Блог демона Шаакси, или адская работёнка (СИ) - Чернышова Алиса. Страница 40

— Да.

— Что заставило тебя так думать?

— Айма не было в офисе, когда я пришёл на работу. Мой коллега сказал, что он был убит экзорцистом с помощью какого-то древнего артефакта. Позже, уже после разговора с тобой, я проверил все записи в базе данных, но они этой версии совершенно не противоречат. С другой стороны, доступ к файлам Айма заблокирован нашим начальством…

— Самим вашим Главным?

Я даже слегка опешил от этого вопроса.

— Не знаю наверняка, но сильно сомневаюсь. Шеф не появлялся в офисе столетия, да и работой нашей не слишком интересуется. Скорее всего, это наш непосредственный начальник или кто-то того же уровня.

— Ты можешь это узнать?

— Сомневаюсь.

— Могу ли я вызвать кого-то из твоего начальства?

— Тоже сомневаюсь. Все начальники отделов не имеют имён… Или, что вероятнее, эти имена известны только Шефу.

Колдун прикрыл глаза.

— Что же, полагаю, это разумно. Итак, поехали дальше. Что заставило тебя думать, что Айм, возможно, жив?

— Один из моих осведомителей, существо не совсем понятной мне самому природы, сказал об этом. Я не знаю пока что, насколько имеет смысл верить ему или не верить. Но для того, чтобы двигаться дальше, мне необходима информация. Я могу искать её по своим каналам, но чем больше правды ты мне скажешь, человек, тем больше времени сэкономишь.

Старик помедлил. Его длинные пальцы выстукивали неровный ритм по подлокотнику.

— Ладно, — отозвался он в итоге. — Но учти, Шааз: я запрещаю тебе с кем-либо делиться этой информацией. И уничтожу, если ты попытаешься навредить мне или Айму с её помощью… Или не справишься со своей работой.

— Договорились, — кивнул я. — Если под “работой” мы подразумеваем поиск правды по поводу того, что случилось с Аймом.

— Хорошо, — старик помедлил, глядя куда-то в пространство мимо меня, а после уточнил: — Ты ведь знаешь, что за отношения связывали меня с Аймом?

Можно было, наверное, подобрать какую-то менее наивную формулировку, но я не стал.

От того, что формулировка кажется наивной, она не перестаёт быть правдой.

— Ты любишь его, — ответил я просто.

Старик моргнул.

— Мне страшно даже предполагать, что демон может в таком контексте подразумевать под “любовью”…

Я фыркнул.

— Да ладно тебе, не говори ерунды, колдун. Могу тебя заверить: мало кто разбирается в вопросах любви лучше демонов — как ни крути, на этом чувстве наша работа во многом строится. Только наивные идиоты считают любовь светлым чувством.

— Пожалуй, — старик помедлил. — В любом случае, это не имеет ни малейшего отношения к тому, что является специализацией инкубов… Забавно, но мне даже хочется тебе рассказать. Почему бы и нет? Видишь ли, дело в том, что однажды у меня был сын. Приёмный: я нашёл мальчика в одной далёкой, жестокой к детям стране. И купил.

— Купил? — ну ничего же себе история.

— Да, так вышло. Я оказался на одном аукционе только для своих. Это было нечто вроде небольшого клуба для тех, кто практикует колдовство и любит скупать всякие диковинки. Как член своей семьи я имею доступ к таким вещам… Там я впервые увидел Джима. Конечно, на тот момент у него не было имени. Ему было восемь, но он едва умел говорить, ни единого дня не посещал школу и пребывал в довольно тяжёлом состоянии, ментально и физически. Его продавали в качестве жертвы для ритуала. Я… по правду сказать, я собирался купить редкий гримуар. Но в итоге потратил все деньги на то, чтобы выкупить Джима.

Губы старика тронула мягкая улыбка, которая часто сопровождает тёплые, но горькие воспоминания.

— По правде, я сам не знал сначала, на кой мне это. Подумывал отдать мальчика родне, но оказалось, что отдавать некому. И тогда я решил: а почему бы и нет? У меня никогда не было детей, да я их и не хотел — всегда полагал, что моя линия на мне же должна кончиться, так будет лучше для всех…

— Почему? — не то чтобы это было моё дело, но по моим наблюдениям носители колдовской крови наоборот всячески пытаются размножиться обо всё, что ни попадя.

