водитель с разбитой головой…

Александр Иванович Бодров, потрясая огромным животом, в одних семейных трусах носился по комнате своего дорогого особняка:

— Кто?! Кто посмел?! — орал он на перепуганных помощников.

— Мы пока не знаем, не выяснили… — ответил один из его заместителей по кличке Крот — невысокого роста сорокалетний мужчина с оттопыренными ушами. — Может, какие залетные? — неуверенно предположил он.

— Какие залетные?.. Какие еще, на хер, залетные? — загрохотал босс, залпом выпив сто пятьдесят грамм водки и с шумом выдохнув воздух. — Что говорит охранник?

— Охранник ничего не говорит. Охранник в больнице, — доложил широкоплечий амбал с синими от татуировок кистями рук. — Я узнавал. Меня Крот послал на место сразу, как только мы об этом узнали.

— Ну и что? А что говорят эти, остальные?

— Управляющий тоже в больнице, бухгалтера сейчас опрашивают в ментовке. У одной из продавщиц сломаны ребра — ее тоже увезли. Состояние тяжелое, — доложил амбал отмахнувшемуся от таких пустяков пахану.

— Да кому нужна эта драная проститутка! Деньги — вот что самое главное… Нет, ну надо же! Десять штук баксов! — все никак не мог успокоиться Бодров. — Ну вот кто? Кто это сделал? И зачем эти мудаки держали их в сейфе? На кой хер?

— Вроде должны были расплачиваться с поставщиками товара. Как раз сегодня, — осторожно пояснил Крот, боясь навлечь на себя новую волну Бодровского гнева каким-нибудь неосторожно оброненным словом.

— Вроде, вроде… — передразнил его тот. — Я вот этому управляющему, мудаку… Он у меня за все ответит.

— Он еще долго в больнице валяться будет. Доктор сказал, у него черепушка треснула, — снова встрял амбал по кличке Молот. — Головой ударился, когда падал.

— Да я ему еще сам добавлю! — вновь заорал Бодров. — Он у меня там в больнице и останется, мудак! Наш мент не звонил? — обратился он теперь к Кроту. — Ничего не сообщал?

— Нет, — коротко ответил тот.

— Вот вам и еще один мудак, пожалуйста! — разъярился Бодров. — Казалось, что его громадный живот еще сильнее вспучился от негодования. — За что только он деньги у меня получает, ментяра поганая!

Побушевав еще с десяток минут, он наконец окончательно выдохся, словно отыграл тяжелый футбольный матч с дополнительным временем и серией послематчевых одиннадцатиметровых.

Тяжело дыша, Бодров подвел итоги:

— Короче… Искать! Деньги должны вернуться в кассу! По своим каналам разнюхивать, что за сука объявилась в городе! Как только будут новости — доложить! Как объявится ментяра — тоже! Понятно?

Крот с Молотом кивнули с облегчением — чего тут было непонятного?..

Умник лежал в кровати, одной рукой обнимая устроившуюся на его плече Светлану, и курил, стараясь не обронить пепел на чистую простыню. Он молчал — чего тут говорить, если он только что был со своей любимой девушкой уже в третий раз, и скоро, минут через сорок, наверняка будет с ней еще — по опыту предыдущих встреч он знал это почти наверняка. Прохлада летней ночи наконец-то чуть остудила их пышущие жаром, мокрые от пота после только что затраченных усилий тела. Они лежали голыми, сбросив с кровати одеяло и были неимоверно счастливы — оба были молоды и любили друг друга, а что еще для счастья надо? Такие вот встречи, когда им вместе удавалось проводить в постели полновесную ночь, выпадали не так часто — раз в две-три недели, когда мать девушки, окончательно пропившись, уезжала на день-два к своей сестре в деревню, забирая с собой Светланиных братишку с сестренкой. У сердобольной сестры она набирала деревенских продуктов и погостив денек, уезжала обратно в город и хорошо еще, если Света успевала спрятать какую-нибудь часть привезенного матерью подальше — все это могло быть пропито в один миг. Это нехитрое дело давалось матери весьма споро.

— О чем задумался, Сергей? — спросила девушка, ласково проведя пальцами по блестящей от пота груди парня.

— Да так… — неопределенно ответил он, не желая расстраивать Свету своими невеселыми мыслями — слишком хорошо ей сейчас было, он это видел. — О разном… — В этот момент он как раз думал о том, что Голованов, похоже, окончательно свихнулся, если на полном серьезе решил — нет, просто смешно подумать — устроить самый настоящий налет на какой-нибудь банк. Удача последнего ограбления, которое принесло им десять тысяч баксов, здорово ударила ему в голову, которая и так, в общем-то, была набита лишь всевозможной трухой. Им вообще, как считал Колесников, до сих пор просто невероятно везло, что они ни разу не нарвались на встречу с милицией; и произошло это отнюдь не из-за какой-то там дальновидности или осторожности главаря, а лишь благодаря счастливым для них стечениям обстоятельств. Как ни странно, в делах им постоянно сопутствовала удача… Деньги Голованов разделил примерно поровну, забрав себе три штуки. Особых возражений это ни у кого не вызвало — он действительно проделал основную часть работы и Колесников еще не был до конца уверен, не застрелил ли тот на самом деле кого-то там, в подсобке — ведь выстрел-таки был. Позавчера, когда делить добычу они традиционно поехали к этим потаскушкам Зинке с Нинкой, он, не дожидаясь, пока пьянка развернется в полную мощь, быстро исчез, едва только они поделили деньги, вызвав тем самым недовольство остальных…

— Брезгуешь, Умник? — зло спросил Голова. — Смотри, допрыгаешься… Ребята вон тоже недовольны. — Он указал рукой на согласно молчавших остальных, причем особенно злобно глядел на него этот шестерик Сокол — тот прекрасно помнил, кому обязан появлению отметины на своей физиономии, напрочь, однако, позабыв, что именно послужило когда-то причиной их конфликта.

А перед его уходом Голова как раз только закончил свой рассказ о том, как геройски вышибал деньги из бухгалтера с управляющим, явно рисуясь при этом перед двумя шлюхами, которые слушали, раскрыв рты — видимо, Голова казался им этаким Робин Гудом, отбирающим деньги у богатых и облагодетельствующим их, несчастных девчонок с несложившейся судьбой…

— Тогда я и говорю, — завершал повествование Голова, — срал я на твоего Бодрова, понял, козел? И что еще за Бодров такой, которым этот хер надумал меня пугать? — удивился он, опрокидывая в рот стакан водки. — Неужто круче меня?

— Да это же тот самый Бодров! — первым догадался Дрын и пояснил недоуменно посмотревшему в его сторону пахану: