Бумажные души - Сунд Эрик. Страница 47

– Верно, – ответила Жанетт, хотя понятия не имела, о чем он. – Именно так.

Квидинг снова коротко, весело рассмеялся и запел – тихо, мелодично, будто напевая колыбельную ребенку: “When you’re sad and when you’re lonely, and you haven’t got a friend, just remember that death is not the end [10]…”.

Он замолчал. Жанетт не знала, что сказать, но тут Квидинг откашлялся, и прежний низкий голос вернулся.

– А может, перекинуть мостик между его и моим текстами? – предложил он. – Пусть наши вселенные встретятся. И вы бы даже сформулировали вопросы, исходя из наших с ним точек соприкосновения в том, что касается смерти? Что скажете? Прошу прощения, но эта мысль пришла мне в голову всего две секунды назад.

– Отличная идея, – одобрила Жанетт, стараясь не обращать внимания на тщеславие Квидинга. – Да-да, точки соприкосновения…

Ах, знать бы побольше об этом поэте, музыканте, лауреате Нобелевской премии по литературе. Но кое-что Жанетт все-таки помнила.

– Вы оба немного застенчивы, – заметила она. – Оба тщательно обдумываете свои слова, когда появляетесь на публике. У вас у обоих преданные поклонники. Да есть и другие моменты, которые можно обсудить.

– Вы абсолютно правы… Смотрите, мы с вами уже начали разговор, начали путь друг к другу.

– Да, да! – Жанетт постаралась выжать из себя всю отпущенную ей природой сердечность. – Кстати, о преданных поклонниках. Я и не знала, насколько преданными они могут оказаться в вашем случае. Как я уже говорила Камилле, перед запуском сайта мы попросили наших будущих подписчиков поделиться мыслями о том, что они хотели бы читать на dinbok.se. Когда обсуждалась тема “Портрет писателя”, вы далеко обогнали собратьев по перу, отклик был невероятный. Мы даже получили несколько длинных личных писем. Между нами говоря, их авторы, похоже, слегка не в себе.

Жанетт бросила взгляд на экран компьютера. Перед ней были основные тезисы вымышленного письма, присланного на вымышленный литературный сайт.

– Не в себе? В каком смысле?

– Ну, не знаю… Может, не стоит сейчас это обсуждать?

– Я много чего повидал и выслушал, но если вы хотите…

– Только между нами, – поспешила перебить Жанетт, пока Квидинг не сменил тему. – Один человек прислал нам странное, мягко говоря, письмо. – Комментарии Лолы Юнгстранд Жанетт уже выучила наизусть. – Да еще написанное от руки – в наше время такое не часто увидишь.

Квидинг вздохнул.

– Жаль, что в наше время рукописные тексты стали редкостью. То, как люди водят ручкой по бумаге, как передают с ее помощью свои мысли, многое может сказать. Мне кажется, рукописный текст способен дать нам представление о том, кто держит ручку, и о том, что сказано между строк.

– Ну, этот текст прочитать нелегко, – быстро сочинила Жанетт. – Почерк – каракули, но у автора письма к вам, похоже, особое отношение.

– Вот как? И что она пишет?

“Она?” – подумала Жанетт. Квидинг, похоже, ни минуты не сомневался, что это женщина.

– Н-ну… я не могу назвать ее имя, нашим подписчикам гарантируется анонимность. Хотите, я открою это письмо?

Квидинг усмехнулся.

– Да. Вы пробудили мое любопытство.

– Хорошо… Минутку, оно где-то здесь. – Жанетт помолчала, просматривая свои заметки на экране, и пошуршала бумагами. – Начну с того, что автор письма, похоже, весьма тщательно проверила факты, изложенные в “Жизни и смерти Стины”, а редколлегия сайта состоит из людей с университетским образованием. Поэтому мы не удержались и проверили пару моментов, к которым она придралась.

– Придралась?

– Да. Она, например, считает, что картина, описанная в дневнике Стины, не могла висеть у нее над кроватью, потому что написана через сто лет после смерти героини. Автор письма имеет в виду картину, на которой изображен крестьянский двор.

В трубке воцарилась тишина.

– Я, разумеется, знаю, о какой картине речь, – сказал наконец Квидинг, – но, к сожалению, не понимаю, что вы имеете в виду.

Жанетт уловила в его голосе легкое раздражение, хотя тон все еще оставался дружелюбным.

