Альтер эво - Иванова Анастасия. Страница 39

– Ну что ты напрягаешься? – Голем легонько подтолкнул его в спину. – Я вот слышал, за гостеприимство в следующих жизнях дополнительные баллы накидывают.

Марк заключил, что вариантов нет. Сопротивляться он не может. Позвать на помощь? Он попробовал оглянуться по сторонам и тут же почувствовал под короткой курткой, справа от поясницы, твердое и острое лезвие, которое надавило на кожу сквозь рубашку.

– Не надо.

Не надо – так не надо. Нетвердым шагом Марк добрался до дверей – здесь к ним присоединился второй техасец, – и с обоими сопровождающими поднялся по лестнице.

– Смотри, дверь не захлопни, – бросил голем товарищу, проталкиваясь в дверь квартиры.

Внутри что-то было не так, но в состоянии Марка анализировать это ощущение не представлялось возможным.

– Можно не разуваться, – пробормотал он, похлопав, чтобы включить свет в коридоре.

Голем хохотнул:

– Да, уж мы, наверное, не будем. Потом все равно прибирать придется.

– В смысле?

Техасец неожиданно взял Марка в захват сзади.

– В смысле, не закончили с тобой. На кухню его, может? Не, ладно, давай в комнату.

И правда, зачем тащить жертву на заброшенную стройплощадку или пустырь, когда у нее квартира свободна, пронеслось в голове у Марка. Не знают эти киносценаристы жизни.

Техасец вволок его в гостиную. Голем зашел следом и пошарил ладонью по стене. Комната осветилась.

В монументальном кресле коньячного цвета – эковерсия «Честерфилда», маленький (килограммов восемьдесят) каприз – сидел Китин.

На долю секунды Марк подумал: «Говнюк же ты, Олег Иванович».

Потом, почувствовав, что захват на шее немного ослаб, исхитрился покоситься на своих новых друзей и увидел на двух лицах одинаковое выражение непонимания.

На лице Китина не отразилось ничего.

– А ты кто такой, мужик? – голем начал реагировать первым, хотя не сказать чтобы реакция была блестящей.

Не отвечая, Китин поднялся из кресла и шагнул вперед. Голем почувствовал себя обязанным сделать ответное движение и, отодвинув приятеля с Марком, тоже выступил на середину комнаты. Техасец фактически отпустил шею Марка, и тот не замедлил воспользоваться этим, чтобы избавиться от сопровождения. Вывернувшись, отпятился к стене и прильнул к ней, как ко вновь обретенной возлюбленной.

– И чего нам теперь делать? – недовольно спросил голем. – Тут чел какой-то. Седой. А? Не, вроде не ведьмак. А, шутка. Понял.

– Я бы посоветовал вам теперь исчезнуть, – спокойно проговорил Китин. – Немедленно.

– Он бы посоветовал… – начал было голем, но договорить не успел.

Олег Иванович сократил расстояние, нанес несильный удар внутренним ребром ладони в гортань и прошел верзиле в тайтсах за спину – все это одним скользящим движением. Под хрип голема он переключился на техасца и провел какую-то быструю манипуляцию с его носом – что-то не слишком заметное, но, видимо, достаточно болезненное, потому что техасец охнул и, запрокинувшись, попятился.

В этот миг в дверях показался третий – тот, что отгонял кар. Оценив ситуацию, он дернул рукой к поясу, деактивируя магнитное крепление ножа – придумка, по мнению Марка, франтовая, но малоосмысленная, крепеж этот.

Второму техасцу мешал товарищ, но и голем у Китина за спиной мог в любой момент очухаться. Коротко помолившись про себя, Марк достал свой декоративный «Лайоль», не без усилия раскрыл лезвие и, собравшись с духом, метнул.

Китин обернулся и уставился на него с выражением учителя младшей школы, застукавшего ученика в туалете за попыткой найти ковариантную производную тензора.

Техасец номер два повернул голову в сторону Марка, опустил взгляд, вытаращил глаза и часто задышал.

– Сказано же вам – немедленно, – нетвердым голосом повторил Марк, борясь со вновь подступившей тошнотой.

