Ящик водки. Том 1 - Кох Альфред Рейнгольдович. Страница 19

Поскольку конкретных живых виновных не нашлось, дали десять лет капитану. Он отсидел шесть, вышел досрочно и на воле быстро помер от инфаркта; говорят, сильно переживал.

Свинаренко: Алик! Давай проведем мысленный эксперимент: а если б Андропов выжил?

— Тогда, может, мы б начали реформы чуть раньше. Я имею в виду — экономические. А с политическими были б в полной заднице, конечно. Вон как китайцы до сих пор ходят во френчах.

— Значит, это была репетиция Путина…

— Я не знаю! Нас пытаются убедить многие исследователи, что Андропов был сторонник каких-то преобразований в экономике а-ля либерализм. Но такого же рода легенды ходили и о Лаврентии Палыче! А Хрущ его расстрелял за то, что тот покушался на основы социализма…

— А Малюта Скуратов, случайно, не мечтал построить либеральную экономику? Твердая рука, русский патриот. Может, на Лубянке не Феликсу, а Малюте надо было памятник поставить?

— Экономические воззрения товарища Скуратова мне неизвестны. А насчет патриотизма… Когда патриотом называют человека, который истребляет собственный народ, — это мне не очень понятно… Да к тому ж не разрешает своему народу носить оружие — чтоб легче было давить. Не надо казаться сильным, а надо быть. Рейган из-за лайнера из штанов выпрыгивал — а Андропов спокоен: «Рейган? Кто такой? Почему не знаю?» Мне кажется, Андропов сбил лайнер не для того, чтоб американцам показать, какой он крутой, — а чтоб нам это показать. Подумай над этой версией…

— Подумаю… А еще он стихи писал.

— Да. Поддерживал имидж либерала и просвещенного человека.

Вообще, на мой взгляд, нет ничего более опасного для гражданского общества, чем спецслужбы у власти.

Я в данном случае не конкретизирую КГБ там или ФСБ, ЦРУ, МИ-6 или Моссад. Просто — спецслужбы.

Ведь что такое сотрудник спецслужб, если он хороший сотрудник спецслужб?

Во-первых, он хорошо усвоил, что он — элита нации. При этом не имеет значения, элита он на самом деле или не элита. Важно, что он убежден — элита. Так его учили.

Во-вторых, его приучили к конспирации. Он любит конспирацию, он верит в конспирацию, он ею живет. Он не понимает необходимости публичности власти. Он не верит, что политик может публично заявлять свои мотивы и они истинны. Его учили, что публичные заявления делаются только для отвода глаз, а на самом деле мотивы человека, как правило, низменны и просты: жрать, срать, совокупляться, над златом чахнуть. Он презирает людей.

В-третьих, его научили любить абстрактное государство и абстрактный народ. Просто как термин. При этом для него очевиден приоритет интересов государства над интересами народа. Или иначе: интересы государства и есть интересы народа, а у народа не может быть интересов, отдельных от интересов государства.

В-четвертых, именно в силу специфики спецслужб его приучили презирать закон. Нет такого преступления, на которое бы он не решился ради интересов этого абстрактного государства. Закон — это для плебеев, а он — элита. Он охраняет безопасность государства, населенного маленькими неразумными существами (народ). Ради безопасности этого народа он держит его в неведении относительно своих помыслов и действий и готов брать на себя страшные грехи. Плебеям этого не понять. Он небожитель, и для него есть один закон — его начальник.

Из этих четырех пунктов вытекает необходимость жесточайшего контроля властей над спецслужбами. Властей, не интегрированных со спецслужбами. Товарищ Сталин за тридцать лет своей власти трижды проводил чистки органов, убивая чекистов тысячами (волны Ягоды, Ежова, Кобулова-Меркулова). В США была крупная чистка ФБР после Гувера. Что-то аналогичное, я уверен, было во всех спецслужбах мира.

Если же спецслужбы находятся в подчинении структур, сформированных из выходцев из спецслужб, то есть людьми с описанной выше ментальностъю, то сама метода управления становится непрозрачной. Спецслужбы сами формулируют свои цели, сами ставят себе оценки (всегда почему-то очень высокие), сами себя награждают (секретными указами). Государство превращается в филиал спецслужб. Власть не опускается до полемики даже с конструктивной оппозицией, а на всякие неудобные вопросы отвечает: «Вот вы спросили, зачем мы заложили в бюджет инфляцию не 15, а 12%? Так позвольте вам заметить, что мы знаем истинные мотивы вашего вопроса. Вы ведь не интересуетесь инвестиционным процессом в стpaне. На самом деле вы прелюбодей и тайно посещаете любовницу. Так-то». (Занавес. Полемика закончена.)

