Пропащий - Кобен Харлан. Страница 6

Очистка города в некотором смысле осложнила работу «Дома Завета». Прежде наши спасательные фургоны курсировали по вполне определенным маршрутам. Бездомных было гораздо легче найти. Теперь все стало не так очевидно. Хуже того: на самом деле город только выглядел чище. Конечно, так называемым добропорядочным гражданам, туристам и прохожим, больше не приходится лицезреть затемненные окна с надписями «Только для взрослых» и выцветшие вывески-каламбуры вроде «Соблазнения рядового Райана», но грязь такого рода никогда не исчезает совсем. Она выживает. Как тараканы. Прячется в щели, уходит в норы. От нее невозможно избавиться.

Да и стоит ли ее прятать? Когда грязь выставляет себя напоказ, вы можете презрительно фыркнуть и почувствовать, что выше ее. Люди в этом нуждаются. Кроме того, что вы предпочтете – открытого врага или неведомую опасность, затаившуюся, как змея, среди высокой травы? В конце концов, чистоты не бывает без грязи – так же как верха без низа, света без тьмы и добра без зла.

На автомобильный гудок я сначала не обратил внимания: живем-то в Нью-Йорке. Не слышать их здесь, когда идешь по улице, все равно что плавать и не намокнуть. Я обернулся, лишь услышав знакомый голос:

– Эй, проснись!

Рядом, взвизгнув тормозами, остановился фургон «Дома Завета». Его водителем и единственным пассажиром был Крест. Опустив стекло, он выглянул, снимая темные очки:

– Залезай.

Я открыл дверцу и запрыгнул в машину. Внутри стоял запах сигарет, пота и бутербродов с колбасой, которые мы обычно раздавали по ночам. Обивка продавленных сидений пестрела пятнами всевозможных форм и расцветок, в бардачке зияла пустота.

Крест не отрывал глаз от дороги.

– Какого черта ты здесь делаешь?

– Иду на работу.

– Зачем?

– Психотерапия…

Он понимающе кивнул. Похоже, у него была бессонная ночь – мотался на фургоне по городу, как ангел-хранитель, выискивая своих подопечных. На Кресте это мало отразилось, хотя, впрочем, он никогда не мог похвастаться особо цветущим видом. Давно не мытые лохмы в стиле группы «Аэросмит» и неизменная щетина, даже отдаленно не похожая на модную ухоженную поросль. Он никогда не бывал чисто выбрит – по крайней мере, я его таким не видел, – но и настоящей бороды не отращивал. Щеки и лоб покрывали оспины. Рабочие ботинки истерлись до белизны, а джинсы, слишком широкие в поясе, выглядели так, будто по ним прошло стадо бизонов. Из закатанного рукава торчала пачка «Кэмела» – желтая, как зубы самого Креста.

– Хреново выглядишь, – заметил он.

– Пожалуй, раз ты это говоришь.

Крест ухмыльнулся в ответ. Его так прозвали из-за татуировки на лбу. Четыре квадратика – крест, заключенный в рамку. Теперь, когда Крест стал большой шишкой в области йоги, с выпуском собственных видеокассет и сетью школ, публика полагала, что он носит на лбу какой-то духовный символ. Ничего подобного – раньше это была просто свастика. Он только добавил четыре линии, чтобы получился полный квадрат. С крестом в середине.

У меня подобное не укладывалось в голове: Крест меньше, чем кто бы то ни было, похож на фанатика. К тому же он – мой самый близкий друг. Когда я впервые узнал о происхождении татуировки, то был в полном шоке. Крест не стал ничего объяснять или извиняться: как и Шейла, он избегал разговоров о своем прошлом. Я узнал кое-что лишь потом, через общих знакомых.

– Спасибо за цветы.

Он не ответил.

– И за то, что пришел, – добавил я.

Крест заехал к нам в фургоне, взяв с собой нескольких друзей из «Дома Завета». Больше у нас посетителей и не было.

– Солнышко была что надо, – вздохнул он.

– Да.

Повисла пауза. Потом Крест возмущенно тряхнул головой:

– И хоть бы кто пришел!

– Спасибо за информацию…

– Я в смысле… Черт побери, сколько всего было народу?

– Ты меня очень утешил. Спасибо, брат…

– Ты хочешь утешения? Так слушай: все люди – сволочи!

– Дай мне ручку, я запишу.

Молчание. Крест остановился у светофора и искоса взглянул на меня. Глаза у него были красные, воспаленные. Он вытащил из рукава сигареты.

