Ящик водки. Том 1 - Кох Альфред Рейнгольдович. Страница 42

— Все равно мне не понятно.

— Ты меня зря ставишь в такую позицию, что я тебе должен отвечать за КПСС. Да на хер она мне сдалась!

— Но ты как инженер человеческих душ должен понять, почему коммунисты возлюбили институт семьи. Тот самый, который в конечном счете и разрушил социализм.

— Как — разрушил? Почему именно этот институт?

— Потому что он привел к обособлению части имущества. К частнособственническим инстинктам. К защите именно своих детей, а не всех подряд. Семья разрушила коммунизм! Почему крестьянин не хотел своих быков вести на колхозный двор? Да потому что у него была семья…

— Тут, может, еще быть такая линия. Когда русский мужик разводится с женой, начинает жить один, он тогда перестает бриться, с утра пьет водку, кладет на все, на работу не ходит — известные все дела.

— А, так это у них был утилитарный подход?

— Вполне возможно!

— «Поскольку мы, коммунисты, с пьянством русского народа справиться не можем, пусть с ним справляются жены!» Так?

— Конечно! Ты что, не замечал такого? Женатый человек всегда умыт, приличный такой, а разведется—и все, он уже как скотина… Уже у него на квартире начинают собираться местные алкоголики, уже мебель вся распродана, бутылки выкидывают в окно, кого-то трахают в уголку на старом пальто… Приют уже, короче, блатных и нищих.

— А на работу — забили.

— Конечно. И член партии уже неотличим от бомжа.

— А что говорить тогда про беспартийных?

— Беспартийным вообще конец. Русский мужик — он как дитя. За ним мать сначала ходит, по сусалам дает, в школу заставляет ходить. Потом жена принимает эту эстафету — берет на себя эту благородную неблагодарную миссию… А не дай бог человек остается без хозяйки — слово «хозяйка» тут ключевое, — пиздец ему. Он бесхозный. И статистика подтверждает: человек женатый живет дольше, и у него здоровье крепче. А почему? Да просто жена не дает ему пить, не пускает слишком часто на блядки! Как-то пытается его ограничивать и держать в рамках. Вот так и партия.

— Которая стала защитником мелкобуржуазных устоев.

— Ну а других-то и не бывает, давай скажем об этом прямо!

— Ну почему, бывают еще крупнобуржуазные устои! А кроме этих двух других нету, это точно…

— А тот миссионер от экономики, ну, тульский, самое смешное, он после развода быстро осознал свою ошибку — и женился обратно на все той же жене. Он пытался им доказать, что морально он перед партией чист. Даже когда он с женой состоял во временном разводе, он все равно не имел никого, а только мозги пролетариям засирал насчет экономики. А ему говорят: по сути, ты прав, а формально ты ведь развелся, а после женился. Вот видишь — они его одну жену рассматривали как двух отдельных женщин. Короче, ту заметку порвали и выкинули. И теперь сегодня мне старые товарищи, бывшие начальники, говорят — что ж ты нам приносил такие скучные заметки, а интересные не приносил — они не помнят, как панически они тогда боялись интересного. Они забыли, какими они были трусами пятнадцать лет назад! Забыли, на что у них тогда хватало ума!

— Так там крамола была в том, что он временно развелся? Чем им та заметка не нравилась?

— Мне тот начальник объяснил. От рабочего клуба, говорит, один шаг до независимых профсоюзов, а от тех уже полшага до посягательства на шестую статью Конституции.

— О руководящей и направляющей?

— Да… Прежде вся фронда в рамках комсомольской прессы проходила, а тут я почувствовал, что уперся в стену. Ниже талии нельзя, ну никак. Это талия, а жопу — нельзя трогать. Ну за сиськи похватать можно — вот типа такой был предел легальной критики. Жопу же девичью не тронь… Понятно?

— Да.

