Палачи и киллеры - Кочеткова П. В.. Страница 79
Вопреки предположению шпионов, вожди южан хотели оказать ycnyiy адмиралу Далырену и начали разыскивав труп его сына, но до конца войны так и не смогли его обнаружить. Между тем Элизабет Ван-Лью через своих агентов доставила адмиралу локон с головы молодого полковника.
В феврале 1865 года, недель за шесть до заключения мира, один из секретных агентов федералистов привел с собой в Ричмонд, в качестве своего помощника по добыванию информации, англичанина, выдававшего себя за поляка. Годом раньше северяне извлекли много пользы из шпионской поездки в южные штаты профессионального солдата, который, сражаясь в рядах федералистов, был ранен под Гиттесбергом. Это был Ян Собесский, эмигрировавший из Польши правнук Яна III, польского короля. С 4000 долларов, выданных ему федеральными властями, Собесский, именовавший себя графом Калесским, поехал в Мобил; он двинулся дальше на север, по пути осматривая лагеря, крепости южан.
Он имел беседу с президентом Дэвисом, вице-президентом Стивенсом и другими представителями правительства и даже был приглашен на фронт, к генералу Ли. Когда Собесский через один из портов Мексиканского залива и Гавану вернулся в Вашингтон, у него в кармане оставалось только 332 доллара, а в оправдание затрат он привез ценную информацию.
Очевидно, северяне задумали повторить этот удачный опыт с человеком, говорившим, что он прибыл из Англии, и назвавшим себя поляком. Однако он немедленно но прибытии в Ричмонд выдал южанам своего проводника, федералиста Бабкока и приверженца Севера, называвшего себя Уайтом, с которым он должен был поселиться в одной квартире, а также всех лиц, оказавших ему и Бабкоку помощь в пути.
Когда мисс Ван-Лью узнала об этих арестах, ее охватил страх. Поляк, однако, слишком торопился завоевать своим предательством расположение южан и потому прозевал возможность разоблачить ее и других секретных работников.
Убедившись, что падение Ричмонда — вопрос дней, Ван-Лью просила Бена Бутлера, с которым она поддерживала переписку, прислать ей в Ричмонд федеральный флаг. И через фронт южан ей тайно переправили большй флаг, пополнивший собой коллекцию разнообразных предметов, спрятанных в ее доме. Когда в Ричмонде призошел взрыв пороховых складов и военная эвакуация города была закончена, буйная толпа с факелами ринулась к особняку Ван-Лью, готовая осуществить непрекращавшиеся в течение четырех лет угрозы.
Элизабет Ван-Лью не растерялась, смело вышла навстречу толпе и, глядя в лицо своим разъяренным соседям, сказала: — Я вас знаю, Том… и вас, Билли… и вас… Генерал Грант будет здесь через час, и если вы причините хоть малейший вред этому дому или кому-нибудь из проживающих в нем, то ваши собственные дома запылают еще до обеда!
Это вразумило толпу, и последняя опасность насилия отпала. Вскоре передовой отряд наступающей армии, в запыленных синих мундирах, ворвался в столицу южан. Еще до его появления Элизабет Ван-Лью, еле мирившаяся с необходимостью хранить в глубокой тайне свою верность Северу, первая подняла над своим домом федеральный флаг, который олицетворял сдачу Ричмонда.
Последующие годы были для Элизабет Ван-Лью мрачными и безотрадными. Президент Грант назначил ее почтмейстером Ричмонда; на службе ее вынуждены были терпеть, но общество подвергло Ван-Лью остракизму (гонению), не смягчавшемуся до самой ее смерти.
Элизабет Ван-Лью не получила ни одного доллара за услуги, оказанные ею армии федералистов; и ей не возместили ни цента тех денег, которые она так щедро израсходовала из собственных средств для дела Соединенных Штатов. Мало того, после ухода президента Гранта со своего поста, она была понижена в должности. Ее сделали мелким чиновником министерства почт, а потом лишили и этого скудного заработка.
Доживая свои последние годы в пищите, она существовала на пенсию, назначенную ей друзьями и родственниками полковника Поля Ривера, которому она когда-то помогла бежать из вражеского плена и предоставила убежище. И за нею преданно ухаживали верные ей стареющие негры, знамя освобождения которых она первая подняла в Ричмонде.