– Может, расскажешь, что с тобой?

– М-м-м… Давай как-нибудь потом. Все-таки у меня мать умерла…

– Ладно. Можешь не спешить.

Загорелся зеленый свет, фургон двинулся с места. Фотография брата продолжала стоять у меня перед глазами.

– Крест…

– Я слушаю.

– Похоже, – начал я, – что мой брат жив.

Крест задумчиво достал сигарету из пачки и сунул в рот.

– Явление Христа народу…

– Именно.

– Хожу в воскресную школу, – объяснил он. – Почему ты вдруг решил?

Он загнал фургон на крошечную стоянку возле «Дома Завета». Было время, когда мы парковались прямо на улице, однако бродяги завели привычку взламывать машину и спать в ней. В полицию мы, само собой, не обращались, но платить за выбитые стекла и сломанные замки в конце концов надоело. Сначала мы просто перестали запирать фургон. Тот, кто первый утром приходил на работу, громко стучал по крыше, чтобы ночные гости просыпались и шли по своим делам. Потом и от этого пришлось отказаться: фургон стал – как бы это помягче выразиться – не очень приятным для использования. Бездомные вообще не очень приятная публика: блюют, ходят под себя и так далее. Короче, все ясно.

Мы сидели в машине. Я думал, как начать.

– Хочу тебя спросить…

Он молча ждал.

– Ты ни разу не говорил, что думаешь о моем брате.

– Это вопрос?

– Скорее наблюдение. Вопрос другой: почему?

– Почему я не высказывался?

– Да.

Крест пожал плечами:

– Ты не спрашивал.

– Но мы это много раз обсуждали.

Он снова пожал плечами.

– Ну ладно, – продолжал я, – теперь я тебя спрашиваю: ты считал, что он жив?

– Разумеется, – кивнул Крест.

Вот оно как.

– Считал так, несмотря на все наши разговоры, на все мои аргументы…

– Я никак не мог понять, кого ты пытался убедить – меня или себя.

– А тебя я так и не убедил?

– Ни в малейшей степени.

– Ты ведь никогда и не спорил со мной…

Крест сделал глубокую затяжку.

– Твои иллюзии никому не мешали.

– В неведении благо – так, что ли?

– Чаще всего так.

– Но в моих доводах все же был смысл.

– Это ты так считаешь.

– А ты нет?

– Нет, – покачал головой Крест. – Ты полагал, что твой братец не смог бы спрятаться без денег. А ведь для этого ничего не нужно. Взять хотя бы бездомных, которых мы встречаем каждый день. Если кому-нибудь из них захочется исчезнуть, то какие проблемы? Раз, два – и нет его.

– На них не охотится полиция всего мира.

– Охотится… – презрительно повторил Крест. – По-твоему, каждый коп в мире просыпается по утрам, думая о твоем брате?

В этом был резон – особенно теперь, когда я знал, что мать, наверное, помогала Кену.

– Но он не мог никого убить.

– Чушь! – скривился Крест.

– Ты не знал его.

– Мы с тобой друзья, правда?

– Ну да.

– А ты можешь себе представить, что я когда-то жег кресты и орал «хайль Гитлер»?

– Это совсем другое дело.

– Ничего подобного. – Мы вышли из машины. – Помнишь, ты как-то спрашивал, почему я не свел эту татуировку совсем?

Я кивнул.

– И ты послал меня ко всем чертям.

– Так вот. Я, конечно, мог свести ее лазером или как-нибудь еще. Но мне не хотелось забывать.

– О чем? О том, что было?

Крест сверкнул желтыми зубами.

– О том, что может быть.

– Не понимаю.

– Потому что ты тупица.

– Мой брат был не способен изнасиловать и задушить женщину.

– В некоторых школах йоги учат повторять мантры, – сказал Крест. – Но сколько ни тверди одно и то же, истиной оно от этого не станет.

– Ты что-то сегодня ударился в философию.

– А ты ведешь себя, как придурок. – Он погасил сигарету. – И все-таки, почему ты изменил свое мнение?

Мы остановились у входа.

– Пойдем в мой кабинет, – сказал я.

Войдя в здание приюта, мы прервали разговор. Люди обычно ожидают увидеть внутри что-то вроде помойки. Нет ничего более далекого от истины. Ведь здесь могут оказаться и наши собственные дети, если попадут в беду. Это главный принцип «Дома Завета». Правда, подобный подход несколько увеличивает финансовые обязательства наших спонсоров и нравится не всем.