"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Конофальский Борис. Страница 7
И тут же ламбриец в кожаной рубахе ударил копьем в пол. Волков сразу отпрянул назад. Он слышал, как тенькнула тетива, отправляя снаряд в его сторону. Он ждал, что снаряд мелькнет мимо него… и тут же получил сильный удар копья в лицо. Этот удар убил бы его на повал, разломил бы челюсть, прошел бы через горло и рассек бы позвоночник сразу под черепом, если бы не горжет, прикрывающий горло и нижнюю часть лица. Горжет выдержал удар, и наконечник копья звякнул, скользнув в сторону.
Рефлекторно, не целясь, Волков по-дурацки отмахнулся мечом в ответ. Это был не удар и не выпад. Он не рубил и не колол. Просто махнул и слегка самым кончиком достал лицо ламбрийца. Достал самым кончиком, не сильно. Но меч у Волкова всегда был заточен до состояния бритвы. Большинство его коллег считало это излишним, но он всегда точил и точил свое оружие. Чистил и точил. И теперь этот слабый, неточный взмах рассек лицо ламбрийца от скулы до нижней челюсти так, что через щеку можно было вставить в рот палец, а кровь из раны потекла ручейком, заливая дорогую, двойной кожи, красивую, подкольчужную рубаху. «Какие бы вы не были опытные и сильные, а доспехи-то надо было надеть», — думал Волков. И тут он снова услыхал щелчок, снова тетива была натянута. Солдат буквально чувствовал, как лохматый арбалетчик кладет болт на ложу. Он инстинктивно поднял щит повыше, чтобы прикрыть голову, а глава ламбрийцев выплюнул добрую порция крови и заорал на ламбрийском:
— Да попади ты уже в него, дьявол тебя задери!
Волков снова сделал шаг назад и чуть подприсел, чтобы щит прикрывал как можно большую площадь тела, но арбалетчик попал в него, а не в щит. Болт звякнул о поножь и пробил его. И хоть и потерял силу, но вошел в бедро на палец. Волков практически не почувствовал боли, он сделал еще шаг назад и вовремя. Потому что ламбриец в коже нанес ему сильный удар копьем в грудь. Закрыть щитом он не успел. И не сделай он шаг назад, такой удар пробил бы кирасу. А так, наконечник просто толкнул его в грудь. Волков устоял, а лабриец ударил его еще раз в пах. Этот удар Волков отбил щитом в сторону и сам сделал выпад. Ламбриец с трудом, но увернулся.
А в это время последний живой из людей барона был уже безоружен, здоровенный ламбриец в тулупе на голое тело сломал ему копье, как будто это была хворостина, сбил с головы шлем и теперь стражник без копья, в подшлемнике он просто висел на руке здоровяка, не давая тому сделать замах топором.
— Рыца-а-арь, подсобите! — орал стражник. — А то сгину!
Здоровяк пытался высвободить оружие, мотал стражника как тряпку, стуча им о стены и опрокидывая лавки. Но стражник вцепился в руку здоровяка, понимая, что тот сразу его убьет, как только высвободит.
— Рыцарь, подсобите!
— Держись! — только и мог крикнуть солдат. Волков ничем не мог ему помочь. Он следил за кожаным и ожидал нового выстрела из арбалета. А кожаный начинал выдыхаться. Из, казалось бы, пустячной раны кровь текла и текла, заливая левую руку, плечо, грудь. Но ждать, пока он выдохнется совсем, было нельзя. Арбалетчик натягивал тетиву.
Не чувствуя боли, Волков двинулся на кожаного. Он знал, просто знал, что кожаный встретит его ударом в лицо. Так и вышло. Щитом Волков отвел копье в сторону, а сам рубанул наотмашь, справа налево низким выпадом. И попал, рассек ногу ламбрийца чуть выше колена.
— Стреляй! — заорал тот, делая шаг назад. — Стреляй, разорви дьявол твою мамашу!
Волков не ждал, пока арбалетчик выстрелит, он снова сделал выпад, а ламбриейц снова встретил его ударом копья. И солдат его пропустил, но удар уже был вялым и неточным, не то, что первые удары. Копье только звякнуло о кирасу. А вот Волков рубанул его от души. Снова просто секущий удар справа налево. К таким ударам опытные фехтовальщики относятся с презрением, называя его солдафонским. Но по раненому и не защищенному латами врагу то, что нужно. Меч рассек левую руку выше локтя.
— Стреляй! — заорал ламбриец, роняя копье.
Волков закрыл голову щитом и присел. И в ту же секунду болт пробил щит и вышел на полпальца с внутренней стороны.
«Чертовски хороший арбалет» — подумал солдат.
