Блог демона Шаакси, или адская работёнка (СИ) - Чернышова Алиса. Страница 50

— Умереть, не умирая?..

— Да. Как ни крути, а все человеческие обряды инициации, сонные путешествия, мистерии перехода, трансы и ритуалы зачастую сводятся именно к этому тезису. И сущность их мало меняется от метода к методу.

Я постаралась вспомнить всё, что знаю о человеческой магии, и была вынуждена признать: в словах Пророка есть смысл.

Кто бы, впрочем, сомневался.

— И каким же методом обычно пользуются бессмертные духи? Сомневаюсь, что человеческие мистерии или обряды перехода станут действенны для нас. И ангелы не спят, по крайней мере, ангелы вроде меня точно...

Он тихо рассмеялся.

— О, не волнуйтесь. К добру или к худу, часть проблемы для вас уже решена: вы не привязаны к слабому, полному боли, сложному и требовательному человеческому телу. Вам не нужно искать способа истончить эту связь. Потому, собственно, всё, что вам нужно сделать — упасть вниз.

— Упасть вниз? — теперь была моя очередь переспрашивать только для того, чтобы услышать подтверждение известного.

Понимания и сочувствия в его взгляде прибавилось.

— Путешествие в Нижний Мир, а том или ином его понимании, было и остаётся для светлых созданий самым лучшим и верным способом заглянуть в глаза правде о самим себе. Верно это и для нас с вами, моя дорогая. И хорошо, что вы ангел, а не, например, дух порога или плодородия. Вам нет нужды спускаться в Бездны: семи отражений этого мира будет вполне достаточно.

Ох.

— Но я не знаю, как туда попасть.

— А я думаю, что знаете. И не совсем понимаю, к чему была эта ложь. Не хотите этого делать — не стоит. Мой долг заключается в том, чтобы просто рассказать вам о такой возможности. Вам же остаётся остальное: принять решение и нести всю ответственность за его последствия.

— Шаакси сказал, что для меня очень опасно идти в отражения, потому что я им понравилась, — я подняла взгляд — и вздрогнула.

Глаза Пророка больше не были добрыми, всепонимающими или ласковыми. В них как будто бы разверзлась светящаяся, серая, ледяная, горячая Бесконечность.

— Верно. Именно в этом и суть. Если бы стать подлинным было просто, то грош-цена была бы этой подлинности. Мало сверкать белыми крыльями, чтобы претендовать на истинный свет. Спустись во мрак; вернись, встретив там правду о себе. А потом уже говори о спасении. Пока что единственное существо, которое ты должна спасти — ты сама.

И в этот момент я не могла ни злиться, ни переспрашивать, ни притворяться, что не поняла ответ на вопрос.

Ясно же, что то, что со мной говорило — никакой не Пророк. И с Этим уже не поспоришь, как бы ни хотелось.

*

Этот город полон теней, мостов и отражений.

Он обволакивал меня, как одеяло, ластился, как кот, касался моих крыльев своими ветрами одновременно нетерпеливо и ласково, как старый знакомый.

Это же я, я. Неужели не помнишь? Неужели не узнаёшь? Неужели не помнишь?

Не помню. Хотя знаю, понимаю, что мы встречались. Давно... хотя, по меркам вечных и гордов, совсем недавно.

Те воспоминания, что показал мне Варифиэль, отрывочны — он приоткрыл для меня ровно столько, сколько у него хватило сил. Но мне кажется, я узнаю этот рисунок крыш, эту реку, эти холмы... Думаю, тот разговор, который показал мне Варифиэль, состоялся именно здесь. Здесь я решилась стать ангелом. Здесь он, мой давний друг, протянул мне руку — и я приняла её.

Возможно, потому над этим городом, полным тьмы и теней, мне так свободно и легко.

Я летела над ним в голубином обличье, потому что едва ли сокол, сколь бы ни был моим основным аватаром, был уместен здесь и сейчас. Голуби Шаакси следовали за мной на почтительном расстоянии, как жирненькая и непрерывно воркующая свита: забавно и довольно мило.

Я хорошо запомнила инструкции Шаакси, потому догадывалась, что могу погрузиться в отражения где угодно. Но, как уже упоминал Пророк сегодня, тонко там, где рвётся. Именно потому я решила, что пойти следует той же самой дорогой, которую показал мне Шакси.