(Роуан Р. Очерки секретной службы М.,1946).
ШПИОНЫ СТРАНЫ ВОСХОДЯЩЕГО СОЛНЦА
С. беспримерным рвением и быстротой навели японцы западный лоск на свою аизатскую цивилизацию; но ни в чем они не проявили столько рвения и способностей подражания, как в организации системы политической полиции и военной секретной службы.
Разведывательные отделы армии и флота образовалисьзадол-го до тайной полиции.
В сентябре 1904 года русская охранка арестовала двух японцев, служивших в коммерческих предприятиях Петербурга.
Они много лет проживали в России, и оба оказались офицерами японского флота. Они глубоко вошли в жизнь русского общества, завязали много знакомств и связей в торговых кругах, а через их посредничество вступили в контакт и с личным составом русского флота.
Один из них, чтобы укрепить свое положение решил жениться на русской и даже, приняв православие, добросовестно выполнял все религиозные обряды.
В 1904 году, всего за несколько недель до начала войны между Россией и Японией, агент русской охранки Манасе-вич-Мануйлов сумел раздобыть экземпляр шифра, которым пользовалось японское посольство в Гааге.
Японские шифры особенно сложны и трудны из-за сложности языка, который большинству европейцев сам кажется каким-то шифром. Благодаря этому шифру русские получили возможность читать всю дипломатическую корреспонденцию враждебной страны в период быстро нараставших осложнений.
Японцы, однако, в конце концов заподозрили неладное и перешли на другой, еще более трудный шифр.
Опытный чиновник иностранного отдела русской политической полиции генерал Гартинг был командирован в Маньчжурию непосредственно для организации контршпионажа во время военных дел. Его щедро снабдили деньгами. И хотя ему удалось изловить нескольких японских шпионов, превосходство японского шпионажа на Дальнем Востоке осталось непоколебимым до конца войны. В области контршпионажа Россия тоже явно отставала.
Агенты охранки шныряли вокруг каждого японского дипломата или чиновника в Европе; но в военной зоне — от Порт-Артура до сибирской границы — хозяйничали разведчики.
Осенью 1904 года русский солдат, переодевшийся китайцем, был обнаружен вблизи японского лагеря и предан суду по обвинению в шпионаже. Он не оправдывался. Военный суд приговорил его к смерти. Но его мужество, достойное поведение и явная преданность родине произвели глубокое впечатление на всех допрашивавших его офицеров. После того, как приговор был приведен в исполнение, японская разведка отправила в ставку русского главнокомандующего генерала Куропаткина полный отчет о процессе.
В нем откровенно восхвалялись мужество и патриотизм солдата-шпиона. Спустя много месяцев царское правительство опубликовало это хвалебный некролог.
Для успешного ведения шпионажа японцы часто нанимались официантами на кораблях, поварами, лакеями, носильщиками, коридорными в гостиницах, поденщиками или домашней прислугой; это помогало им надежнее маскироваться.
Задолго до войны Порт-Артур кишел японскими шпионами, выдававшими себя за китайцев или маньчжур. По утверждению китайцев, каждый десятый или двенадцатый кули был японцем. Китайская прислуга некоторых полков порт-артур-ского гарнизона — 1-го Томского, 25-го и 26-го Сибирских стрелковых полков — была завербована японцами. Японскими агентами были и носильщики Ляотяшаньской железной дороги. Всего охотнее японцы — в том числе и крупные офицеры — поступали на тяжелую работу по строительству русских укреплений.
Расположение электросиловых станций и главных линий передачи, «скрытое» расположение прожекторов между укрепленными высотами, расположение минных полей, преграждающих доступ в порт, — все это становилось известным японскому командованию через агентов разведки.
В первые месяцы 1904 года русские задержали двух человек в монгольской одежде, которые оказались японскими офицерами… Они пробирались в Маньчжурию, где намеревались повредить важную телеграфную линию, а также взорвать железнодорожное полотно и причинить возможно больший ущерб расположенным поблизости ремонтным мастерским.