Блог демона Шаакси, или адская работёнка (СИ) - Чернышова Алиса. Страница 36

— Ты играешь со мной, Светоносный.

— Верно. Но это совсем не значит, что я не прав. Скажи мне, Сариэль, великодушнейшая из архангелов: если дружба и любовь всё же существуют, на что они похожи по-твоему — на полностью безопасную комнату, обитую шёлком, или на окно, открывающее двери в мир, или на ветер, дающий силу крыльям? И кто больше любит птицу: тот, кто покупает ей дорогую клетку и лучшие корма — или тот, кто отпускает её на волю?

— Это банальная метафора, драгоценный. Не про нас с тобой. Мы оба знаем: иные обожают отпускать птиц на волю, но что дальше? Может оказаться, что климат для этого вида слишком холодный, и роща, куда так мечтает вернуться глупая птаха, сожжена до пепла; каково это — отпускать кого-то в мир, зная, что он будет страдать, и ошибаться, и в итоге умрёт?

— Не знаю, — пожал плечами Легион, — но ты могла бы спросить у людей: они всегда так поступают, рожая детей.

Тишину, повисшую в воздухе после этой фразы, можно было резать ножом. Местами — даже не фигурально выражаясь.

Убедившись, что зёрна падают в очень плодотворную почву, Легион вкрадчиво продолжил:

— Но ты ведь крылата, Сари, как и я сам; вот и скажи мне, что ты бы выбрала, случись оказия — вечность без крыльев или шанс на полёт?

Она вздохнула, медленно и тихо, болезненно и горько.

— Я уже выбирала, — отозвалась она. — И мне казалось, что поступаю правильно. Но… теперь, пожалуй, я бы выбрала полёт. Будь ты проклят, Светоносный, но ты прав.

Он коротко хмыкнул.

— Я давно проклят, если что: всегда слишком много трепался. Но за высокую оценку моих способностей спасибо. Должен вернуть комплимент. Это мне нравится в тебе: хотя бы себе ты всё же не лжёшь.

Она встала, показывая тем самым, что разговор практически окончен, и небрежным жестом подхватила со стола бокал. Легион взял свой.

Из взгляды скрестились, будто клинки.

Бокалы встретились с лёгким звоном.

Она выпила до дна, он тоже.

Друг к другу они склонились тоже синхронно, разделив дыхание, застыв в волосе друг от друга, на границе всего — поцелуя и прощания, тьмы и света, личного пространства и просто личного, историй длиной в вечность и столь же длинного молчания, злейшей дружбы и лучшей вражды, глубочайшей искренности и жесточайшего предательства….

Впрочем, всё перечисленное для их отношений всегда было своего рода константой.

— Что же, коль мы обменялись комплиментами, перейду к угрозам: не смей проиграть, Легион, — сказала архангел Сариэль, и свет её, слепящий и режущий, распространился вокруг почти всесильным потоком. — Если уж я уступаю тебе и закрываю глаза на эту игру, знай: если она всё же кончится смертью моего друга, ты пожалеешь. Действительно пожалеешь.

Легион не сдержал широкой ухмылки.

— Шантаж, а теперь вот угрозы… В некоторых вопросах, светлейшая, ты всё же типичный ангел.

— Как и ты, Светоносный.

Легион рассмеялся и впился ей в губы жадным, голодным поцелуем.

У неё был вкус гордыни, и тёмной страсти, и Йоля.

А ведь он скучал… сколько их уже судьба не сталкивала на кривой дорожке — двести лет? Триста? Даже если нахальный помоечный голубь всё же сдохнет, снова ради разнообразия сыграть в непримиримых врагов будет весело.

Она отстранилась.

— Сильно пожалеешь, Светоносный.

Он улыбнулся, как ребёнок, которому посулили вкусную конфету:

— Я запомню.

Сариэль хмыкнула, развернулась и стремительно пошла прочь.

Легион дождался, пока перестук каблуков затихнет в пустых коридорах, и задумчиво материализовал на столе бокал неразбавленной гордыни.

Это было слишком просто. Что нашло на Сари? Теряет хватку? Или всё же ей не так уж важно, что станет с так называемым “другом”?

— Интересно, — пробормотал он почти что разочарованно. — Почему ты сдалась так легко, Сариэль?

