Академия небытия. Учись или умри до конца - Дубинина Мария Александровна. Страница 54

Рука поднялась, замерла и спустя пару долгих секунду постучала.

С той стороны двери послышались шаги, потом щелкнул замок, и в узкую щель высунулся нос.

– Кто там?

Я пропихнула носок туфли и силой увеличила щель. Морис такого не ожидал и едва не вывалился мне под ноги.

– Извини, я просто не… – начала я и заткнулась, разглядев товарища. – Морис?

– А ты кого ожидала увидеть? – пробурчал он и попятился назад, в спасительные недра комнаты. Но бежать было поздно, я уже все видела.

На Морисе была маска. Нет, не так. На нем была масочка. Тканевая, с прорезями для глаз, а пепельную шевелюру поддерживал плюшевый ободок милейшего нежно-розового цвета. Невозможно было смотреть на это спокойно.

– Так миииило! – протянула я, прикусив губу, чтобы не заржать. – А масочка от чего? От появления трупных пятен?

– Знаешь, что… – возмущенно заговорил Морис, но, набрав в грудь побольше воздуха, просто выдохнул, так и не закончив. Мне тоже уже расхотелось веселиться, и маска с ободком уже не казались мне поводом для смеха. – У меня еще одна есть. Дать?

И мы сели на полу, привалившись спиной к кровати. Тканевая маска приятно освежала, облепив лицо, и я подумала, какой классный девичник можно было бы замутить с Киррой. Подумала и шмыгнула носом.

– Не то, чтобы мне в радость возиться с ревущей девушкой, но можешь немного поплакать, – разрешил Морис, и голос у него, к слову, подозрительно дрожал. – Только аккуратнее.

На мне была тканевая маска, в которой очень сложно не выглядеть смешно и немного глупо, внутри у меня все обливалось кровью, а память была заполнена картинками того, что уже никогда не повторится. Я не плакала, когда сама умерла, но сейчас глотала слезы.

– Не хочу, – обманула я. – Не буду я плакать.

А слезы все-таки потекли, маска начала соскальзывать, и я упрямо ее подтягивала на место.

– Чего тут оплакивать? – бурчала я. – Мы все давно откинулись, если ей было тут тяжело, то и пусть. Хоть после смерти можно делать то, что захочется? Я не буду плакать, потому что… Я… Я так виновата.

Я сгорбилась и спрятала пылающее лицо в ладонях. Я искала облегчения. Я искала прощения.

Но меня уже некому было прощать.

Морис закинул руку мне на плечо и надавил, притягивая к себе. Я буквально упала на него, но продолжала кусать губы, чтобы не реветь.

«Ты самый смелый и крепкий человек, которого я знаю. Тебе все нипочем, и это очень круто».

– Я не такая, – пробормотала я куда-то в рукав Мориса, пропитывая его слезами и соплями. – Я не такая.

Или такая?

Со средней школы я знала, куда и зачем иду, ставила цели, выстраивала жизненный план, не боялась работы и умела раздавать указания. Я знала, куда поступлю, знала, в какой сфере буду работать. Разделяла время для развлечения и для дел. Черт побери, я всегда шла так прямо и уверенно, что почти не смотрела по сторонам. А вдруг все свое короткое существование я не замечала много действительно важных вещей? Важных людей? Я ведь, если подумать, даже к Светке относилась потребительски – надо развеяться, позвоню ей, не надо, отложим звонки на потом.

Рита, ты эгоистичная мертвая скотина.

– Пора снимать.

Я открыла глаза, и Морис таким неожиданно мягким и терпеливым голосом повторил:

– Пора снимать. Маску.

Я видела его глаза, кажется, они блестели, но, может, я это придумала.

– Я останусь? – вопрос сорвался сам. – То есть… Это не то, что можно подумать!

– Извращенка, – хохотнул Морис и пихнул меня локтем. – Хочешь воспользоваться моим одиночеством?

Я поджала губы и все-таки слабо улыбнулась на его попытку разрядить атмосферу.

– Именно этим я и планирую воспользоваться. У тебя нет соседа, у меня… нет соседки. Поэтому сегодня я составлю тебе компанию.

– Не имею возражений.

На этом и сговорились. В ванной я умылась, полюбовалась красными, как у вампира, глазами и ущипнула себя за опухшую щеку. Коготки у меня острые, но и кожу так просто не проткнешь, так что я просто ойкнула и тряхнула головой.

