Леонард и Голодный Пол - Хешин Ронан. Страница 14

Леонард помнил, как получал от матери серию энциклопедий «Наш мир» по одному тому на каждое Рождество, в дни рождения, по разным другим праздникам, а иногда просто потому, что она хотела сделать ему приятное. Он всем сердцем жаждал получить полный набор энциклопедий: «Наши художники», «Наши насекомые», «Наши млекопитающие» и два десятка других. Ему нравилось получать первый том серии, когда он еще не имел представления, о чем будет рассказано внутри. Идея, что можно иметь любимые книжки или читать одни и не читать другие, была ему чужда. Энциклопедии обязательно подразумевали проявление инстинкта исследователя, открытости к тому, что случится дальше. Он читал их на заднем сиденье маминой машины, в супермаркете, за обеденным столом и с фонариком в постели. Энциклопедии — это такие книги, в которые ты должен полностью погрузиться. Магией, рожденной совместными усилиями писателей и иллюстраторов, создавались целые миры: короткие увлекательные тексты и запоминающиеся картины, нарисованные так, что казались правдоподобными, но были все же не настолько детальными, чтобы их не мог попытаться скопировать семилетний ребенок. Да, в этих книгах содержались факты, но не только факты. Там рассказывалась история, для которой окружающий мир был лишь отправной точкой, материалом, дающим толчок детскому воображению.

Леонард всегда представлял себе автора и художника отважными, неразлучными друзьями, рассказывающими о том, что им самим довелось открыть. Эти книги были написаны и проиллюстрированы с таким личным участием, что верилось, будто их создатели действительно видели всех этих животных и сами сидели у костра с племенем дикарей, как было изображено на картинках. Ему, ребенку, они показали, какой может быть жизнь: увлекательным путешествием, подогреваемым одним лишь любопытством. И он решил, что сам совершит все описанное: заберется на гору Эверест, погрузится в море в клетке и станет наблюдать за акулами, пройдет по тугому канату над Ниагарским водопадом, выберется из зыбучих песков.

Но когда несколько лет назад он начал работать в качестве корректора над изданием энциклопедий, он впервые обнаружил, что стиль работы в этой профессиональной сфере такой же, как на птицефабрике, а добрые дядюшки-энтузиасты давно исчезли. Шаблонные фотографии, сухие факты, информация с восклицательным знаком в конце. Желание произвести на ребят впечатление все еще присутствовало, но теперь оно было недолговечным и поверхностным. Что-нибудь самое большое, какие-нибудь ужасающие факты, причем все подавалось с точки зрения взрослого, который точно знает, что должно понравиться ребенку. В этих книгах было полно информации про машины, космос, динозавров, человеческое тело, но энциклопедические серии медленно и верно приходили в упадок. Теперь ты покупал книги про то, чем уже успел заинтересоваться.

Леонард подумал о матери: она всегда умудрялась найти энциклопедию, которую он еще не читал, и, наверное, в те доинтернетные времена, чтобы отыскать такую, ей приходилось шерстить десятки магазинов. Он вспоминал, как в детстве, прочитав что-нибудь, спешил поделиться с ней, хотя бы только потому, что иначе он просто лопнул бы от переполнявшего его изумления. А она всегда говорила фразу, которую, как надеялся Леонард, родители каждый день говорят своим детям: «Расскажи мне». Заполучив все ее внимание, он, захлебываясь, в мельчайших деталях пересказывал ей прочитанное и, мечтая, чтобы она разделила с ним восторг, тыкал пальцем в картинки, словно они были единственным неоспоримым доказательством того, что мир и в самом деле полон чудес. В последние недели, когда мать стала постепенно уходить из жизни Леонарда, в его памяти всплывали обрывки этих разговоров, возникавших между ними не одно десятилетие. Случайные, беспорядочные отзвуки, еще не подслащенные привкусом ностальгии.