— Ах брось, Шааз. Родиться в семье колдунов, имеющей тысячелетнюю историю — значит нести в себе не только долю наследия, но и фамильные проклятия, откаты, тени… Знаешь, моя семья была убита в лагере смерти, когда я был очень, очень мал. Не то чтобы это была необычная судьба для тех времён. Можно сказать, мне с дедом повезло спастись только чудом… Но об этом чуде мы поговорим позже. Сам факт, что я был тогда до крайности мал. А когда всё же вырос, вник в семейную историю и узнал некоторые подробности тех событий — тогда вдруг выяснилось, что люди, принявшие весьма активное участие в смерти моих родителей и сиблингов, всё ещё живы, весьма здоровы и даже очень преуспевают. И я, не считаясь с ценой, исправил эту ситуацию по своему усмотрению.

Что же, это многое объясняет.

— Это многое объясняет, верно? — усмехнулся он. — Как ты лучше прочих понимаешь, у иных видов колдовства есть своя цена. И за убийство во имя мести она весьма высока… Не упоминая уж тот факт, что я был крайне изобретателен в своей мести. Видишь ли, я верил (и предпочитаю верить до сих пор), что человек, написавший донос, в конечном итоге виновнее человека, исполнившего приказ… Впрочем, речь всего лишь о том, что я был молод. И прибегнул к крайне… опасным формам магии.

— Небось, что-то родовое?

— Да. Проще говоря, я убил не только моего обидчика, который на тот момент был весьма стар, но и всех, в ком текла его кровь. Они умерли один за другим от вполне естественных причин, но в поразительных мучениях… И следует отметить, что мой враг был весьма плодовит. И его дети тоже.

Да уж, могу представить.

— Так или иначе, за вещи вроде тех, которые я совершил, положена своя цена. И затрагивает она не только меня, как ты понимаешь. Потому я знал точно, что семьи у меня не будет, и даже не слишком сожалел об этом. Но Джим… Знаешь, мне было жаль, что книги и знания пропадут всуе. И этого ребёнка, которому уготована ужасная смерть или судьба несчастного сироты, мне тоже стало жаль. Я подумал: вот он, тот, кого проклятие не коснётся, тот, кому я могу всё оставить… Был глуп. Непростительно глуп.

Я ничего не сказал. Да и что тут скажешь-то?

— Джим оказался замечательным ребёнком. То есть, поначалу мне пришлось с ним тяжело, но это совершенно нормально, учитывая все сопряженные с усыновлением такого рода детей проблемы. Мне пришлось потратить много сил в первую очередь на то, чтобы адаптировать его, научить читать, подтянуть до уровня сверстников и пережить неизбежно крайне сложный в его случае подростковый и переходный кризис… На это действительно ушло много времени и сил, но оно того стоило. Он вырос умным, сильным и красивым. Был он, правда, по сути скорее дельцом, чем колдуном, но меня где-то это радовало: ты, наверное, знаешь сам, Шааз, как тяжело людям с ярко выраженным колдовским даром среди людей. Ты ведь много таких повидал.

Ну да, много. И среди людей им сложно — но это, конечно, вопрос вкуса.

То есть, существовать в принципе сложно, от этого не убежишь. Но так уж вышло, что для наделённых особым видением открыты не только многие знания с классически сопутствующими им печалями, но и недоступные другим горизонты…

Но и платить за это, конечно, приходится. Что же в этом мире приходит не с ценой?

— Мой мальчик учился в одном из лучших университетов. И, пусть устроил его туда я, спасибо старым друзьям семьи, но успехи Джима стали уже совершенно не моей заслугой. Он отлично учился, лазил по горам, влюбился в замечательную девушку… И стал для меня тем, что порой называют смыслом жизни. Оглядываясь назад, именно в этом и была моя ошибка. Я никогда не задумывался, что магия вроде той, которую я учинил, может быть чувствительна не только к кровной связи.

Старик помолчал. Я чувствовал, что старые, наполовину похороненные воспоминания ворочаются в глубине его души, как нарыв.

— Я ничего не почувствовал, — заметил он в итоге, и за этим “ничего” стояла хорошо знакомая мне благодаря ангелу боль беспомощности и вины. — Силы, что всегда служили мне верой и правдой, показывая сокрытое и позволяя почувствовать далёкое, молчали. Даже когда Джим не отвечал на мои звонки, я подумал: мальчик наверняка развлекается с невестой. Я подумал: молодость. Я занимался старинными рукописями, пока мой сын и его девушка умирали в горах. Позже, заполучив отчёт о его гибели, я узнал: три дня. Три дня он лежал там, в ущелье, рядом со своей мёртвой невестой. Три дня он боролся за жизнь, пребывал в агонии, зная, что я, наделённый пророческим даром, приду за ним. Но я не пришёл… Я не пришёл. Мой дар подвёл меня. Очевидно, это была цена за ту давнюю магию. Оглядываясь назад, это можно назвать жуткой иронией. Такие вещи цепляются друг за друга, не так ли?