Полудержавный властелин (СИ) - Соболев Николай Алексеевич. Страница 3

Почти неслышимые в лязге и скрежете железа звонко пропели тетивы арбалетов, слегка тормозя натиск на «батерею», а потом с боков по казанцам плюнули огнем и картечью легкие пушки, прорубив без малого просеки в атакующем строе. Перед пушками сбивались в плотные ряды копейщики, склонив отточенные острия.

Бунчук Якуба качнулся и упал, справа, перекрывая шум битвы страшно закричал Мухаммед, понукая своих воинов. Но вдруг раздался его отчаянный горловой вопль, тут же сменившийся злобным, а из свалки выбрались и поскакали к ханскому шатру несколько человек, увозя тело.

Доскакавшие до батареи казанцы были встречены в пики, из-за спин еще раз тренькнули арбалеты и городские, убедившись, что нахрапом взять не удалось, спешно заворачивали коней.

В татарском лагере забили барабаны и взревели зурны и вся орда, сколько я их видел, ломанулась в свалку. Связанные боем казанцы медленно пятились к воротам. Туда же погнал наших и Дима — он понял замысел хана не дать противнику ускользнуть в крепость, а при удаче вломиться в нее на плечах отступающих.

Легкие пушки на руках, под прикрытием щитов подкатили еще ближе и дали залп картечью прямо по стенам, откуда рухнуло несколько человек. Арбалетчики стреляли не переставая, в замятню у ворот влилось еще несколько ханских и наших отрядов…

Йес! Ворота захлопнуть не успели, бой закипел уже в городе.

Тут уж воеводы двинули вперед все силы — такой шанс упускать нельзя. Пользуясь тем, что защитники сбегались к воротам, дабы отстоять их, хан послал на стены своих спешенных воинов с заранее заготовленными лестницами.

Казанские рубились отчаянно, понимая, что сдаваться тут некому и пытаясь спасти свои семьи. Орали люди, ржали и бились кони, звенела сталь и текла рекой кровь. Наконец малый отряд прорвался сквозь замятню у ворот и ринулся вглубь города, сея смерть и панику. И в тот же момент пешие преодолели пролом, несмотря на торчащие в разные стороны разбитые бревна, посекли немногих защитников и тоже хлынули в город.

Последних добили часа через два. Али-беевские понесли большие потери на вылазке, да и пушки выкосили изрядно стоявших на стенах, а остервенелый от гибели сына Мухаммед не дал казанским ни секунды передышки.

Уже гнали полон, повязанный ременными веревками, тащили добычу, в трех местах поднимался дым от пожаров, голосили бабы, ревела скотина.

Брови Улу-Мухаммеда сошлись над носом, сквозь сжатые зубы вылетало скорее шипение, чем слова:

— Почему ты не пришел на помощь брату?

Красный как девица Юсуф прятал глаза.

— Посмотри, — шипел хан, указывая плеткой на тело Якуба, уложенное возле юрты и накрытое пологом, — это твой брат! И он мертв потому, что ты медлил!

Юсуф неразборчиво бормотал оправдания себе под нос.

Рядом, исподлобья глядя на него и баюкая перевязанную свежей тряпицей руку, стоял слегка бледный от раны Махмуд, опираясь здоровой рукой на саблю в тяжелых ножнах.

Хан со злостью сплюнул в сторону, развернулся и ушел, оставив сыновей разбираться самим. Уж не знаю, чего там наговорил герой дня Махмуд струсившему брату, но Юсуф зыркал на него уж больно злобно, причем эта обида не прошла ни на следующий день, ни через неделю.

А за это время мы успели пометить все уцелевшие бревна стен и башен Иске-Казан и разобрать их до основания. Затем на плотах сплавили вниз, к Волге, где стояла брошенная при подходе объединенного войска крепостица Алтын-Бека.

До конца лета там стучали топоры, мелькали лопаты, и вставала Новая Казань.

[i] Военная хитрость (греч.)

Глава 2. История с географией

Дожди зарядили еще в мае, да так и шли почти все лето, отчего царевич Касим и его татары, посаженные в Мещере, крутили носами. Приходилось ездить, заниматься обустройством, объяснять, что год худой — места там низменные, и если на Москве дороги просто раскисали, то вокруг Городца превращались в топкое грязевое болото.