Легион повертел бокал в руках, а потом прикончил его одним глотком: в его кабинете наверху как раз изучает книжечки и любуется видами один вполне себе называемый Пророк, которому он обещал показать Город. Заскучал небось…

Легион мысленно потянулся к обожаемому другу — и вдруг понял, во что на самом деле играла Сариэль: Пророка не было. И, судя по энергетическому следу, ушёл он…

Мир вокруг идёт трещинами.

В небе над отражением начинает собираться самый настоящий шквал, и молнии бьют во все стороны. Пространство кривится, меняется, искажается, рушится, как карточный дом.

Облик того, кто называет себя Легионом, мерцает и тает, не выдерживая напора того, что беснуется внутри.

— Я сдеру шкуру с твоего помоечного голубя, Сариэль, — от Голоса Легиона, состоящего из множества голосов, не укрыться ни в одном из миров, — а потом придумаю для тебя самую изобретательную из возможных кончин!

Ответом ему становится смех, похожий на звон горных ручьёв, освобождающихся из-под оков льда, падающих Бельтайнской ночью на камни — потому что это и есть Сариэль.

— Попробуй, Светоносный. Попробуй…

20

*

“Среди вас, людей, бытует убеждение, что вы встречаете только тех, кто уже живёт в вашем подсознании. Что, конечно же, преимущественно чушь.

Ваш мозг играет с вами, примеряя на каждого встречного маски и роли, уже живущие в вашем подсознании — это да. Но насколько они соответствуют действительности, большой вопрос. Зачастую не соответствуют вообще, что в итоге становится причиной большинства недопониманий и разочарований.

В целом же просто смиритесь: вы встречаете не тех, кто уже живёт в вашем подсознании — но только тех, к кому ведут ваши дороги.

Вопрос обычно лишь в том, кто и зачем проложил для вас эту конкретную дорогу.

И что на ней вам, как герою из сказки, свернувшему у путеводного камня на одну из троп, предстоит найти — и потерять.”

из блога демона Шаакси

*

Тишина была вязкой и неуютной.

Мне хотелось её заполнить хоть чем-то, но говорить не было сил: слишком свежо было ощущение последнего, выворачивающего наизнанку диалога.

Разговорчики вроде того, что у нас намедни состоялся, чем-то напоминают забористый алкоголь: их надо закусывать, чтобы не натворить делов. Можно чаем, можно пирожками, можно молчанием.

Я выбрал последнее.

Птица на моём плече тоже помалкивала. Она казалась очень тяжёлой, не то что для птицы, но и даже для человекообразного существа; как неподъёмная кошка из известного даже людям почти-мифа про интересные конкурсы авторства величайшего мастера иллюзий, которая была совсем не тем, чем казалась.

Хотя кошки, конечно, почти всегда — совсем не то, чем кажутся.

Но речь сейчас не о кошках, а о резко отяжелевших птицах.

Мне вспомнилось высказывание: “Страдающий и сомневающийся в своей благодати ангел становится слишком тяжёл, чтобы летать” — и я в полной мере осознал свою тяжкую участь. То есть тот факт, что мне кое-кого в ближайшее время ещё и успокаивать придётся, убеждать, что ничего плохого не случилось, смешить и всё вот это вот. И ведь стану, как миленький! Сам только немного успокоюсь — и займусь, наплевав на гордость, обиду и прочие субъективные, не особенно важные на самом деле факторы.

Я-то знаю: нет на свете ничего хуже для нам подобных, чем не летать.

Хотя эта вот ерунда в тонком ангельском устройстве мне кажется совершенно несправедливой. Вон, тот же старина Ваф просто слишком туп, твердолоб, садистичен и уверен в собственной непогрешимости, чтобы страдать и сомневаться в собственной благодати. То есть, какую бы дичь он ни творил, у него с полётами проблем не будет — а моей птичке страдать от сомнений из-за всякой, по сути, ерунды. Где справедливость? Где логика?..

Хотя, что это я. Конечно, логика в этом есть, притом железная, как кое-чьи перья: ребята вроде Вафа — отличные исполнители небесной воли. Им какую несусветную дичь не поручи во имя торжества великого добра, сделают, ещё и от себя кружавчиков сверху добавят. А вот такие, как мой ангел, из другого теста слеплены: им или проходить один за другим кризисы инициации, поднимаясь выше в иерархии небес… или сгорать в процессе.