Источник - Корди Майкл. Страница 48

Хэкетт кивнул:

— Фенотипы всех здешних живых организмов не имеют аналогов во внешнем мире. В какой-то степени это объясняется средой: полная изоляция, но, похоже, главная причина — более примитивный генотип.

— Генотипы, фенотипы… что за чертовщина такая? — спросила Зеб.

— Генотип — это совокупность генов организма, своего рода набор инструкций, — ответил Хэкетт. — А фенотип — его внешний вид, на что он похож. Фенотип определяется генами и средой. Скажем, цвет твоих волос, кожи и глаз определяется генотипом, но выражается в фенотипе. И главное: генотип и фенотип обычно существуют раздельно. Скажем, генотип человека сохраняется благодаря его фенотипу: наши тела хотят секса, чтобы передать потомству свои гены. Однако, по мнению многих биологов, первые живые организмы были настолько просты, что представляли собой фактически голый набор инструкций. Генотип был их фенотипом. Программа вместо компьютера. У них не было физического тела. Если Росс прав и жизнь здесь действительно настолько примитивна, то где-то мог сохраниться ее изначальный генотип — набор инструкций для жизни — в какой-то неведомой первичной форме.

— Наука тут ничего не объяснит, — торжественно объявил Мендоза. — Это священное место. Его значение слишком велико, чтобы пускать сюда ученых и бизнесменов. Одна лишь церковь вправе судить, как поступить с садом.

— И какая именно? — спросила сестра Шанталь.

Мендоза неодобрительно нахмурился.

— Вы ведь католичка. Именно католическая церковь должна определить судьбу этого места.

Сестра Шанталь покачала головой:

— Один великий человек, священник, однажды назвал это место Садом Господним, и я ему верю. Оно и правда священно. Слишком священно, чтобы им управляла какая-то одна церковь или религия. — Она тоскливо вздохнула. — Я расскажу вам историю этого места и объясню, почему Росс и Зеб отправились со мной.

За несколько минут сестра Шанталь рассказала об Орландо Фальконе, манускрипте Войнича, Лорен Келли и генерале Леонардо Торино. Хэкетт и Мендоза увлеченно слушали рассказ монахини.

Однако Мендоза стоял на своем.

— Сестра, неужели вы предпочтете доверить судьбу сада женщине, которая лежит в коме, а не вашей церкви?

— Когда Лорен Келли поправится, моя ноша перейдет к ней. Я просто исполняю свою клятву: не больше, но и не меньше. А вас прошу исполнить свою.

Хэкетт обратился к Россу:

— Думаешь, Торино мог стоять за нападением на твою жену?

— Доказательств у меня нет, но после случая с бандитами не стал бы этого исключать.

— Он ведь высокопоставленный служитель католической церкви!

— Значит, это место для них и правда важно.

— Когда отправляемся в обратный путь? — спросила Зеб.

— Завтра. Сначала вернемся в затерянный город, — тут сестра Шанталь посмотрела на Хэкетта с Мендозой, — за вашим золотом. Потом мы с Россом и Зеб летим в Америку.

Хэкетт положил руку на плечо Россу.

— Хуарес погиб, но, похоже, наша поездка в джунгли была не напрасной. Каждый нашел, что искал.

— Пожалуй, да.

Произнося эти слова, Росс снова подумал о свете, который шел из кровавого тоннеля. Источник. Теперь было уже очевидно, что сад со всей его странной жизнью был лишь физическим проявлением чудесной силы, ради которой Росс сюда и пришел. Источником могущества сада, а может, и источником всей жизни на Земле было то, что Хэкетт назвал изначальным генотипом. Росс представлял его возможности и был готов на все, лишь бы точно знать, что Лорен поправится. Он понял, что хоть кристалл и лежит на дне рюкзака, сам он еще не нашел все, что искал. Во всяком случае, пока не нашел.

ГЛАВА 55

На следующее утро Росс проснулся рано и, пока все спали, прокрался в запретную пещеру. Он толком не знал, чего хочет, и просто решил перед уходом осмотреть все последний раз. Попытался оценить возраст пещер. Скорее всего радиологическое датирование покажет, что они были тут чуть ли не с самого сотворения мира.