И тут же сделав шаг к ламбрийцу, прямым уколом в грудь убил его. Быстро, коротко, прямо в сердце. А в это время здоровяк все-таки вырвал у стражника барона и руку с топором и с оттягом рубанул им бедолагу. Кровь брызнула на стену фонтаном. Стражник захрипел, обмяк и повалился на пол, а здоровяк рубанул еще раз, чтоб наверняка. И теперь они смотрели друг на друга. И оба все понимали. У человека с топором мало шансов победить человека с мечом и щитом, и почти нет шанса победить человека в доспехах. Но у человека с топором есть дружок с арбалетом, а у человека в доспехах дыра в ноге и полный сапог крови. А еще человек в доспехах должен повернуться к человеку с топором лицом, после чего его щит не сможет защитить его от арбалетчика. Все оставшиеся в живых в харчевни были опытными людьми. Все все понимали. Секунды шли. Здоровяк восстанавливал дыхание. Арбалетчик снова натягивал тетиву, а кровь из раны в ноге текла в сапог Волкова, и ему надо было что-то делать.
В шлеме и подшлемнике плохо слышно, еще хуже слышно, если под шлем надеть горжет. Но щелчок замка арбалета Волков слышал прекрасно. Надо было что-то делать. И он сделал единственное, что мог. Перехватив меч в левую руку, он выхватил из-за спины из-за пояса топор. И, вложившись в бросок, швырнул его в арбалетчика. Тот не ожидал ничего такого и закрылся от топора арбалетом. Арбалет выстрелил, и болт впился в потолочную стропилу. И тут же солдат заметил краем глаза движение. Он машинально поднял щит и получил страшный удар в него. Дорогой рыцарский трехслойный, клееный, оббитый толстенной кожей и окантованный медью щит треснул пополам. Такого в принципе не могло быть, но теперь это было два щита, связанных между собой кусками кожи и медного канта. Сразу пришла старая боль в левой ключице. Старинная, родная и привычная, с которой он не расставался долгие годы.
А здоровяк замахивался топором опять, держа топор двумя руками. Вряд ли какой шлем выдержал бы такой удар. И уж точно никакая голова.
Отклонив голову в сторону, Волков поднял над головой обломки щита и поддержал их рукой с мечом. Это все, что он успел сделать, прежде чем топор опустился на него. Часть силы удара щит и меч погасили, но даже после этого тяжелая железяка с треском опустилась на левое плечо кирасы. Волков аж присел от тяжести удара. Меч улетел за спину и звякнул о пол. «Вот теперь точно мне конец» — подумал он, приходя в себя и глядя, как верзила снова поднимает свой топор. Машинально, плохо слушающейся левой рукой, на которой все еще болтались обломки щита, он вцепился в правую руку ламбрийца, в которой тот зажимал топор, а правой рукой попытался схватить его за горло. С таким же успехом можно было попытаться схватить за горло быка-трехлетка. А ламбриец левой рукой взял его за горжет, чуть приподнял и впечатал в стену. Он прижал его к стене, но не мог рубить топором. Поэтому своими железными пальцами он полез Волкову под шлем и не то хотел выдавить глаза, не то просто раздавить череп или заткнуть нос и рот. Сила этого человека была огромна. Волков буквально задыхался, его шлем слетел вместе с подшлемником, но ему не хватало воздуха. И перед глазами уже поплыли черные круги, из последних сил он держал правую руку здоровяка, своей левой, которой тот держал топор, а в голове пульсировала только одна мысль:
«Надо дотянуться до сапога. Надо дотянуться до сапога. Надо дотянуться до сапога. Это последний шанс».
Он согнул ногу в колене и нащупал стилет. Рукоять оружия привычно легла в руку. Он вытащил его из сапога и сразу же ударил здоровяка под левое ребро, снизу вверх, к сердцу. Каленая, заточенная, четырехгранная сталь вошла в тело без сопротивления, но ничего не произошло. Ламбриец продолжал его душить. Волков ударил еще раз. И еще. И еще. Его рука была уже залита кровью по локоть, и только тут здоровяк отпустил его и, обмякнув, завалился на пол. Волков отлип от стены и повалился на него. И тут же в то место, где он стоял, впился арбалетный болт. Ламбриец умер без стонов и криков. Раз и все. А Волков пытался отдышаться, лежа в обнимку с трупом здоровяка. Пытался отдышаться и не мог. Он знал, что надо вставать, что уже возможно сейчас к нему идет арбалетчик. Он подойдет и просто выстрелит в лицо. Либо просто возьмет копье, топор или даже его собственный меч и зарежет его как ребенка. Но сил встать не было. Красное марево плыло перед глазами. Хотелось просто дышать, дышать, дышать. Но жить ему хотелось еще больше. С трудом перевернувшись на живот, он осмотрелся. Его меч лежал между лавкой и столом, и он не видел арбалетчика. Скорее всего, тот тоже его не видел. До меча тоже нужно было дотянуться. Вытащить топор из-под мертвого ламбрийца сейчас он не смог бы. И все, что у него было — это обломки щита и стелет. Стелет, конечно, вещь нужная, но лучше дотянуться до меча. И ту он услышал женский крик.