Вот такой вот скверный климат. Мало того, что зимой лютая холодрыга, так еще и каждое второе лето — натуральная осень. Вот зачем Господь поселил нас на этой равнине? Чем было бы хуже, если бы мы жили в теплом Таиланде или, на худой конец, во Франции? Я так иногда ныл про себя, но внутри твердо знал — поселись мы где в другом месте, вышел бы из нас какой другой народ, а не русские. Превозмогание есть наша национальная основа, так что нечего нюнится, у печки просушимся.

А вот рожь терпеть не будет, плохо она созревала и мокла на полях, да и на огородах воды набиралось преизлиха. От изобилия влаги овощи гнили прямо на корню или перли в болезненный рост, закручивая веера листьев и рассыпая плоды водянистые вместо крепких и тугих. Соберешь — так тут же прорастет или сгниет. Даже яблони, давшие в прошлый год невиданный урожай, ныне стояли почти без плодов. Маша жаловалась, что мало капусты, репы, редьки, репчатого лука, зато зеленого — хоть завались.

Она с головой нырнула в хозяйственные заботы, стараясь создать надежный запас на зиму вовсе не потому, что не доверяла своим помощникам и помощницам, порядок у не был ого-го, не забалуешь, а от тоски по преставившейся бабушке, жене Владимира Храброго Елене Ольгердовне.

Вот тоже судьба — родилась в Вильне одной из двадцати с лишним детей великого Ольгерда, замуж отдали в Серпухов, родня осталась в Литве и Твери, прожила немалые по здешним меркам восемьдесят лет, похоронила всех своих детей, большую часть коих унес чумной мор десять с лишним лет назад… Успела многое передать Маше, а в последние дни, почуяв приближение смерти, постриглась в монахини и умерла, как инокиня Евпраксия.

А я мотался в Мещеру, Владимир, Муром, Городец и прочие места, и там мелькнуло название речки Выксы. Ну я и вспомнил, как к нам в банк приезжали представители из одноименного города, вернее, от тамошнего металлургического завода за кредитом, как они гордились древностью завода, основанного аж в середине XVIII века. И что-то я не думаю, что в те годы им руду возили из Курска или там с Урала. А раз так, то вокруг должно хватать местного сырья и его надо бы поискать.

Расположение покамест не ахти, южный берег Оки, совсем рядом, по Мокше, живет не всегда мирная мордва, но если руды много, нужно будет браться. Коли не упустим Казань, мордва никуда не денется. Надо только наших попов накрутить, чтобы крещением занимались не слишком истово, без фанатизма. То есть чтобы не принуждали, а соблазняли в православие любовью и лаской. Добрым, так сказать, словом, а на крайний случай у нас и пистолетик имеется.

В один из редких дней оказавшись в Москве (блин, да я все княжение куда-то скачу или еду!) озадачил моих книжников Никулу и Феофана написать обширную справку по всем известным странам. А то отроков Андрониковой школы пора истории с географией учить, а мы только ближайших соседей знаем. Пермяков, чудь, свеев, ливонцев, ливтинов с поляками да татар. Ну еще греков с фрягами, то есть только тех, с кем напрямую контачили. А что дальше — мрак и неизвестность, аримаспы, псоглавцы и прочие немцы с хоббитами.

Вот под это дело мое министерство науки и образования сообщило мне, что некий инок владеет незнамо как доставшейся ему картой обитаемого мира. Я немедля велел монаха сыскать, а сыскав — представить. Что и было исполнено под новый, 6947-й, год, то есть к сентябрю 1438-го.

Двери распахнулись, и вошел черный тул размером с хороший бочонок. Он шатко и валко прошлепал ногами в кожаных поршнях на самую середку палаты, вздохнул и опустился на пол, открыв нашим взглядам истинного владельца ног, сухопарого монашка в домотканой рясе,

Инок еще раз облегченно выдохнул, а затем освободившейся от ноши рукой немедля перекрестился на образа, буквально вминая щепоть в лоб и тело. Затем застенчиво улыбнулся и заправил редкие седые пряди под скуфейку.

— Вот, — сообщил он нам проникновенно, — чертеж всего Мира Господня, священным откровением даденный!