В полутьме Росс заметил две белые фигуры: они сидели в озере и, доставая из воды кристаллы, грызли их своими маленькими, но удивительно острыми зубками. Светящаяся кожа нимф словно пульсировала во мраке. Увидев Росса, они отвлеклись от кристаллов и запели: голоса их заполнили пещеру и вдруг стихли на самой высокой ноте. Существа, не шевелясь, смотрели на Росса, и тогда он точь-в-точь повторил отзвучавшую песню.

Нимфы запели снова — на сей раз песня звучала выше, и нот было больше.

Росс пропел вслед за ними.

Одна из нимф приблизилась. В ее волосах, похожих на листья папоротника, горели красные цветы. Она открыла рот и издала щебечущий звук, похожий на смех. Вблизи существо выглядело странно. У него были огромные глаза, как у персонажей диснеевских мультфильмов, однако глаза эти были пусты: ничего не выражали, ни на что не реагировали. Рот полон острых звериных зубов — лишнее подтверждение, что в нимфе нет ничего человеческого.

Однако когда Росс повторял за ней звуки, нимфа ему отвечала. Орландо Фалькон знал множество языков и был мастером вести беседу — интересно, он много веков назад действовал точно так же? Установил ли он контакт с этими существами после гибели конкистадоров? Именно с ними коротал он время, оставшись в этом странном и опасном Эдеме? Считал ли он их простыми и невинными сородичами людей, полагал ли, что они потомки еще не погрязшего в грехе человечества?

Росс решил провести эксперимент. Он напел свою собственную мелодию, но сразу понял, что ничего нового не сочинил. У него сама собой вышла мелодия из фильма Спилберга «Близкие контакты третьего рода». Когда Росс умолк, нимфа сразу же повторила за ним. В точности.

Тогда он попробовал музыку из «Джеймса Бонда», и снова нимфа воспроизвела все звуки без единой ошибки, а ее подруги одна за другой появлялись из темноты, чтобы поприсутствовать при их забаве.

Росс подождал, и его знакомая с красными цветами в волосах выдала свою фразу. В ней в отличие от музыки из кинофильмов, которую предпочитал Росс, не было ни мелодии, ни мотива — просто случайный набор нот, своего рода проза, а не поэзия. Тем не менее он воспроизвел эти ноты, и нимфы снова защебетали.

Росс начал напевать мелодию из «Розовой пантеры», как вдруг раздался вопль — пронзительный, короткий крик, от которого по коже побежали мурашки. Нимфы умолкли и дружно уставились в глубь пещеры — Росс вместе с ними. Он увидел, как во мраке подземелья, в зарослях круглых стеблей, раскрылся один из стручков, в котором оказалась нимфа с огромным вздувшимся животом. Между ее раздвинутых ног лежала еще одна нимфа, свернувшаяся в позе эмбриона. Ее кожа была более серой, а сама она оказалась лишь чуть меньше матери — если, конечно, то и правда была ее мать.

«Новорожденная» пошевелилась, и три нимфы из числа наблюдавших достали ее из стручка, отнесли к одному из озер и стали кормить изо рта в рот, разгрызая зубами осколки кристаллов. Когда их подопечная проглотила предложенную пищу, кожа ее окрасилась в тот же ярко-белый цвет, что и у остальных.

Еще четыре нимфы подошли к стручку и вынули оттуда мать. Та тоже меняла цвет: ее кожа темнела, как темнеет чешуя не очень свежей рыбы. Мускусный запах, который Росс почувствовал еще вчера, стал сильнее. Казалось, существо едва дышит, однако остальные нимфы и не пытались отнести подругу к бассейну и вернуть ее к жизни, как новорожденную. Они подняли ее на плечи, оттащили к входу в кровавый тоннель и остановились.

Из пещеры примчались еще шесть нимф, они несли плоды и растения. В тишине новоприбывшие выстроились позади четверки, которая несла умирающую мать. Затем, словно по сигналу, они затянули печальную, надрывную мелодию и пошли по тоннелю, карабкаясь по дорожке вдоль ручья.

Росс осмотрелся. Остальные нимфы занялись новорожденной. Сердце его колотилось, он колебался, помня о кристалле в рюкзаке. Он понимал, что следует удовлетвориться этим кристаллом и уйти. Но уйти не мог. Пока не мог. Росс двинулся по кровавому тоннелю следом за процессией нимф.