– Мы выйдем отсюда и будем вести себя как обычно, – велела я своему отражению. – Мы сильная женщина!

«Сильная женщина» с той стороны зеркала уныло кивнула, и я мысленно поздравила себя с первыми признаками биполярки.

Морис заперся в ванной после меня, долго там ковырялся, журчал водичкой, только что не пел. Хотя, может, и пел, через дверь плохо слышно.

Я легла на свободную кровать без постельного белья и натянула на себя плед. Он был колючим и неприятным, но даже так лучше, чем оставаться одной в своем одиноком комфорте. Вернулся Морис и попытался поменяться местами, как истинный джентльмен, но я уже была никакая и не собиралась отклеиваться от подушки.

В полудреме слышала, как Морис скрипел пружинами матраса, потом он с кем-то тихо разговаривал, я почти не разбирала, с кем и о чем, пока четко не услышала:

– Я за ней присмотрю. Обижаешь! Я честный мерзавец… Ага… А сам-то. Хорошо, только не разводи сопли, меня на всех не хватит. До завтра, тощий уродец.

Я чуть снова не всплакнула от умиления, но сознание уже наполовину погрузилось в вязкую темноту. И если кто-то вздумает мне сниться и портить отдых, я в бараний рог скручу и скажу, что так и было.

Как ни странно, угроза подействовала, и этой ночью мне снилось лето, запах костра, щекотное ощущение жесткой травы под пятками. Две тонкие колеи, промятые телегой соседа, я бегу по ним, чтобы успеть к обеду. Бабушка вкусно готовит. Она уже умерла, но я знала, что, если поспешу, еда еще не успеет остыть. Сон – странная штука, в нем я была и школьницей, отправленной на лето в деревню, и Маргаритой Кудряшовой, которая слишком рано угодила на прозекторский стол. Припекало полуденное солнышко, и я подпрыгивала от нетерпения и восторга, который умирает вместе с нашим детством. Дорога шла под уклон, внизу виднелись крыши домов, покрытые старым шифером, а кое-где и черным, противно пахнущим в жару рубероидом. Я внезапно остановилась и оглянулась.

«Кирра?»

Девчонка стояла за моей спиной и молча улыбалась. Ей было лет четырнадцать, тощая, мелкая, с плоским круглым лицом и раскосыми глазами, волосы, совсем не рыжие, а темные, собраны в два низких хвоста, густая челка закрывает брови. Но отчего-то я знала, что это та самая Кирра.

«Ты вернулась? – спросила я. – Насовсем?»

Она покачала головой. Я прикрыла глаза от солнца, пытаясь рассмотреть девочку в его ярких лучах.

«Парни тоже переживают», – продолжила я говорить, как будто получала ответы.

Кирра прикрыла рот ладонью и хихикнула. Ее темные глаза озорно сощурились.

«Это не смешно, – укорила я. – И что прикажешь им говорить?»

Кирра пожала плечами и оглянулась. Я поняла, что с объяснениями она справится и сама, ночь длинная. Я подошла к ней и обняла, ощущая под руками жесткую угловатость подростковой фигуры. Но, кажется, сама я была такой же – тощая, длинноногая, гораздо выше сверстников, с вечными пятнами зеленки на подживающих ссадинах, совсем не симпатичная.

А потом запахло пирожками, и я вспомнила, что скоро обед, и бабушка ждет меня в светлой кухне с вышитыми салфетками и пестрыми шторками на окнах.

Кирра отошла на шаг и помахала рукой, не переставая широко улыбаться. Я помахала ей в ответ. Глазам стало щекотно от слишком яркого света, я наклонила голову и, потеряв к случившемуся всякий интерес, побежала дальше, вниз с пригорка.

А потом пошел дождь.

От неожиданности я проснулась и поняла, что скинула одеяло и попросту замерзла. Морис дрых на своей кровати лицом в подушку, свесив одну руку и под неестественным углом подогнув другую. Я осторожно, на цыпочках, прокралась к выходу, обулась и вышла в коридор. Судя по отсутствию звуков, все еще спали, самое время мне вернуться к себе, как благовоспитанной студентке. Не знаю, по какому принципу и как подбирали погоду, но, когда я вышла на улицу, попала в поток холодного ветра. Подняла голову к тусклому сизому небу и вздохнула. Ну а кто говорил, что будет легко?