Свинаренко: Так… Давай ближе к телу. Значит, в 83-м поехал я в Германию, с так называемым поездом дружбы — наш пролетариат повезли выпивать с ихним пролетариатом. Ну, встреча, речи с трибуны, банкет. Наутро меня поднимают наши: «Игорек, либо мы помрем, либо ты нам поможешь найти чем похмелиться». — «Так в чем проблема, вон через дорогу универсам, берите там что хотите и похмеляйтесь». — «Ну, так не бывает, сейчас же семь утра, еще не дают, надо с грузчиками договариваться…» Ладно, повел их в магазин. А там в широком ассортименте выпивка от пива до ликеров, и закуска любая — и все почти даром.

— Как оно и должно стоить. А то ведь нам наше правительство тогда объясняло, что делает огромное одолжение тем, что дает людям возможность выпить. Оно из этого сделало любимое развлечение народа, потому что водку тяжело было достать!

— …и мне мои пролетарии в гэдээровском универсаме говорят: «Что ж мы, дураки, поженились! Мы б могли на немках жениться и жить тут! Водка дешевая, пива навалом, девки дают, чего ж еще?» Люди родину готовы были продать за кусок салями, вот до чего их партия довела. Они переживали, плакали, блевали — в общем, непросто им было смотреть на жизнь ГДР. Заезжаем в деревню — мой пролетариат не верит, что деревня: как, там ведь дороги, фонари, водопровод и канализация. Тяжело было в социалистической Германии в этом смысле нашему пролетарию — не знаю, как с этим у Путина. А комитет тогда был очень строг, за нами присматривали, чтоб мы ночевали каждый в своей койке, — это, кстати, о кагэбэшниках в Восточной Германии. И чтоб повидаться с девушкой из местных, надо было такую конспирацию разводить…

— А перед кем они боялись, что ты потеряешь облик советский? На Запад оттуда не сбежать было, Штази из-под земли б достала… Что касается самих восточных немцев, то они прекрасно знали наш облик…

— Там глубже было. Нас как-то на 7 ноября, когда я в Лейпциге учился, вызвали в советское консульство — флаги там, пионеры, музыка — и толкнули с трибуны лекцию про то, что все немки б…и и вступать в связь с ними можно, но если кто женится — кранты, сразу отзывают в Союз и отправляют в армию. И все это подавалось под красным знаменем, перед бюстом вождя.

— А почему нельзя жениться?

— Ты меня спрашиваешь? Откуда я могу знать… Лично я не женился. Может, боялись, что наши туда повалят валом, потом начнут дальнюю родню перевозить… А скорей всего, чтоб избежать конфликтов и лишнего напряжения. Я вот помню, пару раз почти совсем было дрался с немцами в те времена, но они каждый раз отступали. Потому что они хотели просто слегка подраться, по пьянке, а я шел на них и рвал тельняшку на груди — типа иду на смертный бой, сейчас кому-нибудь горло перегрызу. Ну, тебе этого не понять.

— Скажи, пожалуйста, вот тогдашний уровень жизни ГДР выше был теперешнего российского или ниже?

— Мне кажется, у них было лучше. Там было товарное изобилие при высоких зарплатах.

— Ну насчет жратвы ладно, но шмотье их говенное было.

— Им нравилось. К тому ж западного товара было полно. Гэдээровские левые джинсы стоили 120 восточных марок, a Wrangler у фарцы — 160. Купи и носи себе. Ну, на машины была очередь, лет на десять. Но квартиры там только ленивым не давали. Я вспоминаю ту их жизнь — хорошо, уютно…

— Но почему ж они до сих пор не могут вписаться в западную жизнь? Присоедини Москву к ФРГ — через год все впишутся: и рабочие, и путаны…

— Хороший вопрос. Думаю, это потому, что у них была холодная гражданская война. Правительство ГДР давало понять своему народу — вот, мол, русские победили фашизм, стало быть, они круче. А ваши отцы и деды воевали за Гитлера, их надо стыдиться. И так власть воспитала в своем народе комплекс неполноценности страшный. В пьяном виде восточные немцы то и дело мне жаловались, что никто их не любит, и это 76 справедливо — за что ж их любить. Я их утешал, говорил, что и нас, хохлов, тоже не любят, но нам плевать. А западные немцы покаялись, стали евреям давать деньги и квартиры, и в кибуцы ездить. То есть западные немцы как бы искупили вину за фашизм. А восточные не искупили вину за коммунизм, потому что коммунизм — это типа замечательно.