"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Конофальский Борис. Страница 95

— И? — солдат продолжал не понимать.

— И я бы хотел, что бы вы ходатайствовали за меня.

— И почему же я должен это делать?

— Разве вы не довольны моей работой? — с удивлением спросил молодой управляющий. — Я стараюсь заработать барону больше денег.

— Я вижу ваше рвение.

— Я построил рынок, который приносит доход. А сейчас я строю амбары, чтобы не продавать хлеб даром сразу после урожая, а продавать к весне, когда цена выше всего.

— Вы молодец, — кивнул солдат.

— А еще я собираюсь стоить пивоварню, ведь в городе нужно бесконечно много пива, и хлеба нужно много, солонины, дерюги, дров — да всего. А нам здесь нужны плуги с отвалом. Тут у мужиков в деревне только два железных плуга.

— Да, работы много, — соглашался Волков.

— Если с умом взяться — здесь можно зарабатывать много денег.

— Не сомневаюсь, здесь хорошие места. Но что должен сделать я?

— Понимаете, барон — суровый старый воин. К сожалению, на меня он смотрит, как на мальчишку. Я пытаюсь с ним поговорить, а он меня либо выпроваживает, либо не слушает. А вас он слушает. Вас здесь вообще все слушают.

— И что я должен предложить барону? — улыбался солдат.

— Мой контракт. Жалованье я себе положу небольшое, двадцать пять талеров в год.

— А кроме жалованья?

— Как обычно — содержание хлебом, мясом, пивом, жильем, место в конюшне.

— Это понятно, а кроме?..

— Ну, и десять процентов с годовой прибыли.

Волков усмехнулся, посмотрел на юношу и спросил:

— А не жирно ли?

— Вот я к этому и веду. Я хочу, что бы вы поняли, три процента пойдут вам за содействие.

— А я смотрю, вы ловкий парень, Крутец, — коннетабль перестал улыбаться.

— Здесь, в Рютте, я вижу больше возможности, здесь всем денег хватит: и барону, и вам, и мне. Нужно только приложить руки и голову.

— А я смотрю, вы умный малый, Крутец, и разбираетесь в людях.

— Я стараюсь быть таким, господин коннетабль.

— Только вот со мной вы просчитались, — речь Волкова стала сухой и колючей. — Я люблю деньги, Крутец, да, люблю. Но я не буду делить проценты за спиной барона. Я вообще ничего не люблю делать за спиной. Имейте в виду: я не из купчишек, я из солдат. А у солдат все то, что делится втихаря от других, одобрения не вызывает. В ротах и корпорациях все делится честно и открыто. И свои проценты я должен получать не от вас, а от барона. Запомните, Крутец, на всю жизнь: ловкость и хитрость работают в быструю, а порядочность и честность работают в долгую, на репутацию, а репутация — это капитал.

Юный Крутец стоял, мял в руках берет, растерянный и смущенный.

— Пишите контракт, двадцать четыре талера в год и семь процентов годовых. Принесете мне его — я поговорю с бароном.

— Спасибо, господин коннетабль, — обрадовался Крутец и надел берет.

Они пошли в донжон, сели за стол. Крутец был рад, раскраснелся и просил принести пиво. Выпив пиво, Волков огляделся и сказал:

— Еган, сходика в трактир.

— Чего еще? Ночь на дворе, чего вы забыли в трактире?

— Позови ка мне Брунхильду.

— Господин, ну какая вам сейчас Брунхильда, сами еле ходят, неделю назад без памяти лежали в жару, а вам Брунхильду подавай! Вам поспать бы надо, да поесть.

— Не перечь мне дурень, иди за Хильдой.

— Вот она вам сдалась то…

— Иди в трактир лентяй, только сначала помоги мне в покои подняться.

— Вот и я о чем! По лестнице еле ходите, а Бруньку, значит осилите, — бубнил слуга помогая господину. — Не ровен час, помрете, а все туда же… Брунхильду ему веди!

— Я бы при смерти был, и то попросил бы Брунхильду, — сказал Сыч, тоже помогая Волкову подниматься по лестнице.

— Уж ты, то конечно, — не сомневался Еган. — как дурной кобель, глаза бы выпучил да бегал бы за ней по всей округе. Язык на плечо.

— И бегал бы, — соглашался Фриц Ламме.

Волков проснулся, когда в незакрытый ставень уже светило солнце.

— Солнце, — сказал он тихо.

Это было даже непривычно.