– Это картина, написанная в тысяча девятьсот восемьдесят девятом, – продолжила она. – Называется “Ложная утопия”, автор… – Жанетт посмотрела на экран, надеясь, что правильно списала имя, – художница Надя Ушакова. В дневнике есть очень подробное описание картины – без сомнения, той самой. Я поискала информацию в интернете и должна согласиться с автором письма. Это особый литературный прием? Картина как метафора? Вводя в повествование нарочитый анахронизм, вы позволяете читателю…

– Нет-нет… Минуту. Такого не может быть. – Квидинг снова рассмеялся, но на этот раз смех прозвучал глухо. – Вы сказали, она не в себе? А что вы имели в виду, говоря, что у нее со мной особые отношения?

– Простите… Зря я об этом заговорила. С моей стороны просто непрофессионально.

– Ничего страшного, – заверил Квидинг. – Я же говорю – что касается поклонников, то тут я много чего повидал и выслушал, А что касается картины, то могу сообщить вам, что автор письма абсолютно не права.

– Вы случайно не знаете, кто этот человек? – с неподдельным любопытством спросила Жанетт.

– Понятия не имею, – тут же ответил Квидинг. – Но вы-то знаете, как ее зовут?

Пора идти ва-банк, подумала Жанетт.

– Да, письмо подписано… – Жанетт набрала воздуху в грудь и продолжила: – Эта женщина утверждает, что такая же картина висит у нее дома.

– Что?!

– Я говорила, письмо очень странное. У женщины, похоже, проблемы с восприятием реальности…

– Я хотел бы увидеть это письмо, – со вздохом перебил Квидинг. – Это можно как-нибудь устроить?

В голосе появились новые интонации, которые Жанетт не могла истолковать. Теперь Квидинг говорил монотонно и механически.

– Простите, но зачем? – спросила она.

Снова послышался вздох, а потом из трубки опять зазвучал столь узнаваемый голос Пера Квидинга.

– Начинаю догадываться, кто может оказаться автором письма. Одна женщина, почти что сталкер, много лет докучала нам с Камиллой. Жалко ее. Ей нужна помощь, но помочь некому. Кстати, угроз в письме нет?

– Прямых – нет…

– Я все-таки был бы вам признателен, если бы вы переслали мне письмо или хотя бы назвали имя отправительницы.

– Если вы скажете, как зовут сталкершу, и если она и отправительница окажутся одним и тем же человеком, я смогу подтвердить имя. Но на этом все. Я уже упоминала, что нашим подписчикам гарантируется анонимность. Как зовут сталкершу?

Последовало долгое молчание. Жанетт вслушивалась в медленное дыхание.

– Ее… Ее зовут Лола, – сказал наконец Квидинг. – Лола Юнгстранд.

Глава 41

Больница Худдинге

Выезжая на Бергсгатан, инспектор уголовной полиции Йимми Шварц решил, что гипс и костыли послужат ему в больнице отличной маскировкой. Разрешения у него не было, но он твердо намеревался найти самое удобное парковочное место; черед двадцать минут он уже загнал машину на стоянку для лиц с ограниченными возможностями, причем выбрал место поближе к главному входу в больницу.

Беса Ундин уже оправилась после септического шока; ее, видимо, скоро должны были выписать. Стрептококком А, или как там он называется, она заразилась, сунув грязный шприц себе в промежность.

По словам врача, с которым Шварц сегодня уже успел поговорить, девушку до сих пор не навестил ни один родственник. Ни один приятель. Ей восемнадцать лет, подумал Шварц. Вот черт.

Шварц отметился в регистратуре и захромал по больничным коридорам к палате, где лежала Беса. По дороге он размышлял, каким было детство Бесы и какой после такого детства могла стать ее взрослая жизнь.

Жанетт, явившаяся после обеда, усадила его просматривать книги, обнаруженные в квартире Лолы Юнгстранд. На столе у Шварца выросла целая стопка книг, написанных этим угодником, Пером Квидингом. Шварц просидел над ними несколько часов, и в отличие от последней книги Квидинга, которую Лола исписала комментариями, в других обнаружились лишь единичные подчеркивания. В одном месте Лола отметила абзац, где Квидинг-философ рассуждал о детях, которые, несмотря на тяжелое детство, выросли полноценными членами общества.