Голем продолжал похрипывать, но уже не так натужно. Олег Иванович обошел его, аккуратно вынул у него из ушей гарнитуру, поднес к губам и зачем-то подул туда, где положено было находиться микрофону – Марк аж сморщился, представив, каково сейчас человеку на той стороне.

– Конец связи, – сообщил Китин и, уронив оба наушника на пол, наступил на них каблуком.

Групповой разум троицы в тайтсах принял верное решение. Первым в коридор отступил техасец с травмированным носом. За ним прохромал второй. Рукоятка «Лайоля» так и торчала у него из бедра, но потек крови на пестрой эластичной штанине был пока не очень заметен.

Голем наконец продышался и попытался сказать что-то – то ли озвучить угрозу в духе «ты-пожалеешь-мы-еще-встретимся», то ли проверить, функционируют ли связки, – но Китин не стал его слушать, а просто пошел на бугая и своим магнитным полем буквально выдавил его в коридор, а оттуда на лестницу.

После чего, захлопнув и заперев дверь, обернулся к Марку и покачал головой:

– Вы страшный человек, Самро.

– Не каждый день, – стараясь дышать глубже, возразил Марк. – Только когда недосыпаю.

Майя слышит, как ворона Марк беснуется на балконе. И это ее совершенно не трогает. Сейчас ее беспокоит другое.

Не поведение Степана, который сегодня был таким, словно и не лечился столько месяцев подряд.

Не Давид, который, как выясняется, один из этих – ну, из тех, которые как бы из стран третьего мира, только у тебя в городе. Социотех обычно создает вокруг них контекст смут, беспорядков, дикарских выходок и общей неблагополучности, и в итоге, столкнувшись нос к носу, не понимаешь, как к ним относиться.

Не родители, которые перевернулись бы в гробу (автокатастрофа), узнав, что у нее на уме.

Не доктор Эков, который говорил ведь: «Чтобы не стать заложником хронического стресса, научись отпускать ситуацию; игнорируй то, размышления о чем вызывают тревогу», – и что же это она, спрашивается.

И даже не Эль Греко, который – совсем темная личность, ничего не понятно с ним.

Другое.

Она заваривает себе сбор с тимьяном и перечной мятой, но беспокойство никуда не девается.

Ворона Марк рассказала ей страшные вещи – то есть вещи, которые были бы страшными, если в них верить. А верить в них смешно. Говорящая птица-посланец из другого мира? Эволюция Вселенной? Нестабильность собственного мира Майи, из-за которой планета запросто может взять и раствориться в эфире, просто погаснуть себе разом, вместе с морями и континентами, людьми, животными и желтыми березами? Нет, ну вы серьезно?

Как раз это Майю и беспокоит. Она верит.

Она верит, потому что вроде бы уже знала об этом. Она не может понять, откуда. Когда в ней появилось это знание. И как она могла об этом позабыть. Вот это тревожит особенно. Что́ она забыла?

С остывающей чашкой Майя неподвижно сидит за кухонным столом. Она отдает себе отчет в том, что последнее время слишком много сидит и рефлексирует вместо того, чтобы идти и делать. Такая вот принцесса датская. Переживает. Слушает всяких там. Эль Греко, ворону Марка, Лиру. Тогда как давно уже надо пойти и…

Все это странно перекликается со словами Степана. О том, как все заканчивается и начинается на том же месте; он сказал – видел такое. Можно предположить, что речь о времени, проведенном под орто, и тогда разговор ни о чем: под орто можно увидеть все что угодно, хоть второе пришествие, хоть первое, это в том числе галлюциногенный наркотик. Но почему Степан видел именно это?

Мысли Майи путаются. В голову лезет всякая ерунда, блики на воде, черно-белый полосатый купальник. Что это еще за чушь? Нет-нет-нет, не надо нам этого, никакой воды, никаких купальников.

Она точно знает, что, когда Степан заторчал, он уже жил сам по себе, и она тоже, а до автокатастрофы родителей оставалось еще года два. Она точно знает, что никогда не принимала психоформных веществ, ни со Степаном, ни без.

Но она видит говорящую ворону. Хм, да, контраргумент. Злая шутка чайной компании – грибы в улуне?

Майя подносит чашку к губам, держит несколько секунд, ставит, нетронутую, обратно.

Что же она забыла?