Потому очень скоро я стояла, раскинув крылья, на полуразрушенных останках стены старого Града. Надо мной летел гомон людей, пришедших посмотреть на вид, ветер трепал волосы и традиционные ангельские одежды, наполняя силой. Внизу несла свои воды Влтава, и я видела, как приглашающе по ней пробегают волны, не имеющие никакого отношения к обычным речным — отражения звали, манили, как будто предвкушая нашу встречу...

Я прикрыла глаза.

Быть может, стоит отказаться от этого, пока не поздно? Возможно, следует повернуть назад и ждать, пока память о прошлых жизнях вернётся сама, обычным ангельским образом? Но...

Вдох и выдох.

Варифиэль прав в одном: подлинный воин света должен быть решительным. И смелым. Иначе во всём, что мы делаем, нет ни малейшего смысла.

Варифиэль...

А ведь он наверняка огорчён моим исчезновением, ищет меня. Да и вообще, пусть в общих чертах, не учитывающих дела леди Сариэль, ему всё же следует знать, куда я отправляюсь. И что, хотя бы в общих чертах, произошло. И о том, что объявилось Кольцо, ему тоже знать следовало бы — серьёзные всё же вещи, никакие не шутки...

Вздохнув, я быстро вырвала из крыла маленькое пёрышко, нашептала короткое послание и отправила в полёт с ближайшим доброжелательным ветром.

Пускай, ели со мной что-то случится, мой единственный друг хотя бы знает, что именно.

Проследив, как ветер уносит пёрышко прочь, я решительно тряхнула головой.

Ну, хватит откладывать.

Решительно распахнув крылья, я камнем рухнула вниз.

Отступление 6

*

Часто я задумываюсь о том, что есть время.

Я прожил всю жизнь, пытаясь постичь, так или иначе, его свойства. Понять, как быстро удаляется свет от звёзд, и какие временные принципы сопровождают вращение планет на небосклоне, и может ли какой-то предмет существовать вне времени, и как создать совершенные астрономические часы…

Понимание времени — один из ключей, открывающих тайны бытия.

Но нельзя при этом не признать, что особенно неожиданно оказывается взглянуть на время сквозь призму множества жизней — и увидеть, что оно отнюдь не столь линейно, как принято думать.

Сейчас, когда я смотрю в глаза множеству своих жизней, мне начинает казаться, что время — это спираль, сплетённая из бесконечного множества нитей вероятностей и перерождений. Пружина, которой свойственно сжиматься медленно, с усилием, и распрямляться стремительно, неумолимо. А ещё некоторые витки могут проходить столь близко друг к другу, что почти соприкасаются… А быть может, даже и не почти.

Интересно, став ангельским созданием, носителем вселенской мудрости, узнаю ли я, каково время на самом деле? Смогу ли взглянуть на него со стороны, понять, возможно ли путешествовать по виткам спирали — и каков на самом деле её конец?.. Если конец спирали не является также самым её началом — что было бы, разумеется, потрясающим и одновременно почти что ожидаемым открытием…

Сейчас, впрочем, время кажется мне не совсем спиралью, но скорее колесом — одним из тех самых Начал, медленно перемалывающих меня в своих жерновах. Мне кажется, что я горю в невидимом огне, белоснежном, подлинно очищающем… Хотя почему — невидимом? Я ловлю отблески этого огня в отражениях, вижу краем глаза… Я знаю теперь доподлинно, как больно, и сладко, и упоительно это — гореть.

Именно там, где стою сейчас я, проходит та самая черта между духовным и человеческим, к которой стоит стремиться вопреки всем нелепостям трактовки, что вечным ядом отравляет слово Божье в человеческих устах.

Господь дал нам Слова об этом огне, ибо он, пожирая нашу сущность, выпускал нас наружу возрождёнными, изменившимися, преобразившимися, чтобы он шёл вслед за нами в наитемнейший час и был светом, открывающим знания о мире и себе. Там, за этим огнём, лежит умение возрождаться из пепла.

Там, за этим огнём, лежит наша личная вечность.

Этот огонь — то, что объединяет многие воплощения меня. Я был языческими жрицами, что верили в разных богов, и шаманом, что преклонялся духу-оленю, и колдуном, который не верил ни в кого, кроме себя и своего демона, и астрологом при дворе халифа… Этот список можно долго продолжать, но есть нечто, объединяющее эти мои воплощения: рано или поздно, когда пройдены сложнейшие дороги, когда все правила нарушены, когда перейдена грань невозможного, когда испита до дна чаша боли и горечи, когда разум дрожит на грани осознания и прозрения, когда тьма так густа, что кажется непроглядной, когда отдано всё и даже больше, когда смелость взглянуть в глаза своей правде найдена… тогда приходит Он.