Рядом под периной сопела Брунхильда, горячая как печка. А на полу, спали рядом Еган и молодой монах.

Утро было прекрасным, в окно светило солнце и у солдата, если не шевелиться, ничего не болело.

— А ну ка просыпайтесь, — громко сказал он, и, забывшись, одним движением свесил ноги с кровати.

Это было опрометчиво, тут же боль в ноге дала о себе знать. Он скривился.

— Ох, как хорошо спать на перинах, — потягивалась Брунхильда, — когда разбогатею, заведу себя перины.

Она была обворожительна, чуть припухла от сна, волосы пышные растрепались, сидела на кровати груди не пряча, бесстыжая. Монах старался не смотреть, а Еган откровенно пялился, глаз не отводил. А солдат, не стесняясь других, брал ее тяжелую грудь в руку, как будто взвешивал, девица была вроде и не против, сидела улыбаясь. Волков, хотел, было еще раз завалить ее в перины, но тут ему на глаза попался ларец.

— О, — сказал он, выпуская девичью грудь из руки и слезая с кровати, на этот раз аккуратненько, что бы ногу не растревожить, — а ну сюда взгляни.

Он достал из ларца шар и протянул его девице.

— Красивый, — сказала Хильда, разглядывая шар. — И тяжелый, а что мне с ним делать? Поглядеть в него? Там есть что ни будь?

— Женщина сразу знает, что с ним делать, — сказал монах, пытаясь не смотреть на голую девушку.

Солдат подумал о том же. А Егану было все равно, Хильда почти голая сидела на кровати, прикрыв низ живота углом перины, и он смотрел только на нее.

— Ну так погляди в него, — сказал Волков, — и увидишь, может быть.

— А что увижу? — спрашивала девушка. Не решаясь заглянуть в шар.

— Всяк свое видит, — сказал монах, — а многие так и вообще ничего не узревают.

— А как глядеть?

— Ну, так, загляни внутрь, — объяснил солдат. — Гляди в серединку.

— Ну, смотрю, ничего не видно. — Вертела стекло красавица.

— Ты смотри дальше.

— Смотрю…

— Внутрь, внутрь…

Она вдруг замолчала. Стала сосредоточенно смотреть, даже чуть морщить лоб, словно то, что она видела, было вдалеке. Так продолжалось не долго, и вскоре лицо ее прояснилось, она смотрела уже без напряжения. Даже с интересом, что то рассматривала и вдруг, лицо девушки перекосилось от злобы, она глубоко вздохнула носом, набирая воздух, отбросила шар на перину и заорала что есть мочи:

— Зачем, зачем ты мне это показал, — орала девица в голос.

— Да что ты там увидала? — удивлялся Волков.

Девица схватила шар снова, и замахнулась. Не перехвати солдат ее руку, шар полетел бы в стену.

— Ополоумела? — удивлялся уже и Еган, все еще разглядывая голую женщину с восхищением.

И монах уже не отводил глаз. Смотрел на девицу с испугом. А она не унималась:

— Да что б вы сдохли все!

Вскочила с кровати голая, ни кого не стесняясь, стала собирать свою одежду:

— Что б вам всем пусто было!

— Чего разоралась то? Скажи что видела? — пытался говорить с ней Еган.

— Что б ты поносом изошел, — завыла Хильда, одевая нижнюю юбку. — Ироды вы все, зачем добрым людям такое показывать!

Не слушая ни уговоров, ни разговоров, кое-как, одевшись, она кинулась прочь из покоев.

— Да, — сказал молодой монах задумчиво, — видно, что то недоброе увидала сия женщина в шаре.

— Так в книге сказано, что шар для подлых баб, — заметил солдат.

— Видать Брунька не то что бы подлая, просто на передок слабая, а до денег жадная. А так-то она не злая, — резонно рассуждал Еган. — Да и нет худа без добра.

— И в чем тут добро? — удивился монах.

— Так убежала, а денег не взяла. Деньга при нас осталась.

— Так остынет и вернется за ними, — сказал Волков. Подбросил шар на руке и добавил, — что ж за чертовщина в шаре этом?

— Нет добра в шаре этом, господин, — сказал монах, — лучше бы разбить его.

— Тогда уж лучше продать, — произнес Еган.

— Пока ни бить его, ни продавать не буду, нужно найти вурдалака, может шар поможет. А ты монах иди пока в трактир, посиди еще два дня, а там может управляющий тебе замену найдет.