— Вот так оно и шло. Мелкие перепалки с калужскими функционерами… И бурная личная жизнь. Я ж как раз был не женат. Приключения, разборки — это утомляло. Ты женатый, ты уж забыл, как это — на любовном рынке выступать как добыча… Ты как человек, на тот момент женатый, ничего не можешь рассказать о своей личной жизни…

— Не могу… А вот знаешь, в древнем мире государства делились на теократические и светские. Теократическое было как устроено? Владелец государства и народа — это господь. Люди поклонялись учению, и главными были жрецы и военачальники. Другой тип — это светское государство. Во главе стоял вполне светский император, который вполне светскими методами управлял. Потом стали придумывать, что он бог или полубог.

— Типа полукровка.

— Да. Так вот, если говорить о системе управления, то нынешний режим я отношу к светскому государству. Во главе император, его особа не подлежит критике. А все остальное можно критиковать в пределах разумного. И там какой-то позитив рождается. А коммунизм — это было теократическое государство. Вот вы товарища Брежнева в принципе можете критиковать сколько угодно, но вы поймите, что он сам по себе — дерьма кусок. Он же просто проводник воли божества, священного учения. И когда он раскрывает рот, то это не он лично говорит, не какой-то плотский человек из Днепродзержинска, и, критикуя его, вы уже покушаетесь на основы, на нашу религию. Сам товарищ Брежнев ничего не стоит, он просто проводник и жрец. Он оракул! Ему сказали — он передал.

— Такая типа весталка.

— Да. Точно, Сивилла. Поэтому коммунизм в российском исполнении был теократическим государством. Абсолютно религиозным! И поэтому он не принимал религиозных деятелей других религий вообще. Потому что он с ними на одном поле конкурировал!

— Я тебе скажу, что некоторые русские батюшки современные, когда их спрашиваешь: «А почему надо стоя молиться в русских православных храмах, в то время как другие конфессии разрешают молиться сидя? Да и православные на Балканах — тоже сидя», — так батюшки на это отвечают, что люди приходят в храм не для получения удовольствия, но чтоб совершать подвиг самоотречения. И ведь где-то мы это уже слышали, про подвиг! Вот этот аскетизм, горящие глаза, требование самоотречения… Вот потому большевизм в России и пошел так хорошо!

— Да… Приучили к подвигу…

— Даже термины те же! Большевики действительно работали на этом поле. Смирение плоти… Зачем вам жрать колбасу? Вон морковок поешьте, и хватит. То есть большевизм эксплуатировал вековые привычки народа. И, кстати, ты вот говоришь, что большевики защищали семью. Именно они запретили аборты! В 1937 году. Товарищ Сталин это сделал. Хотел укрепить — семью не семью, но нравственность.

— Ему в семинарии вдолбили в голову представления о правильном и неправильном.

— Так, так… Ничего не забыли из 86-го? А, постой, Чернобыль же еще был в 86-м. Это случилось перед майскими, какого-то там апреля. А объявили после праздников.

— Только потому, что голоса начали верещать чуть ли не на следующий день. Тучи же пошли.

— А я с 1 по 3 мая того года находился на рыбалке на речке Рессета. Это на юге Калужской области. На границе с Брянской.

— С Бря-я-нской!

— Да, Брянской! Ха-ха-ха! Которую потом объявили зоной поражения! Рыбалка наша заключалась в том, что целыми днями мы сплавлялись на резиновых лодках, причем течение слабое, еле заметное — и закидываешь спиннинг. Щучки там, окуня… Целый день на воздухе! Вся радиация твоя! Вся пыль на голову сыпется! Так мы плыли по чернобыльской зоне… Коля Низов, главный наш рыбак и заводила, он все выходные и отпуска — обязательно на речке. Помер в расцвете лет, что-то у него с кровью было, ему и полтинника не стукнуло. Не шутки это — плавать по чернобыльским местам.

— Да… А я в 87-м, когда устроился в «ящик» работать и у нас был отдел радиологической защиты для, возможно, подлодок, поскольку институт был минсудпромовский, — так идешь мимо отделения…

— И сразу у тебя не стоит.

— Не-е-е… Каждый день — некролог, портретик… При исполнении… Кандидат наук… Их целыми лабораториями отправляли в Чернобыль радиологическую защиту ставить — и все они помирали…

— А Коля помирал, говорил — похороните мои кроссовки походные на речке, где рыбачил. И что ты думаешь — похоронили.