Леонард бодро нажал ctrl-n, надеясь, что с этого сочетания клавиш начнется путешествие, которого он давно ждал и которое изменит его жизнь. Строка за строкой он начал заполнять пустой белый прямоугольник рождающимися идеями, создавая собственную энциклопедию о римлянах. Он вложит туда все, что понимает о мире и о людях в нем. Однако, если ему хочется сделать что-то особенное, не вступая в контакт с суровыми коллегами, то придется — он это понимал — иллюстрировать книжку самому. Хотя он был староват, ему не трудно было представить себе, какими должны быть эпические иллюстрации в его книгах, и он частенько испытывал разочарование при виде сухих, безжизненных картинок в опубликованных изданиях: батальные сцены напоминали витрины магазинов, воины походили на усталых супермоделей, а отважные путешественники убивали львов, демонстрируя публике идеальный пробор и голливудскую улыбку. Почему не нарисовать картинки, которые ребята захотят вырезать и повесить на стену, где похожие на реальных людей герои из дальних земель и былых времен будут запечатлены в момент своего торжества?

Леонард задумался о римских детях. Были ли они близки своим родителям? А если рождались вне брака, то воспитывались ли они в духе Ромула и Рема, легендарных основателей города? Он составил список игрушек маленьких римлян, куда вошли и мечи, и воздушные змеи — все то, что до сих пор хранят у себя в ящиках для игрушек современные ребята. А робкие римские дети, о чем они думали? Ощущали себя частью империи или боялись Цезаря, являвшегося им в ночных кошмарах? А государственные служащие? Они проектировали строения и руководили общественными работами, прославившими императоров. Непризнанные гении возводили великие сооружения, а потом, усталые и обиженные, шли домой и играли со своими детьми. Он подумал о рабах, более умных, чем их хозяева. В другую эпоху они могли бы стать не менее знаменитыми, чем Черная Гадюка, Дживс или сэр Хамфри. В голове Леонарда замелькали картинки и истории никому не известных людей Римской империи, которые просто старались как можно лучше прожить свои жизни. Обычные добрые, милые люди, чьи истории он раньше рассказывал лишь обобщенно. Подробности казались ему существенными, только если они были типичны для римской жизни. Он относился к своим персонажам как к фону и здесь совершал ошибку: дегуманизируя их, он даже не пытался превратить их в интересных людей, с которыми детям захотелось бы повстречаться и даже соотнести себя. Он все время обращался с ними как с некими историческими манекенами, воспроизводя характерные факты о соответствующем периоде. Такой подход может только расстроить ребенка. Это то же самое, что привести мальчика в магазин игрушек, где все игрушки упакованы в коробки. Детям надо на время отложить книгу, побежать к друзьям и перенести в игру энергию, почерпнутую с книжной страницы.

Отрезанный от мира наушниками, Леонард стучал по клавиатуре как Моцарт, создавая собственную альтернативную версию книги — книги о тех, кто остался невидимым для истории. Свободный и не связанный временем, он чувствовал, что полностью ушел в работу и творчество. Казалось, идеи прилетали к нему из школьного класса, поселившегося в его воображении, где ученики сидели с поднятыми руками и каждый просил его что-нибудь написать на свою любимую тему.

Это было в точности как…

Перед его глазами помахала чья-то рука.

Это было в точности как…

Рука продолжала мелькать перед носом, как «дворники» автомобиля.

Он оторвал взгляд от экрана и увидел девушку, которая стояла рядом с ним и что-то артикулировала.

Леонард резко сдернул наушники, слишком явно демонстрируя свое раздражение.

— Вы что-то хотели? — спросил он.

— Пожарная тревога. Пойдемте.

Девушка в зеленом джемпере и с вишневыми волосами чуть отклонилась в сторону и обоими большими пальцами указывала направление, которое обозначила как «туда».

— Пожарная тревога, — повторила она. — Вам нужно выйти отсюда. И бежать, спасая свою жизнь. Пожалуйста. Будьте любезны.

— Это правда пожар или учебная тревога?

— Я не имею права отвечать на этот вопрос, но, если бы и ответила, разницы нет никакой: в любом случае вам нужно выйти. Таковы правила.